Том 1. «Ворота Расёмон» и другие новеллы
Шрифт:
— Вон цветут абрикосы!
Подполковник Ходзуми радостно показал на купы розовых цветов далеко за насыпью. «Ecoute moi, Madeleine» [23] — неожиданно пришли ему на память стихи Гюго.
Однажды поздно вечером в октябре седьмого года Тайсё генерал-майор Накамура, в свое время штабной офицер майор Накамура, в своей обставленной по-европейски гостиной задумчиво сидел в кресле с дымящейся сигарой в зубах.
Двадцать с лишним лет праздности превратили его в милого старичка. А в этот вечер, может быть, благодаря японскому костюму,
23
Послушай меня, Мадлен (франц.).
Стены были увешаны фотографиями, по-видимому, репродукциями европейских картин. На одной из них была изображена грустная девушка, прильнувшая к окну. На другой — пейзаж: кипарисы, сквозь которые виднелось солнце. В электрическом свете фотографии придавали старомодной гостиной несколько холодный, чопорный вид, однако генерал-майору все это, кажется, не нравилось.
Некоторое время царила тишина, затем генерал-майор вдруг услыхал легкий стук в дверь.
— Войдите!
В ответ на эти слова в гостиную вошел высокий юноша в студенческой форме. Остановившись перед генерал-майором, он протянул руку к стулу и грубовато спросил:
— Что-нибудь нужно, отец?
— Да. Садись! Юноша послушно сел.
— В чем дело?
Генерал-майор вопросительно взглянул на золотые пуговицы сына.
— А сегодня?..
— Сегодня было собрание в память Каваи — отец, вероятно, не знает, это студент филологического факультета, как и я. Так вот, я только что оттуда вернулся.
Генерал-майор кивнул и выдохнул густой дым га-ваны. Затем он несколько торжественно приступил к сути разговора:
— Вот картины на стенах, это ты их переменил?
— Да, я не успел сказать, я переменил их сегодня утром. А разве плохо?
— Не то что плохо. Не плохо, но мне хотелось бы, чтобы ты оставил хоть фотографию его превосходительства Н.
— Рядом с этими? Юноша невольно улыбнулся.
— А разве рядом с этими ее повесить нельзя?
— Не то что нельзя, но это будет смешно.
— Ведь здесь есть портреты! — Генерал-майор указал на стену над камином. Со стены из рамы на генерал-майора спокойно взирал пятидесятилетний Рембрандт.
— Это дело другое. Это нельзя повесить рядом с генералом Н.
— Вот как! Ну, значит, ничего не поделаешь. Генерал-майор легко уступил сыну. Однако, опять
выдохнув сигарный дым, тихо продолжал:
— Что ты... или, вернее, твои сверстники, что вы думаете о его превосходительстве?
— Да ничего не думаем. Вероятно, был замечательный солдат.
В старческих глазах отца юноша заметил легкое опьянение от вечерней рюмки сакэ.
— Конечно, замечательный солдат, а кроме того, он был поистине отечески добросердечный человек.
И генерал-майор начал сентиментально рассказывать случай из жизни генерала. Это было после японо-русской войны, когда он навестил генерала в его вилле на равнине Насу. Когда он приехал туда, сторож сказал ему, что генерал с женой только что пошли гулять в горы. Генерал-майор знал дорогу и сейчас же отправился вслед за ними. Пройдя два-три тё, он увидел генерала в простом кимоно; генерал стоял с женой. Генерал-майор немного постоял, поговорил со стариками. Генерал все никак не трогался с места. Когда генерал-майор
спросил: «У вас тут какое-нибудь дело?» — генерал рассмеялся. «Видите ли, жена сказала, что ей хочется в уборную, так вот школьники, гулявшие с нами, побежали искать ей место, а мы их тут ждем...» В то время у дороги, помню, еще валялись каштаны... — Генерал-майор сощурил глаза и весело улыбнулся. Тут из пожелтевшего леса выбежали веселые школьники. Не обращая внимания на генерал-майора, они окружили генерала с женой и наперебой стали рассказывать о местах, которые они для нее нашли. Началось невинное соперничество — каждый хотел, чтобы она пошла с ним. «Ну, бросим жребий!» — сказал генерал и опять обратил к генерал-майору свое смеющееся лицо...Юноша тоже не мог не засмеяться...
— Рассказ невинный. Но не для слуха европейцев!
— Вот какой тон был заведен! И поэтому стоило в разговоре с двенадцатилетним школьником сказать: «Его превосходительство Н.», как оказывалось, что мальчик относится к нему с любовью, как к родному дяде. Нет, его превосходительство вовсе не был просто солдат, как вы это думаете.
Окончив приятный разговор, генерал-майор опять взглянул на Рембрандта над камином.
— Это тоже замечательный человек?
— Да, великий художник.
— А его превосходительство Н.? Лицо юноши выразило замешательство.
— Мне трудно выразить... Этот человек мне ближе по духу, чем генерал Н.
— А его превосходительство для вас далек?
— Как бы это сказать? Например, такая вещь. Вот Каваи, в память которого было сегодняшнее собрание. Он тоже покончил с собой. Но перед самоубийством... — юноша серьезно посмотрел на отца, — ему было не до того, чтобы сниматься.
На этот раз замешательство мелькнуло в добродушных глазах генерал-майора.
— А не лучше ли было бы сняться? На память о себе?
— На память кому?
— Не кому-нибудь, а... Да разве хотя бы нам не хочется иметь возможность видеть лицо его превосходительства Н. в его последние минуты?
— Мне кажется, что об этом, по крайней мере, сам генерал Н. не должен был бы думать. С какими чувствами генерал совершил самоубийство, это я, кажется, до известной степени могу понять. Но что он снялся — этого я не понимаю. Вряд ли для того, чтобы после его смерти фотографии украшали витрины...
Генерал-майор гневно перебил юношу:
— Это возмутительно! Его превосходительство не обыватель. Он до глубины души искренний человек.
Но и лицо и голос юноши были по-прежнему спокойны.
— Разумеется, он не обыватель. Я могу представить и то, что он искренен. Но только такая искренность нам не вполне понятна. И я не могу поверить, чтобы она была понятна людям, которые будут жить после нас
Между отцом и сыном на некоторое время водворилось тягостное молчание.
— Времена другие! — проговорил наконец генерал.
— Да-а... — только и сказал юноша. Глаза его приняли такое выражение, словно он прислушивается к тому, что делается за окном.
— Дождь идет, отец.
— Дождь?
Генерал-майор вытянул ноги и с радостью переменил тему.
— Как бы айва опять не осыпалась!
Январь 1922 г.
Комментарии
Стр. 25. Итимэгаса — старинная женская плетеная шляпа с цилиндрической, слегка сужающейся кверху тульей, с широкими, заметно опущенными полями.