Том 14. Письма 1848-1852
Шрифт:
«Это — Катеринина душа», подумал пан Данило, но всё еще не смел пошевелиться.
«Ты помнишь всё то, что говорил тебе вчера я?» — спросил колдун так тихо, что едва можно было расслушать.
«Помню, помню, но чего бы не дала я, чтобы только забыть это. Бедная Катерина, она много [865] не знает того, что знает душа ее. Покайся, отец; мало у тебя разве [866] на душе злодеяний! [Тебе] не страшно, что после каждого убийства твоего мертвецы подымаются из могил?..»
865
многого
866
Далее было: наше<?>
«Ты опять за старое», прервал грозно колдун: «я на своем поставлю. Я заставлю тебя сделать, что мне хочется. Катерина полюбит меня. Катерина меня непременно полюбит!»
«О, ты чудовище, а не отец мой!» простонала она: «нет, не будет <по->твоему. [867] Правда, ты взял нечистыми чарами своими власть вызывать душу и мучить ее, но один только бог может заставлять ее делать то, что ему угодно. Нет, никогда Катерина, доколе буду держаться я в ее теле, не решится на богопротивное дело. Отец, близок страшный суд! Если бы ты и не отец мой был, и тогда бы ты не заставил меня изменить моему любому верному мужу. Если бы муж мой и не был мне верен и мил, и тогда бы не изменила ему, [868] потому что бог не любит клятвопреступников [869]
867
Далее было: ты
868
Далее было: но
869
Далее было: и коварных
870
Далее с абзаца было начато: Сказать
Тут вперила она бледные очи свои в окошко, под которым сидел [871] пан Данило, и недвижно уставилась.
«Куда ты глядишь, кого ты там видишь?» закричал колдун. Воздушная Катерина задрожала, но уже пан Данило был давно на земле и пробирался с своим верным Стецьком в свои горы. «Страшно, страшно», говорил он про себя, почувствовав в первый раз какую-то робость в козацком сердце, и [872] скоро прошел двор свой, на котором [873] также крепко спали козаки, кроме одного, сидевшего настороже и курившего люльку. Небо всё было засеяно звездами.
871
где сто<ял>
872
Далее было: так
873
Далее было: все
«Как хорошо ты сделал, что разбудил меня», говорила [874] Катерина, протирая светлые очи шитым рукавом своей сорочки и разглядывая с ног до головы стоявшего перед нею мужа: «Как<ой> страшный сон мне виделся! Как тяжело дышала грудь моя!.. Ух!.. Мне казалось, что я умираю... » [875]
«Какой же сон? Уж не этот ли?» и стал пан Данило рассказывать всё, виденное им.
874
Далее было вписано: как будто песню («песню» не зачеркнуто)
875
Далее с абзаца было начато: Да я сам
«Ты как это узнал, мой муж?» спросила, изумившись, Катерина: «Да нет, это правда... но нет, многое не виделось мне из того, что ты рассказываешь. Нет, мне не снилось, чтобы отец убил мать мою <1 нрзб.>, ни мертвецов, ничего не виделось мне. Нет, Данило, ты не так рассказываешь. Ох, какой страшный отец мой!»
«И [876] не диво, что тебе многое не виделось. Ты не знаешь и десятой доли того, что знает душа. Знаешь ли ты, что отец твой — антихрист? Еще в прошлом году, когда я собирался вместе с ляхами на крымцев (тогда я еще держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря (он, жена, — святой человек), что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека. А душа, ты знаешь, гуляет по своей воле, когда заснет человек, [877] и летает вместе с архангелами около божьей светлицы. Мне с первого разу не показалось лицо твоего отца. Если бы я знал прежде, что есть такой отец, я бы не женился на тебе. Я бы кинул тебя и не принял бы на душу греха, породнившись с антихристовым племенем».
876
То
877
Далее было: и всё делает, что ей ни хочется
«Данило», сказала Катерина, закрыв лицо руками и рыдая: [878] «я ли виновна в чем перед тобою? [879] Я ли изменила тебе, мой любый муж? Чем же навела на себя гнев твой? Неверно я разве служила теб<е>, сказала ли тебе противное слово, когда ты ворочался с молодецкой попойки? Тебе ли не родила я чернобрового сына?..»
«Не плачь, Катерина! Я [880] тебя теперь знаю и не кину [881] ни за что. [882] Грехи все лежат на отце твоем!»
878
Далее было: Разве
879
Далее было: Разве
880
Далее было: узнал
881
Далее было: уже
882
Далее было: Ты невинна
«Нет, не называй его отцом моим. Он не отец мой, бог — свидетель. Я отрекаюсь от него, отрекаюсь от отца. Он — антихрист, богоотступник. Пропадай он, тони он, — не подам руку спасти его. [883] Сохни он [884] от тайной [885] отравы, не подам [886] воды напиться ему. У меня нет <отца>. Ты у меня отец!»
