Питомец мод, большого света друг,Обычаев блестящий наблюдатель,Ты мне велишь оставить мирный круг,Где, красоты беспечный обожатель,Я провожу незнаемый досуг;Как ты, мой друг, в неопытные лета,Опасною прельщенный суетой,Терял я жизнь, и чувства, и покой;Но угорел в чаду большого светаИ отдохнуть убрался я домой.И, признаюсь, мне во сто крат милееМладых повес счастливая семья,Где ум кипит, где в мыслях волен я,Где спорю вслух, где чувствую живее,И где мы все — прекрасного друзья,Чем вялые, бездушные собранья,Где ум хранит невольное молчанье,Где холодом сердца поражены,Где Бутурлин *— невежд законодатель,Где
Шеппинг *— царь, а скука — председатель,Где глупостью единой все равны.Я помню их, детей самолюбивых,Злых без ума, без гордости спесивых,И, разглядев тиранов модных зал,Чуждаюсь их укоров и похвал!..Когда в кругу Лаис благочестивыхЗатянутый невежда-генералКрасавицам внимательным и соннымС трудом острит французский мадригал,Глядя на всех с нахальством благосклонным,И все вокруг и дремлют и молчат,Крутят усы и шпорами бренчат,Да изредка с улыбкою зевают,—Тогда, мой друг, забытых шалуновСвобода, Вакх и музы угощают.Не слышу я бывало — острых слов,Политики смешного лепетанья,Не вижу я изношенных глупцов,Святых невежд, почетных подлецовИ мистики придворного кривлянья!..И ты на миг оставь своих вельможИ тесный круг друзей моих умножь,О ты, харит любовник своевольный,Приятный льстец, язвительный болтун,По-прежнему остряк небогомольный,По-прежнему философ и шалун.
Недавно тихим вечеркомПришел гулять я в рощу нашуИ там у речки под дубкомУвидел спящую Наташу.Вы знаете, мои друзья,К Наташе… подкравшись, яПоцеловал два раза смело,Спокойно девица мояВо сне вздохнула, покраснела;Я дал и третий . . . . . .Она проснуться не желала,. . . . . . . . . . . .И тут уже затрепетала.
Веселый вечер в жизни нашейЗапомним, юные друзья;Шампанского в стеклянной чашеШипела хладная струя.Мы пили — и Венера с намиСидела прея за столом.Когда ж вновь сядем вчетверомС . . . . ., вином и чубуками?
Позволь душе моей открыться пред тобоюИ в дружбе сладостной отраду почерпнуть.Скучая жизнию, томимый суетою,Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть…Ты помнишь, милая, — зарею наших лет, Младенцы, мы любить умели… Как быстро, быстро улетели . . . . . . . . . . . .В кругу чужих, в немилой стороне,Я мало жил и наслаждался мало!И дней моих печальное началоНаскучило, давно постыло мне!К чему
мне жизнь? Я не рожден для счастьяЯ не рожден для дружбы, для забав.. . . . . . . . . .избежав,Я хладно пил из чаши сладострастья.
Нет, нет, напрасны ваши пени,Я вас люблю, всё тот же я.Дни наши, милые друзья,Бегут, как утренние тени,Как воды быстрого ручья.Давно ли тайными судьбамиНам жизни чаша подана!Еще для нас она полна;К ее краям прильнув устами,Мы пьем восторги и любовь,Для нас надежды, наслажденья,. . . . . . . . . . . .Для нас все новы заблужденья!Мы наслаждаемся, цветем,Но память ищет оживляться,Но сердце… тихим сномВ минувшем любит забываться.
Здорово, Юрьев именинник!Здорово, Юрьев лейб-улан!Сегодня для тебя пустынникОсушит пенистый стакан.Здорово, Юрьев именинник!Здорово, Юрьев лейб-улан!Здорово, рыцари лихиеЛюбви, свободы и вина!Для нас, союзники младые,Надежды лампа зажжена.Здорово, рыцари лихиеЛюбви, свободы и вина!Здорово, молодость и счастье,Застольный кубок и . . . . . .Где с громким смехом сладострастьеВедет нас пьяных на постель.Здорово, молодость и счастье,Застольный кубок и . . . . . .
Всё призрак, суета, Всё дрянь и гадость;Стакан и красота — Вот жизни радость. Любовь и вино Нам нужны равно; Без них человек Зевал бы весь век.К ним лень еще прибавлю,Лень с ими заодно;Любовь я с нею славлю,Она мне льет вино.
Напрасно, милый друг, я мыслил утаитьОбманутой души холодное волненье.Ты поняла меня — проходит упоенье, Перестаю тебя любить…Исчезли навсегда часы очарованья, Пора прекрасная прошла, Погасли юные желанья, Надежда в сердце умерла.
«Tien et mien, — dit Lafontaine,—Du monde a rompu le lien».Quant `a moi, je n'en crois rien.Que serait ce, ma Clim`ene,Si tu n''etais plus la mienne,Si je n''etais plus le tien!
перевод:
«Твой-и-мой, — сказал Лафонтен,—Порвал узы мира».Я же этому не верю:Ведь что бы стало, Климена,Если бы ты больше не была моей,Если бы я больше не был твоим?
За старые грехи наказанный судьбой,Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке,С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке —Я стражду — Эскулап ручается собой