Тирания мух

А если он и заметил, похоже, его это не волновало. Усатый дедушка заходил в дом прямо в сапогах, топая на пороге, чтобы стряхнуть с них грязь, и громко спрашивал:

— Ну-ка, Касандра, куда это ты спряталась?

По заведенному между ними порядку Генерал повсюду ее искал, улыбаясь и потирая руки.

Он никогда не приходил без подарков.

Зайдя в дом, Усатый дедушка превращался в гостеприимного хозяина. И неважно, что дом принадлежал не ему. В конце концов, страна была в его руках и этот дом находился внутри принадлежащей ему территории. Там все подчинялось законам вождя, и все об этом знали. Охрана оставалась на улице — в то время враги еще не пытались убить Усатого дедушку. Дом был мирным и спокойным — безопасным местом, где жил человек своего времени, преданный своей стране, Усатому дедушке и традициям идеальной семьи.

Старый генерал казался Касандре смешным, очень высоким и неуклюжим. Иногда худым, а другой раз — толстым. Усатый дедушка имел привычку на все указывать пальцем, словно разграничивая для себя важное и второстепенное. Он тыкал во все, даже в медали отца:

— Слушай, напомни-ка, когда я дал тебе эту медаль?

— Д-два года назад, мой Генерал.

— Точно, два года назад. А за что я тебе ее дал?

Отец начинал долго и немного путано объяснять свои заслуги, и вскоре Усатый дедушка уставал от стольких подробностей.

— Ладно, ладно, я вспомнил, — обманывал он.

Ему нравился кофе. Без сахара. И очень сладкие десерты. Он был человеком контрастов. Особое обаяние ему придавали усы — не очень короткие и не очень длинные, не слишком неряшливые, но в то же время и не чрезмерно ухоженные. Усы Генерала наглядно воплощали принцип золотой середины, если не сказать — греческого золотого сечения, которое, как все знают или, по крайней мере, должны знать, являет собой меру всех вещей. Поистине классические, царские, сократические усы. И единственная совершенная часть его тела. Все остальное выглядело, скорее, очень посредственно. Даже униформа. С утра одежда сидела на нем безупречно, но по прошествии времени начинала мяться, теряла форму, покрывалась отпечатками ладоней и кулаков, в зависимости от настроения Генерала в конкретный день.

Касандра была очарована его усами.

— Подойди сюда, Касандра, сядь, — звал ее Генерал, устроившись поудобнее с сигарой и чашкой горького кофе.

Девочку не беспокоил табачный дым, но Усатый дедушка всегда гасил сигару, когда та была рядом.

— Угадай, что я сегодня принес тебе в подарок!

Это было несложно.

— Куклу.

— Какая ты умная девочка, Касандра!

Не нужно быть большого ума, чтобы знать: Усатый дедушка любит дарить кукол. В течение многих лет Касандра получила в подарок бесчисленное их количество.

— Нет ничего прекраснее кукол, — всегда повторял Генерал, сияя при этом, как маленький мальчик, обожающий игрушки.

Касандра ему подыгрывала. Это было их тайное соглашение. Девочка ставила всех своих кукол вокруг Усатого дедушки, и он опускался рядом с ней на колени, внимая ее выдуманным диалогам. Кукла, веди себя хорошо и съешь все до последней крошки. Тебе не нравится рис? Тогда я тебя накажу.

Кукла, что с тобой? Почему ты не смотришь мне в глаза? Кукла, ты и правда постоянно витаешь в облаках. И все в таком духе — выдуманные диалоги, которые Касандра произносила перед Генералом, лишь бы видеть его идеальные греческие усы. Между тем отец пытался разными способами вклиниться в их разговор и занять свое место во взаимодействии между Генералом и дочерью. Он хотел использовать возможность превратиться из доверенного человека в человека, вхожего в семью — семью Усатого дедушки. Пока отец что-то говорил, болтал и заикался, Генерал кивал, словно с чем-то соглашаясь, а Касандра задавалась вопросом, как Усатый дедушка выносит идиотские выходки папы. Когда ему наскучивала чушь, которую нес отец, Генерал делал жест, означавший: «ты мне надоел», и это движение, не требующее ни единого слова, само по себе звучало как резкий и безжалостный, словно выстрел, приказ.

