Том 14. Письма 1848-1852

«Слушай, Катерина! Мне кажется, что отец твой не хочет жить в ладу с нами. Приехал угрюмый, суровый, как будто сердится что ли? Ну, недоволен, — зачем и при<езжать>? оставался бы там, где прошатался двадцать лет. Не хотел выпить за козацкую волю, не пока<ча>л на руках дитяти. Хотел было я ему поверить всё, что лежит на сердце, да не берет что-то, и речь заикнулась. Нет, у него не козацкое сердце! Козацкие сердца, когда встретятся, — как не выбьются из груди друг другу на встречу. Что, мои любые хлопцы, берег скоро? Ну, шапки я вам дам новые. Тебе, Стецько, дам [735] выложенную бархатом с золотом. Я ее снял вместе с головою у одного татарина, весь его снаряд взял я, душу только одну его я выпустил на волю. А что, хлопцы, берег? Ну, причаливай легонько! Вот, Иван, мы и приехали, а ты плакал! Бери его, Катерина». [736] Из-за горы показалась соломенная кровля: то дедовские хоромы пана Данила, за ними еще гора, а там уже и поле, а там и хотя сто верст пройди, уже не сыщешь ни одного козака.

735

Далее было: татарскую

736

Вместо «Бери его, Катерина»: Вот и приехали

III.

Хутор [737] пана Данило между двумя горами в узкой долине, сбегающей [738] к Днепру. Невысокие хоромы у пана Данило: хата на вид, [739] как и у простых [740] козаков, [741] и в ней одна светлица, но есть где поместиться там и ему, и жене его, и старой прислужнице, и 10 отборным молодцам. Вкруг стен вверху идут дубовые полки, густо на них<?> стоят миски, горшки для трапезы; есть между ними и кубки серебряные и чарки, оправленные в золото, дарственные и добытые на войне; ниже висят дорогие мушкеты, сабли, пищали, копья: [742] волею и неволею перешли они от татар, турков и ляхов. Немало зато и вызубрены они. Глядя на них, пан Данило, как будто по значкам припоминал свои схватки. Под стеной внизу дубовые, гладко вытесанные лавки, возле них, перед лежанкою, висит на веревках, продернутых к кольцу, привинченному к потолку, люлька. Во всей светлице пол гладко убитый и смазанный глиною. На лавках всег<да> спит с женою пан Данило. В люльке тешится и убаюкивается малое дитя. На полу покотом ночуют молодцы. Но козаку [743] лучше спать на гладкой земле при вольном небе. Ему не пуховик и не перина нужна, — он мостит в голову себе свежее сено, вволю протягивается на траве. Ему весело, проснувшись середи ночи, взглянуть на высокое, засеенное звездами небо и вздрогнуть от приятного ночного холодка, принесшего <свежесть> козацким косточкам. Потягиваясь [744] и бормоча [745] сквозь сон, закуривает он люльку и закутывается крепче в [746] суконный жупан.

737

Было начато: Между

738

а. сходившей б. скатывающейся

739

такая же

740

других

741

Далее было: по разд<... >

742

Далее было: и взглянувши на них

743

Но теперь не зима, коз<аку>

744

Приподнявшись

745

Далее было: проворчиво

746

Далее было: старый

Не рано проснулся Бурульбаш после вчерашнего веселья. И проснувшись, сел в углу на лавке и начал натачивать новую выменянную им турецкую саблю. А пани Катерина принялась вышивать [747] золотом шелковый рушник. Вдруг вошел Катеринин отец рассержен, как будто только что бился с кем-нибудь, приступил к дочке и сурово стал выспрашивать ее: что за причина, что [748] она так поздно воротилась домой. [749]

747

Далее было: шелком

748

Вместо «что за причина что»: а. где б. отчего

749

Далее с абзаца было: Поднялось солнце на высокое небо и стало жечь траву и греть полевые цветы. Встал отец и стал бранить, ругать <?> свою дочь: «Отчего ты, дочь моя, поздо, не рано пришла домой вчера?». А Каракаш сидел в углу и натачивал турецкую саблю.

«Про эти дела, тесть, не ее, а меня спрашивать: не жена, а муж отвечает, — у нас уже так водится: не погневай<ся>», говорил <он>, не оставляя своего <дела>. «Может, в иных неверных [750] землях этого не бывает, я не знаю».

Старый отец нахмурился и что<-то> дикое выпрыгнуло у него из-под бровей. «Так я тебя спрашиваю», сказал, прикусывая усы: «зачем ты отлучался вчера на весь день из дому и так поздно приехал?»

«А вот это дело, дорогой тесть! [751] На это я тебе скажу, что я давно уже вышел из тех, которых бабы носят. [752] Знаю в походах<?> как сидеть, умею [753] держать в руках и саблю острую, еще кое-что и сумею раз... Умею никому и ответа не отдавать, что делаю».