В глубоком подвале у пана Данила за тремя замками сидит колдун, закованный в железные цепи, [887] а подале над Днепром горит бесовский его замок, и алые, как кровь, волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен. Не за колдовство, не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун: им судья — бог. Сидит он за тайное [888] предательст<во>, за [889] сговоры с врагами православной русской земли продать католикам [890] украинский народ и выжечь [891] христианские церкви. Угрюм колдун. Дума черная, как ночь, у него в голове. Всего только один день остается жить ему, и завтра пора ему прощаться с миром. Завтра ждет его казнь. Не совсем легкая казнь его ждет; [892] это еще милость, когда сварят его живого в котле или сдерут с него грешную кожу. Угрюм колдун. Поникнул головою: может быть, он уже и кается [893] перед смертным часом. Только не такие грехи его, что б бог простил их. Вверху перед ним узкое окно, [894] но не хрупкое стекло в нем, вместо его вправлен железный лист, весь исколотый [895] небольшими дырочка<ми>, как решето, и перед ним железная острая рогатка, и солнечный луч, проходя через него, пад<а>ет мелкою сеткою прямо [896] <в> лицо ему. Гремя цепями подвелся он к окну поглядеть, не пройдет ли его дочь. [897] Она кротка, непамятозлобна, [898]
как голубка; не умилосердится ли она над отцом? Но никого нет, внизу бежит дорога, но по ней никто не пройдет. Пониже ее гуляет Днепр. Ему ни до кого нет дела: он бушует, и унывно слушать колоднику однозвучный шум его. Вот кто-то показался по дороге. «Это козак», тяжело вздохнул колодник. Опять всё пусто. Вот, кто<-то> вдали спускается, развевается зеленый кунтуш, горит на голове золотой кораблик. «Это она». Еще ближе приникнул он к окну: вот уже проходит близко Катерина. «Дочь, умилосердись, подай милостыню!» Она нема, она не хочет слушать, она и глаз не наведет на тюрьму [899] и уже прошла мимо, уже и скрылась. Пусто во всем мире. Унывно шумит Днепр. Грусть залегает в сердце. Но ведает ли эту грусть колдун? День клонится к вечеру, уже солнце село. Уже и нет его. Уж и вечер: свежо; где-то мычит вол, откуда-то навеваются звуки, верно, народ где-нибудь идет с работ и веселится. По Днепру мелькает лодка. Кому нужда до колодника? [900] Блеснул [901] на небе серебряный серп. Вот кто-то идет с противной стороны по дороге — трудно разглядеть в темноте. Это возвращается Катерина. «Дочь, Христа ради! и свирепые волченята не станут рвать свою мать. [902] Дочь, хоть взгляни на преступного отца своего!» Она не слушает и идет. «Дочь, ради несчастной матери!» Она остановилась. «Прииди принять последнее мое слово».883
Далее было: Изнемогай
884
Вместо «Сохни он»: Издыхай
885
медленной
886
Далее было: руки
887
Далее было: не за богопротивное
888
Далее было: что
889
Далее было: что
890
а. разорить б. выжечь
891
разорить
892
Далее было: ему выжгут угл<ем> и чуб на голове привяжут
893
раскает<ся>
894
Далее было: а. полоса <?> (не зачеркнуто) б. не стеклянная в. но не стеклянный лист
895
Далее было: узк<ими>
896
ему
897
Далее было: не умилосердится
898
и тиха как
899
Вместо «тюрьму»: поды <?>
900
Далее было: вот кто
901
Блестит
902
любят мать свою
«Зачем ты зовешь меня, богоотступник? Не называй меня дочерью! Между нами нет никакого родства. Чего ты хочешь от меня ради несчастной матери моей?»
«Катерина, мне близок конец. Я знаю: меня твой муж хочет привязать [903] к кобыльему хвосту и пустить по полю, а, может, и еще страшнейшую выдумать казнь».
«Да разве есть на свете казнь, равная твоим грехам? Жди ее, никто не станет просить за тебя!»
«Катерина, меня не казнь страшит, но муки на том свете. Ты невинна, Катерина, душа твоя будет летать в раю около бога, а душа богоотступного отца твоего будет гореть в огне вечном, и никогда не угаснет тот огонь: всё сильнее и сильнее будет разгораться он [904] , и не похож огонь на земной [905] в сотую <1 нрзб.> Ни капли росы не падет, ни ветер не пахнет».
903
Далее в автографе: меня (не зачеркнуто)
904
Далее было: никогда дождя не попадет
905
Вместо «не похож огонь на земной»: не такой тот огонь как на земле
«Этой [906] казни я не властна [907] умалить», сказала Катерина, оборотившись.
«Катерина, постой на одно слово. [908] Ты можешь спасти мою душу. Ты не знаешь, как бог милосерд. Слышала ли ты [909] про апостола Павла, какой был он гонитель, но после покаялся и стал святым».
«Что же я могу [910] сделать, чтобы спасти тво<ю> <душу>?», сказала Катерина: «мне ли, слабой женщине, об этом думать?»
906
От этой
907
не могу
908
Далее было: постой: бог, ты не знаешь, как милосерд
909
Далее было: по кра<йней>
910
Далее было: для тебя
«Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы всё кинул. Покаюсь: пойду я в пещеры, надену на тело жесткую власяницу. День и ночь буду богу [молиться], не только скоромного, не возьму рыбы в рот. Не постелю одежды, когда стану спать, и всё буду молиться, всё молиться. И когда не снимет с меня милосердие божие хотя сотой доли греху, закопаюсь по шею в землю или замуруюсь в каменную стену, не возьму и пищи и умру, а всё добро свое отдам монахам, чтобы 40 дней и 40 ночей правили по мне панихиду».
Задумалась Катерина. «Хоть [911] я и отопру замки, но мне [912] не расковать твоих цепей», сказа<ла она>.
911
Если
912
мне же
«Я не боюсь цепей», говорил он: «ты думаешь, они руки и ноги мои заковали? Нет, я напустил им в глаза туман и вместо руки протянул сухое дерево. Вот я, гляди: на мне нет теперь ни одной цепи. Я бы стен этих не побоялся и прошел бы [913] сквозь них. Но муж твой не знает, какие это стены: их строил один святой схимник и никакая нечистая сила не может отсюда вывесть колодника, не отомкнув тем самым ключом, которым замыкал святой свою келью. [914] Такую самую келью вырою и я себе, неслыханный грешник, когда выйду на волю».
913
Далее было: в дырочку
914
Вместо «свою келью»: муж