Точка разлома

Он сжал в зубах полученную от Шелеста капсулу, запил ее глотком воды.

Метаболический имплант, предварительно настроенный на усиление действия препарата, отработал как положено.

Веки тяжелели.

Его неодолимо клонило ко сну.

Сознание теряло нить ускользающих мыслей, он вдруг начал стремительно проваливаться в искрящуюся радужную бездну…

* * *

Макс не увидел ничего.

Расширитель сознания оставался активен, но… чуда не произошло. Он блуждал по непонятным, едва освещенным лабиринтам, упирался в тупики, искал выход, громко, в крик, презирая сосущее чувство опасности, звал Яну, но не достиг желаемой цели.

Ее не было.

Макс рассчитывал, что, сконцентрировавшись на образе, он найдет ее, но лабиринт сознания был бесконечен, он блуждал в нем бесполезно и бессмысленно, пока вдруг не ощутил грубое физическое воздействие: кто-то тряс его за плечо.

Еще находясь в плену тяжелого сна, он резко сел, почувствовав головокружение.

Предметы плыли перед глазами, фигура Монгола в полной боевой экипировке на миг показалась худшим из виденных когда-либо исчадий.

– Макс, время. – Тяжелая рука отпустила его плечо. – Ты сам назначил выход на утро.

Реальность медленно просачивалась в рассудок. Он удержался от инстинктивных порывов, кивнул, тяжело приходя в себя.

– Дай мне пять минут. Я соберусь быстро.

Монгол ушел.

Зачем мне погоня за призраком?

Максим встал, плеснул в ладонь воды, отер лицо.

Неразумно бросать городище. Реконструкция в самом разгаре. Ну какое тебе дело до легенды о Светлом Тоннеле, до мифического скоргиума? Ты живешь здесь и сейчас. Есть люди, которым ты действительно нужен.

Надевая боевую экипировку, он включился в локальную сеть городища, отдал несколько неотложных распоряжений, затем вызвал Захара:

– Я ухожу на пару дней. План реконструкции у тебя есть. Если не вернусь в указанный срок, примешь командование.

– Макс, что-то случилось?

– Не бери в голову. Личное.

– Ты сказал «если не вернусь».

– Да, сказал. Что тут непонятного? Любой из нас, даже выйдя по нужде, может не вернуться назад. Жизнь такая, если ты до сих пор не понял. Всё, до связи.

Макс отключился.

Личное. Он застегнул последние крепления боевой брони.

Вот она – причина его внезапной неадекватности. Кроме страха и ненависти, у него, пожалуй, никогда не было ничего сугубо личного.

Он жил, как все. Трусил, отчаянно рисковал, спасал свою шкуру, убивал врагов, с трудом находил друзей, скалился, как зверь, когда загоняли в угол.

А что в нем проснулось сейчас?

Надежда?

«Я влюбился в призрак? – с горькой иронией спросил себя Макс. – Не поздновато ли для чувств? Да и способен ли ты любить?» Он спрашивал себя серьезно и беспощадно: «Кем ты был? Опустившимся бродягой, доживающим свои дни в руинах подле Барьера? Тупым, бесчеловечным, как все окружающие тебя живые обломки цивилизации».

Вес ИПК. Привычная, машинальная проверка оружия. Тест имплантов.

«И кем ты стал?

Недоделанным исчадием техноса? Полусталтехом? Забавной игрушкой Генриха Хистера, по воле случая вырвавшейся на волю?»

«Стать человеком никогда не поздно, Макс», – шепнул внутренний голос.

«Личное» – слово каталось в рассудке, тревожило, ассоциировалось со смутным образом Яны.

«Это не тот узел, который можно взять и разрубить, – сумрачно усмехнулся Макс. – Я найду тебя, – с внутренней дрожью подумал он. – Найду и выведу тебя отсюда. Есть путь. Через Светлый Тоннель. Я верю». – Максим на миг закрыл глаза.

Мысли не успокаивались, но он привычным усилием загнал надежды и сомнения внутрь.

Пусть полежат пока на донышке очнувшейся души.

* * *

Вышли еще до рассвета.

Несмотря на выданный Максом бронекостюм с замкнутым циклом жизнеобеспечения, Тим поначалу ощущал себя беззащитным. Раздавленный силой неодолимых обстоятельств, он не сопротивлялся принятому помимо его воли решению.

Оставаться в захваченном сталкерами городище скоргов было еще страшнее, чем следовать за Максом в неизвестность.

Искорка надежды все же теплилась в душе, и, пока старенький БТР следовал дорогами техноса, Тим постепенно справился с дрожью, стал проявлять интерес к происходящему.

Боевая машина двигалась на высоте тридцати метров над землей. Сплетение мощных ветвей древовидных автонов образовывало подобие путепровода, ведущего к тамбуру Пустоши. В багряном рассеянном свете вечных сумерек с высоты выстроенных скоргами коммуникаций у горизонта отчетливо просматривались угловатые постройки древней атомной станции, окруженные лениво извергающими магму коническими сопками.

В десантном отсеке не работало освещение, но никто из сталкеров не обращал внимания на такую мелочь. Немного освоившись с системами бронекостюма, Тим начал понимать, как эти люди воспринимают реальность. Сканеры выданной ему экипировки уступали имплантам по мощности и функциональности, но, соединенные с рассудком через чип мью-фона, они позволяли внутреннему взору Тима проникать сквозь незначительные препятствия, видеть окружающее, находясь при этом под защитой брони.

Ощущения, сравнимые с погружением в виртуальную реальность, поначалу вызвали приступ неверия в происходящее, словно все случившееся с ним являлось дурным, тяжелым сном, но обострившийся инстинкт самосохранения не позволил измученному рассудку спрятаться за ширмой иллюзий, и через несколько минут Тим уже внимал новым ощущениям, вполне отдавая себе отчет, что мир, раскрашенный в серо-зеленые полутона, – не генерация компьютера и не плод его разыгравшегося воображения.

Медленно поворачивая голову, он смотрел то в одну, то в другую сторону, поражаясь открывающимся картинам.

Тусклыми сполохами, похожими на одноцветное северное сияние, над зарослями металлорастений метался, вспыхивая и угасая, мертвенный, призрачный свет. Там, где появлялось загадочное свечение, автоны росли наиболее густо, сплетения металлических ветвей источали неяркую, различимую лишь посредством сканеров ауру, под разлапистыми кронами металлических деревьев сновали сотни мелких энергоматриц – это были механоиды различных видов.

Воображение Тима постепенно заработало, дорисовывая фоновые, теневые картины окружающего.

Он ясно представил металлический лес, где кишели порождения эволюции техноса, постепенно, по крохам, начиная осознавать: реальность, простирающаяся за бортом боевой машины, попросту непостижима для неподготовленного рассудка, в ней не осталось ничего привычного для человеческого восприятия, она объективно существует, но лежит за рамками понимания.

Чтобы выжить тут, мало иметь экипировку и оружие. Сейчас обрывочные впечатления, оставшиеся после тяжкого перехода через Барьер, вспышечные, шоковые ощущения боя, долгий путь до захваченного сталкерами городища скоргов внезапно начали собираться воедино, укладываться, словно кусочки мозаики, в восприятие окружающего мира.