Том 2. Стихотворения 1850-1873

"Нет не могу я видеть вас…"

«Нет, не могу я видеть вас^*…» — Так говорил я в самом деле, И не один, а сотню раз, — А вы — и верить не хотели. В одном доносчик мой неправ — Уж если доносить решился, Зачем же, речь мою прервав, Он досказать не потрудился? И нынче нудит он меня — Шутник и пошлый и нахальный — Его затею устраня, Восстановить мой текст буквальный. Да, говорил я, и не раз — То не был случай одинокий — Мы все не можем видеть вас — Без той сочувственно-глубокой Любви сердечной и святой. С какой — как в этом не сознаться? — Своею лучшею звездой Вся Русь привыкла любоваться.

14-ое февраля 1869 *

   Великий день Кирилловой кончины — Каким приветствием сердечным и простым    Тысячелетней годовщины    Святую память мы почтим? Какими этот день запечатлеть словами,    Как не словами, сказанными им, Когда, прощаяся и с братом и с друзьями, Он нехотя свой прах тебе оставил, Рим…    Причастные его труду Чрез целый ряд веков, чрез столько поколений, И мы, и мы его тянули борозду    Среди соблазнов и сомнений, И в свой черед, как он, не довершив труда, И мы с нее сойдем — и словеса святые Его воспомянув — воскликнем мы тогда: «Не изменяй себе, великая Россия!    Не верь, не верь чужим, родимый край, Их ложной мудрости иль наглым их обманам, И как святой Кирилл, и ты не покидай    Великого служения Славянам»…

"Нам не дано предугадать…"

Нам не дано предугадать^*, Как слово наше отзовется, — И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать…

"Две силы есть — две роковые силы…"

Две силы есть — две роковые силы^*, Всю жизнь свою у них мы под рукой, От колыбельных дней и до могилы, — Одна есть Смерть, другая — Суд людской. И та и тот равно неотразимы, И безответственны и тот и та, Пощады нет, протесты нетерпимы, Их приговор смыкает всем уста… Но Смерть честней — чужда лицеприятью, Не тронута ничем, не смущена, Смиренную иль ропщущую братью — Своей косой равняет всех она. Свет не таков: борьбы, разноголосья — Ревнивый властелин — не терпит он, Не косит сплошь, но лучшие колосья Нередко с корнем вырывает вон. И горе ей — увы, двойное горе, — Той гордой силе, гордо-молодой, Вступающей с решимостью во взоре, С улыбкой на устах — в неравный бой, Когда она, при роковом сознанье Всех прав своих, с отвагой красоты, Бестрепетно, в каком-то обаянье Идет сама навстречу клеветы, Личиною чела не прикрывает, И не дает принизиться челу, И с кудрей молодых, как пыль, свевает Угрозы, брань и страстную хулу, — Да, горе ей — и чем простосердечней, Тем кажется виновнее она… Таков уж свет: он там бесчеловечней, Где человечно-искренней вина.

11-ое мая 1869 *

Нас всех, собравшихся на общий праздник снова, Учило нынче нас Евангельское Слово    В своей священной простоте: «Не утаится Град от зрения людского,    Стоя на Горней высоте». Будь это и для нас возвещено не всуе —    Заветом будь оно и нам — И мы, великий день здесь братски торжествуя, Поставим наш союз на высоту такую, Чтоб всем он виден был — всем братским племенам.

"Как насаждения Петрова…"

Как насаждения Петрова^*, В Екатерининской долине^* Деревья пышно разрослись — Так насаждаемое ныне, Здесь русское живое слово Расти и глубже коренись.

О. И. Орловой-Давыдовой *

Здесь, где дары судьбы освящены душой, Оправданы благотвореньем, Невольно человек мирится здесь с судьбой, Душа сознательно дружится с Провиденьем.

Андрею Николаевичу Муравьеву *

Там, где на высоте обрыва Воздушно-светозарный храм Уходит выспрь — очам на диво — Как бы парящий к небесам, Где Первозванного Андрея Еще поднесь сияет крест — На небе киевском белея, Святой блюститель этих мест — К стопам его свою обитель Благоговейно прислоня, Живешь ты там — не праздный житель — На склоне трудового дня. И кто бы мог, без умиленья, И ныне не почтить в тебе Единство жизни и стремленья И твердость стойкую в борьбе? Да, много, много испытаний Ты перенес и одолел… Живи ж не в суетном сознанье Заслуг своих и добрых дел — Но для любви, но для примера, Да убеждаются тобой, Что может действенная вера И мысли неизменной строй.

