Точка Бифуркации XIII

— Эти с-с…стервы всё знали?! — голос графини задрожал, как и её тело, по мере того как к ней приходило осознание.

— О, кажется, ты начала догадываться, — Алексей вновь отвернулся к окну. — Что ты там про любовь хотела мне сказать?

— Ничего! — выкрикнула девушка, и в тот же миг лицо её исказилось, губы задрожали и, не удержавшись, она опустила голову в ладони. Слёзы хлынули безудержно. Сперва это были лишь всхлипы, короткие, сдержанные, затем — всё громче, надрывнее, не поддающиеся контролю.

Алексей молча слушал в тишине. Он не двигался, не оборачивался, только на мгновение прикрыл глаза, будто утомляясь от назойливого ребёнка.

— Можешь не стараться, — коротко качнул головой он, нахмурившись. — Меня изначально нельзя было задеть подобными соплями. Но теперь, наблюдая как вы все будто под копирку пытаетесь использовать этот приём… я стал и вовсе непрошибаем.

Девушка резко замолкла и, отвернувшись от князя, по его примеру уставилась в окно. Не было больше театральных всхлипываний, надрывных рыданий и даже, самой себе на удивление — демонстрируемой ранее злости.

— Тебе что, совсем всё человеческое чуждо? — её голос стал глухим, почти пустым.

— Ну почему же… — неожиданно серьёзно задумался Черногвардейцев. — Похоть… похоть и жажда крови — они меня одолевают нередко.

Он усмехнулся и, скользнув взглядом по её отражению в стекле, добавил:

— Кстати, последнее — это ещё один повод не вмешивать в наши с тобой дела твоих родственников.

Графиня отшатнулась, инстинктивно прикусив губу, в её взгляде на мгновение отразились страх и нерешительность. Но любопытство или внутренняя уязвлённость взяли верх, и от возникшего в голове вопроса она всё же отказаться не смогла:

— А семья? Дети? Тебе ведь всё равно нужны будут наследники.

— Вот когда будут нужны, — спокойно ответил он, — тогда и будем действовать.

Бросив последнюю фразу, Черногвардейцев развернулся и прошёл мимо замолкшей девушки, не задерживаясь на ней взглядом. Запах графини — цветочный, терпкий, чуть влажный — остался висеть в воздухе. Она не пошевелилась.

Шаги князя стихли, едва он оказался за дверью. Аристократка осталась одна в тишине, стоя у окна с поблёкшими губами и размазанной по щеке помадой — привести себя до конца в порядок она так и не успела. Во взгляде девушки не было ни любви, ни обиды. Только — пустота. Она знала на что шла и понимала как высоки ставки. Но возможный приз того однозначно стоил. Не получилось? Ну что ж… вряд ли кто-то в трезвом уме посмеет её осудить за попытку.

* * *

— Господин Ивачёв? — со стуком входя в кабинет, произнёс высокий плечистый мужчина в строгом чёрном костюме, аккуратно прикрыв за собой массивную дверь из тёмного дерева.

Комната, в которую он вошёл, была обставлена строго и со вкусом: тяжёлые книжные шкафы по стенам, массивный письменный стол из красного дерева, заставленный стопками бумаг, папок и чернильниц. Слева от окна, затянутого тяжёлыми шторами, стоял глобус на бронзовой подставке, а в правом углу пылился граммофон. В воздухе витал этот особый запах старой канцелярии.

— Там на табличке всё написано, — не отрываясь от бумаг, разложенных на столе перед ним, холодным, едва раздражённым тоном отозвался хозяин кабинета.

— Фёдор Борисович, я к вам с посланием от моего господина, — выдержав паузу и абсолютно не обращая внимания на тон собеседника, произнёс вошедший, останавливаясь напротив стола.

— От кого именно? — наконец оторвав взгляд от документов, поднял голову Ивачёв. Его лицо оставалось спокойным, но глаза сузились. Он быстро пробежался взглядом по фигуре визитёра.

— От Его Светлости, князя Черкасова, — с лёгким наклоном головы отозвался мужчина, и хотя в его голосе не звучало высокомерия, имя было произнесено с показной гордостью.

— Вот как… — медленно протянул Ивачёв, откинувшись в кожаном кресле и сцепив пальцы перед собой. Его тон остался ровным, но в глазах мелькнул интерес. — И чем же моя скромная персона заинтересовала столь влиятельного господина?

Говорил Ивачёв без какого-то явного неуважения в голосе, но в его тоне ощущалось плохо скрываемое безразличие — мужчина давно присягнул на верность совсем другому сюзерену, и даже будь у него на то желание, служить кому-то иному позволить себе отнюдь не мог. Он знал цену предложениям и обещаниям, особенно когда за ними маячили амбиции таких фигур, как Павел Игоревич Черкасов. Связи, влияние, деньги — всё это уже мало волновало Ивачёва, так как дом, которому он служил, с лихвой закрывал все подобные потребности.

— Мы собираем в одну команду ряд талантливых артефакторов, известных своими достижениями по всей Империи, — заговорил вошедший, наблюдая за лицом собеседника. — И всё это делается в рамках стратегической инициативы. Планируется развернуть масштабные работы по созданию нового экспериментального оружия и систем противодействия… хм, одной, скажем так, силе, стремительно набирающей влияние в стране.

Ивачёв слегка приподнял бровь. Он не любил недомолвок, а особенно — когда ему пытались скормить их с пафосной интонацией.

— Уже догадываетесь, о чём речь? — пристально глядя в глаза артефактора, произнёс визитёр, словно намеренно затягивая момент истины.

— С кем имею честь? — приподняв подбородок, промолвил Фёдор Борисович после короткой паузы.

— Алан Сторчев, — представился тот с лёгким кивком головы.

— Вот что я вам скажу, Алан: не тратьте моё время, пожалуйста — не говорите загадками, — бросил Ивачёв, впрочем, заинтересованного взгляда скрыть ему всё же не удалось. — О какой такой «силе» идёт речь?

Сторчев улыбнулся одними лишь уголками губ и подошёл ближе к креслу, за которым сидел Ивачёв. Он вытащил из внутреннего кармана папку, плотную, без опознавательных знаков, и с лёгкой усмешкой произнёс:

— Бросьте, Фёдор Борисович, сейчас всех думающих людей беспокоит усиление «тёмных», в частности, мы говорим про род Черногвардейцева, — на этих словах он раскрыл перед собой папку с документами и аккуратно развернул её так, чтобы собеседник мог рассмотреть вложенные материалы. На первой же странице оказалась фотография. — Думаю, вы узнаёте это лицо, — он постучал пальцем по изображению.

На снимке был молодой светловолосый мужчина с аристократичными чертами лица, одетый в строгий форменный мундир. В его взгляде было что-то жёсткое, властное и одновременно мудрое, будто он прошёл слишком большой путь для своего возраста. Свет и тень на фотографии подчёркивали мрачную харизму того, кого называли Князем Тьмы нового времени.

Фёдор Борисович Ивачёв, мужчина худощавый, с выправкой и холодным прищуром, не сразу отреагировал. Его взгляд пробежался по фотографии, задержался на лице изображённого, а затем медленно поднялся к стоявшему напротив гостю. Он скрестил руки на груди и поджал губы, всем видом выражая молчаливое сомнение.