Уж ветер шарит по полю пустому,Уж завернули холода,И как отрадно на сердце, когдаИдешь к своей усадьбе, к дому,В студеный солнечный закат.А струны телеграфные <гудят>В лазури водянистой, и рядамиНа них молоденькие ласточки сидят.Меж тем как тучи дикими хребтамиЗимою с севера грозят!Как хорошо помедлить на порогеПод этим солнцем, уж скупым,—И улыбнуться радостям былымБез сожаленья
В полуденных морях, далеко от земли,Водил господь мое ветрило —И на лицо мое могильной тьмой леглиЛучи палящего светила.Три четверти луны — как паутина,А четверть — рог, блестящий, золотойНебесный желудь!Тот колокол, что пел в родной долине,Когда луна всходила из-за гор.Душа, по старине, еще надежд полна,Но только прошлое ей мило —И мнится: лишь для тех ей жизнь была дана,Кого она похоронила.Полный колос долу клонится,Полый колос недвижим.
Высокие нездешние цветыВ густой траве росли на тех могилах,И небеса в бесчисленных светилахНа них смотрели с высоты.И дивная Венера, как луна,Нам бледно озаряла руки, лица —И моря гробовая плащаницаБыла черна, недвижна и черна.
Где ты, угасшее светило?Ты закатилось за поля,Тебя сокрыла, поглотилаНемая, черная земля.Но чем ты глубже утопаешьВ ее ночную глубину,Тем все светлее наливаешьСияньем бледную Луну.Прости. Приемлю указаньеПокорным быть земной судьбе, —И это горное сиянье —Воспоминанье о тебе.
Ночью, в темном саду, постоял вдалеке,Посмотрел в мезонин освещенный:Вот ушла… вот вернулась — уже налегкеИ с косой на плече, заплетенной.«Вспомни прежнее! Вспомни, как тут…»Не спеша, лишь собой занятая,Потушила огонь… И поют,И поют соловьи, изнывая.Темен дом, полночь в тихом саду.Помолись под небесною бездной,На заветную глядя звездуВ белой россыпи звездной.
Ты жила в тишине и покое.По старинке желтели обои,Мелом низкий белел потолок,И глядело окно на восток.Зимним утром, лишь солнце всходило,У тебя уже весело было:Свет горячий слепит на полу,Печка жарко пылает в углу.Книги в шкапе стояли, в порядкеНа конторке лежали тетрадки,На столе сладко пахли цветы…«Счастье жалкое!» — думала ты.
Один я был в полночном мире, —Я до рассвета не уснул.Слышней, торжественней и ширеШел моря отдаленный гул.Один я был во всей вселенной,Я был как бог ее — и мне,Лишь мне звучал тот довременныйГлас бездны в гулкой тишине.
Под окном бродила и скучала,Подходила, горестно молчала…А ведь я и сам был радПоложить перо покорно,Выскочить в окно проворно,Увести тебя в весенний сад.Там однажды я тебе признался, —Плача и смеясь, пообещался:«Если встретимся в саду в раю,На какой-нибудь дорожке,Поклонюсь тебе я в ножкиЗа любовь мою».
И снова ночь, и снова под лунойСтепной обрыв, пустынный и волнистый,И у прибрежья тускло-золотистыйПечальный блеск, играющий с волной,И снова там, куда течет, струится,Все ширясь, золотая полоса,Где под луной так ясны небеса,Могильный холм из сумрака круглится.
Ночь и дождь, и в доме лишь одноСветится в сырую тьму окно,И стоит, молчит гнилой, холодный дом,Точно склеп на кладбище глухом,Склеп, где уж давно истлели мертвецы,Прадеды, и деды, и отцы,Где забыт один слепой ночникИ на лавке в шапке спит старик,Переживший всех господ своих,Друг, свидетель наших дней былых.
Был праздник в честь мою, и был увенчан яВенком лавровым, изумрудным:Он мне студил чело, холодный, как змея,В чертоге пирном, знойном, людном.Жду нового венка — и помню, что сплетенИз мирта темного он будет:В чертоге гробовом, где вечный мрак и сон,Он навсегда чело мое остудит.