В деревне *

Что за отчаянные крики, И гам, и трепетанье крыл? Кто этот гвалт безумно-дикий Так неуместно возбудил? Ручных гусей и уток стая Вдруг одичала и летит, Летит — куда, сама не зная, И как шальная голосит. Какой внезапною тревогой Звучат все эти голоса! Не пес, а бес четвероногий, Бес, обернувшийся во пса, В порыве буйства, для забавы, Самоуверенный нахал, Смутил покой их величавый И их размыкал, разогнал! И словно сам он, вслед за ними, Для довершения обид, С своими нервами стальными, На воздух взвившись, полетит! Какой же смысл в движеньи этом? Зачем вся эта трата сил? Зачем испуг таким полетом Гусей и уток окрылил? Да, тут есть цель! В ленивом стаде Замечен страшный был застой, И нужен стал, прогресса ради, Внезапный натиск роковой, — И вот благое провиденье С цепи спустило сорванца, Чтоб крыл своих предназначенье Не позабыть им до конца. Так современных проявлений Смысл иногда и бестолков, — Но тот же современный гений Всегда их выяснить готов. Иной — ты скажешь — просто лает, А он свершает высший долг, — Он, осмысляя, развивает Утиный и гусиный толк!

Чехам от московских славян *

На ваши, братья, празднества́^*, Навстречу вашим ликованьям, Навстречу вам идет Москва С благоговейным упованьем. В среду восторженных тревог, В разгар великого волненья, Приносит вам она залог, Залог любви и единенья. Примите же из рук ея То, что́ и вашим прежде было, Что́ старочешская семья^* Такой ценой себе купила, Такою страшною ценой, Что память эта и поныне — И вашей лучшею святыней, И вашей жизненной струей. Примите Чашу! Всем звездой В ночи судеб она светила И вашу немощь возносила Над человеческой средой. О, вспомните, каким она Была вам знаменьем любимым, И что в костре неугасимом Она для вас обретена. И этой-то великой мзды, Отцов великих достоянья, За все их тяжкие труды, За все их жертвы и страданья, Себя лишать даете вы Иноплеменной дерзкой ложью^*, Даете ей срамить, увы, И честь отцов и правду Божью. И долго ль, долго ль этот плен, Из всех тягчайший, плен духовный, Еще сносить ты осужден, О чешский люд единокровный? Нет, нет, недаром благодать На вас призвали предки ваши, И будет вам дано понять, Что нет спасенья вам без Чаши. Она лишь разрешит вконец Загадку вашего народа: В ней и духовная свобода, И единения венец. Придите ж к дивной Чаше сей, Добытой лучшей вашей кровью^*, Придите, приступите к ней С надеждой, верой и любовью.

"Природа — сфинкс. И тем она верней…"

Природа — Сфинкс. И тем она верней^* Своим искусом губит человека, Что, может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней.

"Как нас ни угнетай разлука…"

Как нас ни угнетай разлука^*, Но покоряемся мы ей — Для сердца есть другая мука, Невыносимей и больней. Пора разлуки миновала, И от нее в руках у нас Одно осталось покрывало, Полупрозрачное для глаз. И знаем мы: под этой дымкой Все то, по чем душа болит, Какой-то странной невидимкой От нас таится — и молчит. Где цель подобных искушений? Душа невольно смущена, И в колесе недоумений Вертится нехотя она. Пора разлуки миновала, И мы не смеем, в добрый час, Задеть и сдернуть покрывало, Столь ненавистное для нас!

Современное *

Флаги веют на Босфоре, Пушки празднично гремят, Небо ясно — блещет море И ликует Цареград. И недаром он ликует: На волшебных берегах Ныне весело пирует Благодушный падишах. Угощает он на славу Милых западных друзей, И свою бы всю державу Заложил для них, ей-ей. Из премудрого далека Франкистанской их земли^* Погулять на счет пророка Все они сюда пришли. Пушек гром и мусикия! Здесь Европы всей привал, Здесь все силы мировые Свой справляют карнавал. И при кликах исступленных Бойкий западный разгул И в гаремах потаенных Двери настежь распахнул. Как в роскошной этой раме Дивных гор двух морей Веселится об исламе Христианский съезд князей! И конца нет их приветам, Обнимает брата брат… О, каким отрадным светом Звезды Запада горят! И всех ярче и милее Светит тут звезда одна — Коронованная фея, Рима дочь^*, его жена. С пресловутого театра Всех изяществ и затей — Как вторая Клеопатра^* В сонме царственных гостей, На Восток она явилась Всем на радость, не на зло. И пред нею все склонилось: Солнце с Запада взошло! Только там, где тени бродят По долинам и горам И куда уж не доходят Эти клики, этот гам — Только там, где тени бродят, Там в ночи — из свежих ран Кровью медленно исходят Миллионы христиан.

А. Ф. Гильфердингу *

Спешу поздравить. Мы охотно Приветствуем ваш неуспех, Для вас и лестный, и почетный, И назидательный для всех. Что русским словом столько лет Вы славно служите России, Про это знает целый свет, Не знают немцы лишь родные. Ох, нет, то знают и они — И что в славянском вражьем мире Вы совершили — вы одни, — Все им известно — inde irae!.. [8] Во всем великом этом крае Они встречали вас не раз, В Балканах, Чехах, на Дунае, Везде, везде встречали вас. И как же мог бы без измены, Высокодоблестный досель, В академические стены, В заветную их цитадель, Казною русской содержимый Для этих славных оборон, Вас, вас впустить — непобедимый Немецкий храбрый гарнизон?

8

Отсюда гнев (лат.).