Если Генерал был в хорошем настроении, то добавлял:

— Расслабься и радуйся своей дочери. Она скоро вырастет.

Касандра обладала более острым и быстрым умом, чем ее отец. Постепенно она стала садиться на колени Усатого дедушки. Этой привилегии удостаивались только избранные дети, те, кто появлялся на телевидении, когда отмечалась какая-нибудь важная дата или нужно было показать Генерала как отца народа. Детей специально подбирали. Их выбор призван был продемонстрировать все многообразие страны. Но Касандра знала, что была еще более особенной, чем дети, которых показывали по телевидению и снимали для интервью, потому что встречалась с Генералом в реальной жизни, где он был всего лишь Усатым дедушкой.

— А почему у тебя усы? — однажды спросила она.

Возмущенный взгляд отца был полон упрека. Папа громко позвал дочь по имени, и Касандра вся сжалась, сделав вид, будто очень испугалась. Этого оказалось достаточно, чтобы Генерал недовольно пошлепал губами и посмотрел на отца. Теперь отец почувствовал на себе, каково это, когда тебя ругают. И разумеется, это чувство ему не понравилось. Никому не нравилось, когда Усатый дедушка недовольно шлепал губами.

— Потому что усы — это очень интересно, — ответил он девочке.

— Интересно?

— И загадочно. Например, если я засмеюсь, никто не сможет узнать этого наверняка. А если я зол, под усами незаметно, как я поджимаю губы. Усы — это как маска, Касандра. Ты же знаешь, что такое маска?

Касандра знала, но помотала головой.

— Маска может быть оружием. И любой умный человек должен иметь хотя бы одну.

— Значит, папа не умный?

Генерал засмеялся, чуть не захлебнувшись слюной.

— Ох уж эти дети, — с усмешкой посмотрел он на отца, хотя его ответ предназначался Касандре. — Поверь мне на слово, лучше, если у твоего отца не будет усов.

— Почему?

— На самом деле, почемучка, мне не нравится, когда пытаются быть на меня похожим. Подражатели всегда обречены на провал.

По какой-то странной причине, услышав это, отец задрожал, и Касандра почувствовала себя сильнее его, намного сильнее, потому что Усатый дедушка, казалось, любил ее больше, чем отца и его медали. Например, он не помнил, почему или когда вручил награды отцу, но прекрасно знал имена всех кукол Касандры и мог назвать день, когда подарил ей каждую из них.

— Можно я буду называть тебя дедушкой? — спросила Касандра.

— Почему же нет? — почти с нежностью улыбнулся Генерал.

— Мой Усатый дедушка?

Генерал не ответил, но Касандра отлично знала, как выглядит лицо растроганного взрослого.

Это знание тоже было оружием.

В летний зной мух становилось все больше.

Лето было куколкой, из которой они появлялись.

С тех пор как медали отца утратили значимость и Усатый дедушка перестал приходить к ним домой, для всех членов семьи были установлены новые законы неукоснительного исполнения.

— П-произошла какая-то путаница, — заикался отец, нервно сжимая руки. — Генерал справедлив, он не может судить обо мне по тому, что с-с-сдела-ли эти предатели родины.

Предателями он называл дядю и тетю.

Они оказались единственными нормальными людьми, которых Калеб когда-либо встречал. На самом деле ему почти не с чем было сравнивать, потому что в их семье человеком, который наиболее отвечал критериям нормальности, была мама с ее книгами по саморазвитию и групповой терапии; ее ненависть ко всем трем детям настолько бросалась в глаза, что, по мнению сына, немного постаравшись, ее могли почувствовать даже мухи. Об остальных он предпочитал не вспоминать.