750

бусурм<анских>

751

Далее было: теб<е>

752

Далее было: на руках

753

Далее было: слава богу

«Я вижу, Данило, что желаешь ссоры между нами. Разве я не в праве подумать, что <ты> ходил куда-нибудь на худое дело, когда не хочешь сказать?»

«Думай, думай себе ты что хочешь», сказал Данило: «думаю и я себе. Слава богу, не в одном бесчестном деле не был, всегда стоял за веру православную и отчизну, не так <как> по крайней мере иные бродяги таскаются бог знает <где>, и когда верные бьются на смерть, [а после] нагрянут убирать не ими посеянное жито и даже на униатов похожи: не заглянут в божью церковь. Таких бы нужно допроситься порядком, где они таскаются».

«Э, козак! Знаешь ли ты, я плохо [754] стреляю: только всего за сто сажень пуля моя пронизывает сердце. Я и рублюсь незавидно: от человека остаются кусочки, немногим мельче круп, из которых варят кашу».

«Я готов», сказал пан Данило, бойко перекрестивши воздух саблею, как <буд>то знал, на <?> что выточи<л>.

«Данило!» закричала громко Катерина, ухвативши его [755] за руку и повиснув на ней: «вспомни, безумный, погляди, на кого ты подымаешь руку. Батько, твои волосы белы, как снег, а ты [756] разгорелся, как неразумный хлопец».

754

неметко

755

Вместо «ухвативши его»: Данило в гр <... >

756

Далее было: горячо

«Жена!» крикнул грозно пан Данило: «ты знаешь, я не люблю этого: ведай [757] свое бабское дело». Сабли страшно звукнули, железо рубило железо, [758] козаки будто пылью себя обсыпали [759] искрами. [760] С плачем ушла Катерина в свою... <?> светлицу и кинулась на перину, покрыла себя подушкою, чтобы не слышать страшных сабельных ударов. Только напрасно... <?>: лихо бились козаки, чтобы можно было заглушить их сабельные удары; при каждом звуке сердце козацкое хотело разорваться на части, [761] [будто] по всему ее белому телу проходило: тук, тук. «Нет, не вытерплю, не вытерплю, [762] может уже алая кровь бьет [763] ключом из белого тела. Может теперь изнемогает мой милый, а я лежу тут», и вся бледная, едва переводя дух, вышла Катерина. Ровно и страшно бились: ни тот, ни другой не одолевает. Вот наступает Катеринин отец, подается пан Данило. Вот наступает пан Данило, подается суровый отец, и опять наравне. Кипит от гнева тот и другой. Вот разо <?> с разгону, ух, как страшно! и обе <сабли> разломались пополам. Стеня, отлетели в сторону клинья. «Благодарю тебя, боже», сказала [764] Катерина и вскрикнула снова: козаки взялись за мушкеты. Поправили ремни, взвели курки. Выстрелил пан Данило, не попал. Прицелил<ся> отец: он стар, однако ж не дрожит его рука. Выстрел загремел. Пошатнулся пан Данило. Алая кровь выкрасила левый рукав козацкого жупана. «Нет!» закричал Данило: «я не продам так дешево себя. [765] Не левая рука, а правая атаман. [766] Висит у меня на стене турецкий пистолет, еще ни разу во всю жизнь не изменял он мне. Слезай со стены, старый товарищ! Покажи услугу другу!» Поднял [767] руку Данило достать пистол<ет>. «Данило!» закричала в отчаянии, схвативши руку и кинувшись ему в ноги, Катерина: «не для себя молю: мне один [768] конец: [769] та недостойная жена, которая живет после своего мужа. Днепр — холодная [водица] днепровская — мне будет могила. Но погляди на сына, погляди <на> сына! Данило, Данило, погляди на сына! Кто пригреет бедного, кто приголубит его? [770] Кто выучит его летать на вороном коне, биться за волю и землю<?>, [771] пить и гулять по-козацки? Данило, зачем ты отворачиваешь лицо свое? Пропадай, сын, пропадай: тебя не хочет знать отец твой. Я теперь знаю тебя: ты — зверь, а не человек; у тебя волчье сердце и душа лукавой гадины. [772] О! я думала, что у тебя капля жалости есть, что в твоем камен<ном> теле человечьи чувства горят. Безумно же <я> ошиблась! Тебе это радость принесет, твои кости станут танцовать в гробе с веселья, когда услышат, как нечестивые звери-ляхи кинут в пламя твоего сына, [773] когда сын твой [774] будет кричать под ножами и окропом <1 нрзб.> Я знаю, ты рад с гроба встать и раздувать шапками огонь, взвившийся под ним.

