Тиран

Киний принял это за признание — которое ему, конечно, не было нужно.

— Их двум товарищам это не удалось. Если эти попробуют и не справятся, я убью тебя.

В руке у Киния все еще была сакская плеть — плеть Страянки. Рука слегка дрожала — от страха и усталости. Конечно, он пугает. Вряд ли он способен выдержать вторую схватку.

Но угроза дошла до архонта. Он резко повернул голову, словно впервые уделил Кинию все внимание.

— Думаешь, ты с ними справишься? — и уже медленнее добавил: — Их товарищи напали на тебя? Где?

Киний пожал плечами.

— На улице. Разве это важно? Можем мы наконец перейти к надвигающейся войне? Я служу тебе и этому городу. И пришел — несмотря на нападение, — чтобы доказать, что говорю правду.

Архонта, казалось, тронули эти слова — даже поразили.

— На тебя напали. И ты все-таки пришел.

Он взглянул на Кира.

Тот еле заметно кивнул.

Архонт внимательно осмотрел Киния.

— Кажется, я недооценивал тебя, — сказал он. — Расскажи мне об этой войне. Аполлон свидетель, последние три дня и так выдались нелегкие. Новые дурные вести сведут меня с ума.

— Сюда идут македонцы. Царь саков ждет, хочет поговорить с тобой о союзе. Аполлон и Афина мои свидетели: я не устраиваю никаких заговоров, чтобы захватить город.

Киний чувствовал, как его отпускает после схватки. Всего шесть дней назад он выступал против войны с Македонией. Во время схватки на улице… а может, в этой комнате, где богатства и ароматные курения способны его задушить… в его голове что-то сместилось.

Архонт поднял руку, и Кир вложил в нее новую чашу с вином. Потом архонт посмотрел на Киния.

— Где этот царь разбойников?

Киний встретил взгляд тирана.

— Сразу за городской канавой. В имении Гратиса.

Архонт театральным жестом отрицания выставил ладонь и покачал головой.

— Ну почему? Почему македонцы хотят захватить мой город? Я уже заплатил им большую дань, чтобы они пошли куда-нибудь в другую сторону. — Он встретился взглядом с Кинием. — Мы не можем воевать с македонцами.

Киний стоял неподвижно. Согласен ли он с этим? Он уже начал обдумывать поход по бесконечной травяной равнине. С десятками тысяч сакских всадников, у одного из которых темно-синие глаза…

Неожиданно он понял, что течение его мыслей полностью изменилось, словно по воле одного из богов. Сердце забилось чаще. Похоже на безумие.

— Поговори с царем, — осторожно сказал он.

— Знаешь ли ты, что собрание созывалось по моему капризу и принимало все, что я предложу? — Архонт посмотрел сначала на чашу, потом на Киния. — Они любили меня, Киний. Я защищал их от степных разбойников, они богатели в мире и любили меня. А теперь они готовы восстать — и ради чего? Этот щеголь Никомед сможет защитить их от разбойников не больше, чем шлюха с агоры. А теперь ты с разговорами о македонцах и войне… Что может степной разбойник сообщить мне о македонцах? — сказал он. — Ну, возможно, это неважно. — Он говорил пьяным голосом, слезливо и устало. — Думаю, я слишком долго ехал на этой лошади, афинянин. Не могу вспомнить, как добиться их согласия. — Он махнул в сторону от мегарона, по направлению к городу, и горько рассмеялся. — Пусть Антипатр придет и разгонит собрание. И посадит нового тирана. Например, Никомеда.

Киний приблизился к трону из слоновой кости. Непрошеные слова рвались с его губ; мысленно он видел обе свои кампании: первая — поражение Антипатра, вторая заставит тирана противостоять незваным гостям. Он вспомнил Ахилла на берегу, его гнев, обращенный против Агамемнона, а потом его покорность совету богини [59] и потому заговорил медоточиво.

Ведь, хоть это и невероятно, его изгнание из Афин устроила сама Афина, именно ради этого. Ему, конечно, лгали. Но теперь ему совершенно ясно — так ясно, словно Афина сама шепнула ему это, — что Ликург [60] и его сторонники отправили его в Ольвию остановить Антипатра.

59

Эти события описаны в первой главе «Илиады» Гомера.

60

Речь идет об афинском государственном деятеле и ораторе середины IV в. до н. э., а не о знаменитом спартанском законодателе.

Да. Сладкие речи. Слова возникали в его сознании, словно кто-то их нашептывал, и он повторял их.

— Угроза со стороны македонцев объединит твой город, — сказал Киний и по лицу архонта увидел, что стрела попала в цель. — А царь может оказаться более надежным другом, чем ты думаешь, архонт. Мир на равнинах и больше зерна на наших кораблях.

Архонт хмыкнул.

— Сомневаюсь, чтобы разбойники могли спасти мой город, — сказал он, но подпер рукой подбородок и задумался. — Как только станет известно, что Антипатр приближается, город опустеет.

— Зимой не опустеет, — ответил Киний. — А к весне мы ценой небольших усилий создадим союз, который остановит македонцев на сакских равнинах.

В его голове рождались планы, готовые излиться в словах, если он разрешит, но он сдерживался.

Архонт покачал головой.

— Ты пьяней меня. — Он допил вино. — Ничто не остановит македонцев. Кому знать это, как не тебе? Ты сочиняешь прекрасный сон, и надо отдать тебе должное: македонская угроза прекратит разногласия в городе, словно по волшебству, но — нет. Нет, я пошлю тебя к Антипатру по суше — немедленно. Если ты верен мне, купи для меня мир. Ты знаешь этих людей. Ты можешь заставить их слушать.

— Едва ли, — ответил Киний. «Я их ненавижу», — неожиданно понял он. Он вспомнил, с каким пренебрежением в войске Александра относятся к грекам, вспомнил, как его обходили повышениями, как Македонец вышвырнул его из войска. Как будто все шрамы нарывали, и теперь вдруг эти нарывы прорвало. «Я их ненавижу».

— Я сделаю тебя богачом. Тебя сделали гражданином — ты знаешь? И избрали гиппархом. А ведь ты прожил здесь всего месяц. Конечно, я решил, что ты нацелился на мой венец. — Архонт поднял чашу. Кир наполнил ее. Другие рабы не показывались. — Мой отец был наемником. Я знаю, что да как. Ты не застанешь меня врасплох! — крикнул наконец архонт, вскочил и сердито посмотрел на Киния.

Киний не обратил внимания на страхи архонта.

— Что бы ты ни предложил македонцам, они придут, — сказал он с напускным терпением. — Антипатру нужны деньги и нужна война, чтобы держать в узде соперников. Спарту он все еще побаивается. Остаемся мы. Якобы легкая добыча. А власть над Эвксином укрепит власть Антипатра над Афинами — и над всей Грецией.

Архонт обеими руками потер лицо, как актер, удаляющий грим.

— Афины… да, Афины из которых тебя, предположительно, изгнали. Афины, которые, вероятно, послали тебя сюда. Мне на замену? Я всегда был верен Афинам.

Киний помолчал, как человек, который идет болотом и внезапно обнаруживает под ногами предательскую поверхность.

— Клянусь Зевсом, я здесь не для того, чтобы сместить тебя!

Но архонт не слушал.

— Я предложу стать зависимым от Македонии — править от ее имени. Платить налоги. Те, что плачу Афинам. И даже больше.

Киний посмотрел на него с отвращением.

— Архонт, если македонцы захватят город, они и так получат все. А мои источники сообщают, что Антипатр хочет войны. Ты слушаешь меня?