Том 1. Стихотворения

<1908>

«Моя душа осаждена…»

Моя душа осаждена Безумно странными грехами, Она — как древняя жена Перед своими женихами. Она должна в чертоге прясть, Склоняя взоры все суровей, Чтоб победить глухую страсть, Смирить мятежность буйной крови. Но если бой неравен стал, Я гордо вспомню клятву нашу И, выйдя в пиршественный зал, Возьму отравленную чашу. И смерть придет ко мне на зов, Как Одиссей, боец в Пергаме, И будут вопли женихов Под беспощадными стрелами.

1908

Больная земля

Меня терзает злой недуг, Я вся во власти яда жизни, И стыдно мне моих подруг В моей сверкающей отчизне. При свете пламенных зарниц Дрожат под плетью наслаждений Толпы людей, зверей, и птиц, И насекомых, и растений. Их отвратительным теплом И я согретая невольно, Несусь в пространстве голубом, Твердя старинное «довольно». Светила смотрят все мрачней, Но час тоски моей недолог, И скоро в бездну мир червей Помчит озлобленный осколок. Комет бегущих душный чад Убьет остатки атмосферы, И диким ревом зарычат Пустыни, горы и пещеры. И ляжет жизнь в моей пыли, Пьяна от сока смертных гроздий, Сгниют и примут вид земли Повсюду брошенные кости. И снова будет торжество, И снова буду я единой: Необозримые равнины И на равнинах никого.

1908

После смерти

Я уйду, убегу от тоски, Я назад ни за что не взгляну, Но, сжимая руками виски, Я лицом упаду в тишину. И пойду в голубые сады Между ласковых серых равнин, Чтобы рвать золотые плоды, Потаенные сказки глубин, Гибких трав вечереющий шелк И второе мое бытие… Да, сюда не прокрадется волк, Там вцепившийся в горло мое. Я пойду и присяду, устав, Под уютный задумчивый куст, И не двинется призрачность трав, Горизонт будет нежен и пуст. Пронесутся века, не года, Но и здесь я печаль сохраню. Так я буду бояться всегда Возвращенья к распутному дню.

1908

Поэту

Пусть будет стих твой гибок, но упруг, Как тополь зеленеющей долины, Как грудь земли, куда вонзился плуг, Как девушка, не знавшая мужчины. Уверенную строгость береги: Твой стих не должен ни порхать, ни биться. Хотя у музы легкие шаги, Она богиня, а не танцовщица. И перебойных рифм веселый гам, Соблазн уклонов легкий и свободный Оставь, оставь накрашенным шутам, Танцующим на площади народной. И, выйдя на священные тропы, Певучести пошли свои проклятья. Пойми: она любовница толпы. Как милостыни, ждет она объятья.

1908

«Под рукой уверенной поэта…»

Под рукой уверенной поэта Струны трепетали в легком звоне, Струны золотые, как браслеты Сумрачной царицы беззаконий. Опьянили зовы сладострастья, И спешили поздние зарницы, Но недаром звякнули запястья На руках бледнеющей царицы. И недаром взоры заблистали: Раб делил с ней счастье этой ночи, Лиру положили в лучшей зале, А поэту выкололи очи.

1908

На пиру

Влюбленный принц Диего задремал, И выронил чеканенный бокал, И голову склонил меж блюд на стол, И расстегнул малиновый камзол. И видит он прозрачную струю, А на струе стеклянную ладью, В которой плыть уже давно, давно Ему с его невестой суждено. Вскрываются пространства без конца, И, как два взора, блещут два кольца. Но в дымке уж заметны острова, Где раздадутся тайные слова И где венками белоснежных роз Их обвенчает Иисус Христос. А между тем властитель на него Вперил свой взгляд, где злое торжество. Прикладывают наглые шуты Ему на грудь кровавые цветы, И томная невеста, чуть дрожа, Целует похотливого пажа.

1908

Анна Комнена

Тревожный обломок старинных потемок, Дитя позабытых народом царей, С мерцанием взора на зыби Босфора Следит ускользающий бег кораблей. Прекрасны и грубы влекущие губы И странно красивый изогнутый нос, Но взоры унылы, как холод могилы, И страшен разбросанный сумрак волос. У ног ее рыцарь, надменный, как птица, Как серый орел пиренейских снегов. Он отдал сраженья за крик наслажденья, За женский, доступный для многих альков. Напрасно гремели о нем менестрели, Его отличали в боях короли — Он смотрит, безмолвный, как знойные волны, Дрожа, рассекают его корабли. И долго он будет ласкать эти груди И взором ловить ускользающий взор, А утром, спокойный, красивый и стройный, Он голову склонит под меткий топор. И снова в апреле заплачут свирели, Среди облаков закричат журавли, И в сад кипарисов от западных мысов За сладким позором придут корабли. И снова царица замрет, как блудница, Дразнящее тело свое обнажив, Лишь будет печальней, дрожа в своей спальне: В душе ее мертвый останется жив. Так сердце Комнены не знает измены, Но знает безумную жажду игры И темные муки терзающей скуки, Сковавшей забытые смертью миры.

1908

Воспоминанье

Когда в полночной тишине Мелькнет крылом и крикнет филин, Ты вдруг прислонишься к стене, Волненьем сумрачным осилен. О чем напомнит этот звук, Загадка вещая для слуха? Какую смену древних мук, Какое жало в недрах духа? Былое память воскресит И снова с плачем похоронит Восторг, который был открыт И не был узнан, не был понят Тот сон, что в жизни ты искал, Внезапно сделается ложным, И мертвый черепа оскал Тебе шепнет о невозможном. Ты прислоняешься к стене, А в сердце ужас и тревога. Так страшно слышать в тишине Шаги неведомого бога. Но миг! И, чуя близкий плен, С душой, отдавшейся дремоте, Ты промелькнешь средь белых пен В береговом водовороте.

<1909>

«Тебе бродить по солнечным лугам…»

Тебе бродить по солнечным лугам, Зеленых трав, смеясь, раздвинуть стены! Так любят льнуть серебряные пены К твоим нагим и маленьким ногам! Весной в лесах звучит веселый гам, Все чувствует дыханье перемены; Больны луной, проносятся гиены, И пляски змей странны по вечерам. Как белая восторженная птица, В груди огонь желанья распаля, Проходишь ты, и мысль твоя томится: Ты ждешь любви, как влаги ждут поля; Ты ждешь греха, как воли кобылица; Ты страсти ждешь, как осени земля!

1909

Судный день

В.И. Иванову

Раскроется серебряная книга, Пылающая магия полудней, И станет храмом брошенная рига, Где, нищий, я дремал во мраке будней. Священных схим озлобленный расстрига, Я принял мир и горестный, и трудный, Но тяжкая на грудь легла верига, Я вижу свет… то День подходит Судный. Не смирну, не бдолах, не кость слоновью — Я приношу зовущему пророку Багряный сок из виноградин сердца. И он во мне поймет единоверца, Залитого, как он, во славу Року Блаженно расточаемою кровью.

1909

«Нежданно пал на наши рощи иней…»

Нежданно пал на наши рощи иней, Он не сходил так много-много дней, И полз туман, и делались тесней От сорных трав просветы пальм и пиний. Гортани жег пахучий яд глициний, И стыла кровь, и взор глядел тусклей, Когда у стен раздался храп коней, Блеснула сталь, пронесся крик эриний. Звериный плащ полу спустив с плеча, Запасы стрел еще не расточа, Как груды скал, задумчивы и буры, Они пришли, губители богов, Соперники летучих облаков, Неистовые воины Ассуры.