Точка опоры

– Господин ротмистр, вот улика!..

– Так, тэк... Благодарю за усердие.

Ротмистр, взяв адресованное Фекле письмо, которое Пантелеймон Николаевич не успел зашифровать, сел боком к столу и заговорил с расстановкой:

– Ну-с, господин Лепешинский, вы уличены. Позвольте узнать, кто такая "Ольга"?

– Моя жена. И дочка тоже Ольга.

– Допустим... О Фекле не спрашиваем: знаем - преступная "Искра". А кто такой "Борис", который "почему-то не явился"?

– Отказываюсь отвечать.

– А "Касьян", "Клэр", "Курц"? Тоже отказываетесь? Напрасно. Ваше преступное сообщество прояснено. Да-с, раскрыто. И ваш "Касьян" у нас в руках... Потом пожалеете, если не последуете моему доброму совету. На вас будет заведено новое дело. Будет вторая ссылка. Если не хуже.

– Избавьте от разговора.

– Пожалуйста... Так и запишем в протоколе: отвечать отказался.

Лепешинского увезли в Петербург...

Питерского делегата жандармы схватили на даче возле какой-то пригородной станции. Из делегатов совещания уцелел Петр Красиков. И сумел увернуться от ареста Левин из "Южного рабочего". Вот он-то и прислал письмо в редакцию "Искры". Аресты не повергли его в уныние. Он написал просто: "Положение дел несколько изменилось". Но оставшиеся члены Организационного комитета будут работать и потому просят Феклу, которой теперь следует переменить кличку, прислать свой проект вопросов съезда. Бюро ОК, который теперь следует именовать уже не Ольгой, а Александрой, будет находиться в Харькове. Попросил писать шифром, кроме Харькова, в Киев и Москву, а о создании ОК посоветовал напечатать в "Искре".

– В "Искре" само собой. Но этого мало, - сказал Владимир, дочитав письмо.
– Я напишу ему, что в России необходимо выпустить листовку о создании ОК. Пусть хоть гектографируют, да издают. Непременно.

– Он просит список вопросов для съезда, - напомнила Надежда.

– Ну это несложно. Мы же обсуждали...

И Владимир Ильич, вернувшись к своему столу, в начале письма подбодрил товарищей:

"Очень рады успехам и энергии ОК. Крайне важно приложить немедленно все усилия, чтобы довести дело до конца и возможно быстрее".

Затем дал приблизительный список вопросов и порядок их обсуждения на съезде: "1) Отношение к Борису*. (Если только федерация, то разойтись сразу и заседать врозь. Надо подготовлять всех к этому.) 2) Программа. 3) Орган партии (газета. Новая или одна из наличных. Настоять на важности этого предварительного вопроса)". Написав это, вспомнил о неожиданном разногласии с Мартовым: на заседании членов редколлегии Юлий вдруг с незнакомой настойчивостью предложил поставить вопрос об органе партии на шестое место, после разных вопросов тактики. Сколь ни убеждали его, остался при своем мнении. Не полез бы в спор на съезде. И Владимир Ильич продолжал писать:

"Я считаю важным сначала решить пункт 3, чтобы сразу дать баталию всем противникам по основному и широкому вопросу и выяснить себе всю картину съезда (respective*: разойтись по серьезному поводу)".

_______________

* К Бунду.

* Соответственно (англ.).

И в конце посоветовал тотчас же назначить членов ОК в главных центрах страны - в Киеве, Москве и Питере, дать особые явки к этим членам, чтобы можно было всех едущих на работу в Россию посылать не иначе, как в полное распоряжение ОК.

"Это очень и очень важно", - подчеркнул Ленин.

Вспомнил, что Плеханов собирается поехать в Брюссель, на заседание Международного социалистического бюро. Эх, если бы он проехал к ним в Лондон, - путь-то оттуда уже не так-то далек. А поговорить им есть о чем.

И тут же написал ему: "...
– у нас накопились важные темы для беседы, особенно по русским делам: там образовался-таки давно подготовлявшийся "Организационный комитет", который может сыграть г р о м а д н у ю роль. И было бы в высшей степени важно, чтобы мы сообща ответили ему на ц е л ы й р я д вопросов, с которыми он у ж е о б р а т и л с я к н а м... Пишите скорее, и мы запросим Россию: может быть, успелось бы даже оттуда какое-либо заявление или письмо к Вам, если бы в том была нужда".

А через два дня получили письма из Пскова о печальных новостях: Лапоть в Петербурге брошен в крепость до тех пор, пока не пожелает отвечать на допросах. Ему грозят судебной палатой, которая может приговорить к каторге. Он просит дать указание, как ему держаться.

Касьян (он же Аркадий), арестованный с паспортом потомственного почетного гражданина А. А. Моторина, не сознается в личности. Для опознания его на очной ставке привезли из ссылки Любовь Николаевну Радченко, жену брата Степана, освобожденного из Лукьяновки за отсутствием улик.

2

Перед Владимиром Ильичем лежали листовки Нижегородского комитета, отпечатанные на литографском камне.

"Молодцы волжане!
– похвалил он в душе земляков.
– Обзавелись своей литографией!"

В первой листовке комитет сообщал, что прибыли судьи Московской судебной палаты. Для Нижнего - вещь небывалая!

Будут судить Петра Заломова и других участников первомайской демонстрации в Сормове.

Кому же вверялась судьба тринадцати рабочих? За судейским столом кроме сановников в расшитых золотом мундирах будут восседать губернский и уездный предводители дворянства, городской голова и старшина одной из волостей Нижегородского уезда. Простых рабочих, поднявшихся на защиту своего человеческого достоинства и существования, собрались судить их классовые противники, и Нижегородский комитет заявлял:

"Пусть наши враги, чуя свое поражение, прибегают к последним отчаянным средствам - строгости и насилию, пусть думают они в жалком ослеплении побороть этими мерами революционное движение в России, мы, товарищи, глубоко убеждены, что его не остановить ничем... Свобода не дается даром, это путь долгой и неустанной борьбы. Воспоминание о товарищах, которых ждет на днях суд и наказание, воодушевит нас и даст нам новые силы. Мы смело бросимся в борьбу, не боясь жертв, и так же твердо, как верим мы, что завтра взойдет солнце, так же уверены мы в том, что победа будет за нами".

Палата заседала в огромном трехэтажном здании окружного суда.

Кроме полицейских был вызван и расположился внизу взвод солдат. На улице цокали копыта конных жандармов.

Во время допроса знаменосца Петра Заломова член палаты Мальцев задал вопрос:

– Вы говорите, что все три знамени вы приготовили сами. На первом была надпись: "Да здравствует восьмичасовой рабочий день!" Так?

– Да.

– На втором: "Да здравствует социал-демократическая рабочая партия!"?

– Да, эта надпись.

– А на третьем: "Долой самодержавие. Да здравствует политическая свобода!" Вы говорите, что вы хотели улучшить экономическое положение рабочих. Почему же вы сделали третью надпись? Из этого положения она не вытекает.

И Петр Заломов, отвечая на вопрос, перешел к обвинению:

– Я сделал третью надпись потому, что рабочие ничего не могут добиться при существующем порядке правления. Действие скопом тоже запрещено. Поставив на знамени девиз: "Долой самодержавие", я желал политической свободы, которая обеспечила бы достижение рабочими своих интересов. Политическая свобода необходима взамен самодержавия и потому, что отдельная личность имеет менее влияния на закон, чем целые классы, а при теперешнем положении это невозможно: интересы рабочих никем и ничем не защищаются. Участвуя в демонстрации, я сознательно действовал.