Точка опоры

– Просидят весь день, - ухмыльнулся Владимир, - Юлий даст волю своему красноречию!

Когда привезли вещи, Владимир Ильич пошел в типографию Маскимуса Эрнста, где теперь печаталась "Искра", - ему не терпелось прочесть полосу с машины, - и Димка обрадовалась, что они остались вдвоем.

– Надежда Константиновна, миленькая, я уже все приготовила. Принимайте скорее. Я не привыкла ничего откладывать. Делаю все сразу. Как говорится, на ходу. Без промедления. Вот вам неиспользованные рукописи. Вот последняя почта.

Надежда перебирала письма. На конвертах - почтовые штемпели Берлина, Праги, Брюсселя, Парижа... На одном даже - Лондон. Так вот какими окольными путями добираются из России корреспонденции для партийной газеты!

Димка, выдвинув ящик стола, достала синюю тетрадку:

– Здесь записаны адреса наших агентов и авторов, в папке - копии ответов. Давайте присядем, и я поясню. Вот хотя бы это наше последнее письмо. К одному из активных агентов в Москве. У меня тут зашифровано: Графачуфу. Понимаете? Грачу!

– Немудреный шифр. Ребячий!

– Ну, уж как могла... Мы так шифровали в "Союзе борьбы", когда вы уже были в Сибири. И из вятской ссылки я так писала.

– И жандармы, думаете, не догадывались?

– Не знаю, чтобы кто-нибудь провалился из-за такого шифра.

– А что вы сообщали Грачу? Кстати, кто он?

– Вы не знаете Грача?! Вот не думала!.. Николай Эрнестович Бауман, по профессии ветеринарный врач. Тут - явка к нему: Москва, бойни, спросить Николая Петровича Орлова. А вот это мы писали Бабушкину.

– Ивану Васильевичу?! Товарищу Богдану?! Вот радость! У нас в Питере он был учеником рабочей школы. Писал листовки.

– И в "Искру" пишет. Откуда? А вот мы его связывали с Грачом. Видите: "Теперешний адрес Бафубуфушкифуна город Покров..."

– Опять это фу-фу-фу! Да вы же могли его провалить.

– Не волнуйтесь, милая. Бабушкин цел и невредим. Вчера прислал новые заметки. Вот они. Читайте. А я, знаете, ни капельки не сомневалась, что вы меня сразу замените. О вашей деловитости от Юлия Осиповича наслышана. Голубушка, Надежда!.. Позвольте мне называть так. Ближе, сердечнее...

– Можешь - просто Надей.

– Вот хорошо!
– Димка обняла новую знакомую, поцеловала в щеку.
– Я в тебе не ошиблась. Ты меня очень выручила. Я сейчас же пойду на телеграф и обрадую мужа: "Завтра утром выезжаю". У меня сборы недолгие. А с тобой, Наденька, - мое сердце чует, - мы еще поработаем вместе.

Она накинула на плечи ротонду.

Надежда, провожая Инну глазами, удивилась тому, что при своей ужасной стеснительности так быстро и так просто перешла с ней на "ты".

Димка, спохватившись, остановилась у порога:

– Да, Наденька, я же должна познакомить тебя с доктором Леманом, у которого мы получаем основную почту. Пойдем.

– А на кого же мы, Димочка, оставим комнату?

– А вон слышишь шаги Владимира Ильича? Пойдем скорее.

Они встретились в дверях, и Димка объявила:

– Мы к доктору Леману. Наденька познакомится. И свежую почту принесет.

4

И вот Ульяновы остались одни. Сели на кровать плечом к плечу, как когда-то в Шушенском в день приезда Нади. Владимир взял ее руки, смотрел на нее натосковавшимися глазами. Потом погладил пушистую косу, и ему вспомнилось купанье на Енисее: коса колыхалась на поверхности реки, пока не намокала. Сказал вполголоса:

– Тут есть купальня. Совсем недалеко. Будем ходить с тобой каждый день.

– Еще не знаем, где будем жить. Не здесь же. Мама хотела бы приехать...

– Очень хорошо. Квартиру найдем. Только бы добыть болгарский паспорт.

– За болгар мы с тобой скорее сойдем, чем за немцев. Здесь я слушаю баварцев и ничего не понимаю.

Владимир снова погладил косу:

– Хотя и жаль, а внешность тебе придется изменить.

– Коса...
– Надежда почувствовала, что щеки наливаются огоньком. Только на сегодня...

– Мне очень приятно. Вспомнился твой приезд в Шушенское. Все-все до мелочей.

– И у меня все перед глазами.

– Теперь всегда будем вместе...

Ужинать никуда не пошли.

– У меня есть печенье. Мамины подорожники, - сказала Надежда, раскрывая корзину.

Владимир поставил на стол кружку. И Надежда достала свою:

– По-студенчески. А мамочка приедет - поможет вести хозяйство. Заживем по-домашнему.

– Расскажи еще о наших, - попросил Владимир, разливая в кружки минеральную воду.
– Только ничего не утаивай. Я привык к невеселым вестям.

Надежда рассказала о письмах Марка, которые читала у Марии Александровны, и то, что слышала от нее о Маняше и Мите.

– Была семья. Большая, дружная. А теперь...
– Владимир сдержал вздох.
– Мама в одиночестве. Говоришь, с Фридой рассталась? Значит, нелегко. Что же делать? Отсюда ничем ведь не поможешь. Будем писать, елико возможно, чаще.

Теперь они сидели по разные стороны стола, не сводили глаз друг с друга. Опять вспомнили Сибирь. И каток на речке Шушенке, и сосновый бор с богатыми россыпями рыжиков, и Журавлиную горку, и встречу Нового года в Минусинске. Вспомнили и село Ермаковское. Там их было семнадцать друзей-единомышленников. Все подписали "Протест" против кредо "экономистов". Условились держать связь, помогать "Искре". Где они, испытанные друзья? Как сложилась их судьба? На кого из них и сегодня можно положиться? От кого ждать поддержки?

Пока в работе показали себя только Лепешинские. Сильвин все еще отбывает солдатчину, кажется в Красноярске. Шаповалов где-то залечивает ревматизм, полученный в сыром каземате Петропавловской крепости. Старковы куда-то переехали из Омска, след их пока не обнаружился.

– Вот уже этого от Базиля я не ожидал. Никак не ожидал, - с горечью произнес Владимир.
– Неужели начинаем терять самых лучших людей? Вместе прошли через тюрьму и ссылку... Нет, не хочется верить. Виноваты какие-то случайности.

– О Старковых можно узнать через Кржижановских.

– Но они сами что-то задержались на станции Тайга.

– Зина писала мне: переедут в Самару.

– Надо поторопить. Ведь ссылку-то Зинаида Павловна уже закончила. А на Волге нам очень нужны люди.

– Глеб как будто нездоров.

– Нездоров? Как это не вовремя! Нам, сама знаешь, дорог каждый час, каждый человек. Правда, мы отчасти сами виноваты: не поддерживали связь. Настоящего секретаря не было. Ограничивались ответами на те немногие письма, что доходили до нас. А нам нужно самим искать людей, о деятельности агентов знать буквально все. Надо найти Оскара Энгберга: он теперь уже вернулся из ссылки. Мы с ним - помнишь?
– уговаривались о Выборге. А Финляндия нам очень важна: через нее можно проложить надежный путь для "Искры". Но более всего меня тревожит Курнатовский. Поехал на Кавказ, в горячий край. И - ни звука. Ни одного письма. Это так непохоже на него.