Он бедным пел: «Терпи, народ!Не вечно тягостное бремя.Придет пора, настанет время,Когда спасение придет.Сам Бог страдал! Он нам смиренье,Любовь и правду завещал.Своим страданием прощеньеГрехов он людям даровал.Терпи, народ. Чем тяжче бремя,Чем больше горя и забот,То тем скорей настанет время,Когда спасение придет!..»
III
…Тихо склонилися ивы плакучиеНад неподвижной зеркальной водой.Дай же мне выплакать слезы горючие,Дай же поплакать мне вместе с тобой.Дай же мне высказать скорбь неисходную,Что накипело в несчастной душе.Сердце наполни мне верой
свободною, Дай утешение мне!..
IV
Зачем печально, ангел мой,Теперь ты смущена?Зачем грустить! Ведь я с тобой,Я твой и ты моя!Не плачь. Лобзанием своимЯ слёзы осушуИ взглядом любящим, как дым,Печаль всю прогоню.Зачем печалью, ангел мой,Теперь смущать себя?Зачем грустить! Ведь я с тобой,Я твой и ты – моя!
<1893>
«Что за дивная ширь! Что за чудный простор!..»
Что за дивная ширь! Что за чудный простор!Я гляжу – оторвать просто жальОт чудесных картин очарованный взор:Там, направо, налево, в прозрачную дальУбегают уступы истерзанных гор;От вершин до подошвы покрыты ониТемным мохом дремучих столетних лесов,И, куда ни глядишь, – всюду горы одни…
2 августа <1893>
Коктебель
«Только там, вдалеке, за границей хребта…»
Только там, вдалеке, за границей хребта,Где сгустился туман и темней и синей,Словно вырвавшись прочь из гранитных оков,Протянулася даль золотистых лугов,Широта бесконечных степей…
<Сентябрь 1893>
«Двенадцать пробило. Родился новый год…»
Двенадцать пробило. Родился новый год.И старый новому уж место уступает.Что нового с собой нам этот принесет?Что жизнь старого навеки потеряет?Я был один. Я встретил новый годВдали от вас, друзья мои, на юге;Я слышал: океан бушует и ревет,И ветра свист, и ропот южной вьюги.Я был один. И в комнате моейОдна свеча печально догорала…
<31 декабря 1893>
«Недавно над морем я долго стоял…»
Недавно над морем я долго стоял.В туманной обманчивой далиРевел и катился бушующий вал,Немые громады недвижимых скалПод натиском моря дрожали.Порывистый ветер в ущельях гудел,И горы глядели угрюмо.Я долго над морем стоял и смотрел,Томимый мучительной думой.Я думал: ты страшен, велик, океан,Лежишь в бесконечном просторе.Но есть и страшнее тебя великан –И это житейское море;Оно и грозней и опасней, чем ты,Хоть часто в опасном покоеЛаскает и нежит и манит мечты,Чаруя своей красотою.Но много разбитых надежд там на дне…
<Декабрь 1893>
«Чудный мир волшебной сказки!..»
Чудный мир волшебной сказки!Полный неги старый сад,Освещенный весь луною,Роз и фиалок аромат.Воздух нежит и ласкает…
9 января 1894
Феодосия
«У ворот разрушенного храма…»
У ворот разрушенного храма,Где сплетаются и плющ и виноградВкруг колонн разбитой колоннады,Где акаций белых аромат,Что как кружевом на сером фоне камняРассыпают зелень яркую ветвей,Так струится, нежный и прекрасный;Посреди обломков и каменийУцелела странная статуя.Хоть от времени потрескалась она,Но в лице ее чудесные черты…
<Январь 1894>
«Море как зеркало. Тишь непробудная…»
Море как зеркало. Тишь непробудная.Неизмеримый простор.Даль синеватая,
светлая, чуднаяМанит, ласкает мой взор.Скалы в воде целиком отражаются.Жарко! Уплыть лучше в ночь!
<Между 28 июня и 3 июля 1894>
«Прекрасна благодатная…»
Прекрасна благодатнаяЮга красота,Но жажда невозвратнаяМанит меня всегда.От юга вечно ясногоНа север милый мой,Хоть меньше там прекрасного,Зато ведь он родной.Уж так на свете водится,Велося так всегда –Гора с горой не сходитсяВовеки никогда.
<Конец июня – начало июля 1894>
«Песни чудные милой отчизны моей…»
Песни чудные милой отчизны моей,Без конца я вас слушать готов.Родились вы в просторе зеленых степей,В глубине лесов.В вас
<1894>
Коктебель>
«Мне снилась ночь: в сиянии луны…»
Мне снилась ночь: в сиянии луныЛежали бледные остатки разрушенья –Обломки гордые далекой старины,Развалины эпохи Возрожденья.Лишь кое-где, изящна и стройна,Из праха и пыли колонна возвышаласьДорийски-строгая. Казалось, что онаНад силой времени спокойно издевалась.Разбросаны кругом, лежали меж камнейПорталы, портики, фронтоны, изваянья,Кентавр и сфинкс – смесь зверя и людей,Фантазии причудливой созданья.И мраморный раскрытый саркофагЛежал нетронутый под грудами развалин…
<Весна 1898
Феодосия>
«В стенах наших душных больших городов…»
В стенах наших душных больших городов,Где нет ни простора, ни света,Где воздух отравлен, где зелень садовЖелтеет средь знойного лета,Где зелень лесов и раздолье полей –В искусственных красках картины –Мы видим при свете вечерних огнейЗа толстым окошком витрины.Где даже сама чародейка-веснаЗемли не ласкает цветами,Не будит заснувшие реки от сна,Не льется в канавках ручьями.Давно мы отвыкли от ярких лучей,От бодрой и светлой природы,И нам не понятно, что шепчет ручей,Рыданья ночной непогоды.Степные туманы, безмолвие гор,И звездочек светлых мерцанье,И волн бесконечный, живой разговор,И сосен немых очертанья.Но здесь, под потоками ярких лучей,Под небом родимого КрымаЛюблю я природу сильней, горячей –Как тучки, плывущие мимо,Спокойно скользят над моею душойПростые и ясные думы.
Сон в Шули
<1>
В Шулинской долине привольно садам.Кругом меловые отроги.Отсюда к умершим давно городамИдут через горы дороги.В Шулинской долине – и тень и покой;А ночью, когда разгорятсяЛучистые звезды вдали голубой,В Шулинской долине бесшумной толпойВиденья и тени роятся.Видения к путнику сходят сквозь тьму,Уйдут, возвращаются снова;И вьются и шепчут, и снятся емуДалекие тени былого.
II
Глядя на утесы и выступы скал,На серые кручи, на этиМогучие башни, я вдруг проникалСквозь мрак пролетевших столетий.Спускается вечер. До слуха достигРучья однозвучного ропот.Чу! Снизу долины послышался крикИ конный отрывистый топот.То мчится к Мангупу испуганный хан,За ним царедворцы толпою.Внизу по долинам ложится туман,Поляны покрыты росою.Чалма набекрень; отклонившись назад,Он стиснул зубчатые шпоры.Далёко в долине остался Албат,Уж близки Мангупские горы.Там в тихой долине на гребне горы –Мангупа зубчатые стены,Во время осады и смутной порыСлужившие ханам Равенной.