757

знай

758

Далее было: вокруг посыпались

759

Вместо «козаки ~ себя обсыпали»: будто пылью обсыпались сражавшиеся

760

Далее было: Убежала

761

Далее было: как будто тело его

762

Далее было: вскрикнула она и схватила

763

льет

764

закричала

765

Далее было: Вот у меня

766

Далее было: Вот

767

Далее было: и ухватил

768

Вместо «мне один»: глянь на своего сы<на>

769

Далее было: я не буду

770

бедное дитя

771

Далее начато: у него не будет

772

лукава

773

<будут> жечь в пламени дитя твое

774

дитя <?>

«Постой, Катерина! Ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя. Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны. Как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатной шапочкой на голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем прошлое между нами. Что сделал неправого перед тобой — винюсь. [775] Прошу прощения! [776] Что же ты не даешь руки так, как это<?> делают козаки: они брали <1 нрзб.>, а когда мирятся — мирятся: всё пляшет на радость!» говорил он отцу, который [777] стоял на одном месте, не выражая на лице своем ни гнева, ни примиренья. «Отец!» — говорила [778] Катерина, обняв и поцеловав его: «не будь неумолим, прости Данила: он [779] не огорчит больше тебя»... «Для тебя только, моя дочь, прощаю», отвечал <он>, поцеловав ее и блеснув чудно очами. [780] Катерина вздрогнула: чуден показался ей его поцелуй и непонятный огонь [781] очей и всё. Как-то задумалась она, облокотясь на стол, на котором перевязывал свою раненую руку пан Данило, передумывая, что худо и не по-козацки сделал, просивши прощенья, не будучи сам ни в чем виновен.

775

Далее было: Что было между нами пусть же будет

776

Далее было: а. вино<ват> б. вот погорячился

777

Далее было: сурово

778

вскричала

779

Далее было: будет всегда

780

Далее было: Затрепетала

781

Вместо «непонятный огонь»: блеск

IV.

Блеснул день, но не солнечный; небо хмурилось, тонкий дождь сеялся на луга, на леса, на широкий Днепр. Проснулась [782] пани Катерина, но нерадостна; [783] очи заплаканы и вся она смутна и неспокойна. «Муж мой милый, мой дорогой, чудный сон мне снился».

«Какой сон, моя люба [784] пани Катерина?»

«Снилось мне — чудно, право, кажется: как будто виделось наяву и еще больше, чем виделось. Снилось мне, что будто отец мой — тот самый урод, которого мы видели на свадьбе у есаула... Но прошу тебя, не верь сну! Каких глупостей не приснится человеку, [785] когда он спит. Будто я стояла перед ним, дрожала вся, боялась, [786] от каждого слова его стонали мои жилы. А если бы ты услышал, что он говорил такое... »

782

Встала

783

Далее было: и

784

дорогая

785

видится во сне

786

Далее было: и заговорил он

«Что же он говорил, моя золотая [787] Катерина?»

«Говорил: ты посмотри на меня, Катерина. Я хорош, люди напрасно говорят, что я дурен. Я буду тебе славным мужем. Посмотри, как я поглядываю очами. Тут навел он на меня огненные очи... я вскрикнула и проснулась».

«Чуден сон твой, пани Катерина, еще чуднее будет верить ему. Однако ж знаешь ли ты, что за горою не так спокойно. Чуть ли не ляхи стали выглядывать. Мне Горобец прислал сказать, чтобы я не спал. Напрасно только он заботится. Я и без него не сплю. Хлопцы мои в эту [788] [ночь посрубили] двенадцать [789] засеков. [790] Посполитство будем свистать [791] свинцовыми сливами, а шляхтич<и> потанцуют и от батог<ов>. [792]

787

дорогая

788

в одну

789

десять

790

Далее было: для

791

готов принять

792

постегаю Далее было: прогоню батогами (не зачеркнуто)

«А отец не знает об этом?»

«Сидит у меня на шее твой отец! Я до сих пор разгадать его не могу. Много верно он грехов наделал в чужой земле! Что же в самом деле за причина, что сколько [живет] уж [793] — больше месяца есть, и хоть <бы> раз разве<се>лился, как добрый козак: не захотел выпить меду... Слышишь, Катерина, не захотел меду, который <я> вытрусил у брестовских жидов. Ей, хлопец!» крикнул пан Данило, хлопнув в ладоши и свистнув молодецким посвистом: «беги, малый, в погреб, да принеси жидовского меду! Горелки даже не пьет! Экая про<па>сть! Мне кажется, пани Катерина, что он в господа Христа не верует. А, как тебе кажется?»

793

Вместо «сколько уж»: а. до сих пор живет б. до сих пор есть