Толстолоб
Шрифт:
– Можешь себе представить?
– спросила орудующая кулаком монахиня.
– Этот парень не трахался уже несколько лет. Можешь представить, сколько спермы у него накопилось?
– Он, наверное, дрочит по три раза на дню, - прервалась для замечания минетчица.
– Я не дрочу!
– взвыл Александер.
– Я не дрочил уже больше десяти лет!
– Да, верно. Как и не убивал детей во Вьетнаме.
– Я не убивал детей! Я убивал врагов! Я убивал солдат северо-вьетнамской армии, потому что в противном случае, они убили бы меня.
– Убийство - это препятствие для
– Я никого не убивал! Это было убийство в целях самозащиты! Так было сказано но Втором Ватиканском Соборе.
В следующую секунду бедра у Александера содрогнулись. Возникло полузабытое ощущение. Будто что-то рвалось наружу...
– Подрочи ему сейчас.
Кулак разжимался и сжимался у него внутри. Другая рука схватила скользкий от слюны ствол и принялась дрочить. Когда Александер открыл рот, чтобы застонать, в него полетели горячие струи семени.
– Невероятно! Мы только что заставили священника кончить в его собственный рот!
– Интересно, знаком ли он вообще с экзистенциальным символизмом этого? Знает ли он, что это значит?
– Он слишком глуп. Слишком зациклен на той белобрысой кокаинистке.
Александер выплюнул сперму в знак протеста.
– Я не зациклен на...
– Заткнись, засранец. А потом...
Шлеп!
Александер вскрикнул, когда кулак резко выскочил у него из ануса.
– Может, нам испражниться ему в рот?
– Не, нет времени. Господи, у нас очень мало времени.
– Ты права.
– Но мне нужно отлить. А ему нравится, когда на него писают.
– Давай!
Александер замотал головой взад-вперед в приступе ярости. Одна из монахинь подняла подол своей рясы, обнажив уже знакомый куст лобковых волос. А затем полился янтарный каскад, падая по дуге священнику прямо в рот.
Александер поперхнулся, лицо ему заливала теплая жидкость. Она жгла ему глаза. Я утону в монашкиной моче...
Струя двигалась, проникая ему в ноздри. Он чувствовал своими пазухами горячий поток, будто тот искал его мозг.
– Да, Сартру это понравилось бы!
Когда каскад утих, другая монахиня захихикала, как ведьма, вытерла испачканную руку об его лицо - студенистую смесь из "Нокземы" и его экскрементов.
– Мы - призраки, святой отец. Знаешь это?
– Уже догадался, - выдохнул Александер.
– Думаешь, если ты верующий, то отправишься на небеса?
– Да! Я знаю, что так будет!
– Перестань быть эгоистом, убийца. Мы тоже были верующими, и посмотри, где мы сейчас.
Александер все понял.
Фигуры начали растворяться. Александер чувствовал, как горячая моча капает через носовой канал ему на язык.
– Берегись Толстолоба, - сказала одна из монахинь.
Голоса стали затихать, как звук далекого прибоя.
Жуткий свет кошмара померк.
– Не ходи в подвал, святой отец...
2
– Дикки! Тащи ленточный ключ!
Дикки сидел в кустах на корточках, со спущенными штанами, его округлые ягодицы торчали, словно две луны.
– Ой, Боллз, секундочку, я
– Ну, так поторопись!
– Крикнул ему Боллз.
– И еще тот моток веревки, тяжелый который.
Что бы Тритт Боллз Коннер ни планировал делать, Дикки знал, что в этом не будет ничего хорошего. Подкравшись к пансиону, они вырубили здоровяка самодельным домкратом Боллза, бросили его на заднее сиденье машины, и приехали сюда, на утес с другой стороны от Колз-поинт. Под ними, на расстоянии ста футов шумела река Бун-ривер.
– И тащи свою подтирочную тряпку тоже, Дикки!
– Ооо, - простонал Дикки. Нахмурившись, он вытер зад старой масляной тряпкой, затем натянул джинсы. Вернувшись к лощине, он посетовал: - Боллз, на хрена тебе моя подтирочная тряпка?
Боллз сверкнул в лунном свете ухмылкой и указал вниз.
– Сделать кляп этому голодранцу.
– Ооо...
– Просто сделай это! И тащи все остальное, что я сказал.
Они раздели здоровяка догола и связали по рукам и ногам. Он только начал приходить в себя, когда Дикки, с выражением некоторого отвращения на лице, засунул подтирочную тряпку парню в рот и привязал куском бечевки. Затем он вернулся к "Эл Камино" за веревкой и ленточным ключом. И зачем Боллзу ленточный ключ?– гадал он. Бог его знает! Но роясь в ящике с инструментами, он услышал, как Боллз уже взялся за парня. Раздался очень странный приглушенный звук, когда бедолага принялся кричать сквозь кляп из подтирочной тряпки.
– Ооооо-дааа!
– радостно воскликнул Боллз.
– Дикки? Тащи еще секатор.
Дикки закатил глаза. Боллз в очередной раз сходит с ума,– догадался он. И отговаривать его было бесполезно. Дикки нашел ленточный ключ и секатор, который хранил в ящике на тот случай, если им потребуется резать металлические ленты на поддоны для самогона. Еще он нашел веревку, длиной футов пятьдесят.
Когда Дикки вернулся, связанный по рукам и ногам парень яростно метался в грязи. - Что ты делаешь, Боллз?
– Вырезал ему "зенки" моим ножиком. Гляди-ка!
Дикки поморщился. С земли на него смотрели два окровавленных глазных яблока. Ощущение было странное.
– Привет, голодранец!
– воскликнул Боллз, помахав глазным яблокам. Он был натуральным комиком. Затем он раздавил глаза ботинком. Те с хрустом лопнули.
Боллз взял парня за волосы и встряхнул ему голову.
– Я только что наступил на твое глазные яблоки, голодранец! Тебе понравилось?
– В лунном свете Дикки смутно видел лицо парня, с кляпом во рту и двумя дырами вместо глаз. Затем Боллз схватил секатор и...
Чик! Чик! Чик!
... принялся отрезать парню пальцы на руках и ногах. При каждом щелчке секаторов парень дергался своим связанным телом.
Чик! Чик! Чик!
– Божечки, а это весело!
Еще несколько щелчков, и все пальцы были отрезаны. Дикки видел их лежащими на земле. Хотя крови было не много, из-за того что Боллз туго перевязал парню запястья и лодыжки.
– Гляди-ка! Этот здоровый голодранец отрубился.