Тонкая штучка

— Я не понимаю тебя, — откинулся на спинку стула Павел.

— Чего ж не понять. Ты задел Мотю, Боксер только ждал случая, чтобы ударить, ты — тот самый случай, не выдержал, полез. Боксер дурак, а Мотя хитрый, Мотя его сожрет. И я останусь с ним нос к носу. Дрянь дело.

— На пугливого ты не похож, — заметил Павел.

— Ты знаешь, сколько у него людей, а сколько у меня?

— Мне сказали, ты здесь большой авторитет. Нет?

— Для таких, как я, — бывших.

— Их мало?

— Достаточно. Только ведь я их позову не дом мне помочь построить, а башку под пули подставлять. Я, Павел, там навоевался, — махнул он рукой. — Мне война ни к чему, особенно сейчас. Есть такое понятие — равновесие. Слышал? Мне нравится равновесие. Выиграет Мотя — я проиграю, выиграет Боксер — тоже не лучше. Не нужна мне война.

— Она уже началась.

— Пока еще их можно остановить. Если ты оставишь Мотю в покое. Если нет, — Афганец пожал плечами, — мне придется выбирать. Плохой выбор. Ты мне нравишься.

— Хорошо, — подумав, кивнул Павел, — считай, договорились. Я ничего не предпринимаю, я просто жду.

На этом встреча закончилась. Кажется, Павел был доволен, ну и я вместе с ним, потому что стрельба, надо полагать, отменялась.

— Теперь вы меня отпустите? — поинтересовалась я.

— Как только получу убийцу, — ответил Павел.

* * *

Следующие два дня прошли спокойно, так что я даже немного заскучала. Гиви на солнышке грелся, я позвала с веранды и предложила:

— Может, на рынок съездим?

Он из-под локтя взглянул, поднялся.

— Поедем.

На рынке мы были часа полтора, Гиви покупатель придирчивый, я с ним намучилась, а он еще лекции читал как заведенный. После рынка зашли в книжный магазин: я в отдел иностранной литературы направилась, и Гиви за мной. Наблюдал. Книгу из моих рук взял, полистал, даже потряс. Я не удержалась, спросила:

— Английским интересуешься?

— Нет. Тобой.

Я только плечами пожала.

На базе в домике царила тишина. Гиви беспокойства не проявлял, значит, был в курсе, где остальных носит. За домом стоял мангал, шампуры тоже нашлись, и мы затеяли шашлыки. А я все к Гиви присматривалась. Из четверки он был мне наиболее симпатичен, может, потому что знал толк в кулинарии. Как бы между прочим я спросила:

— Как идут розыскания в моей биографии, есть что-нибудь интересное?

— Ты очень скрытная, — усмехнулся он.

— Наверное, я просто не знаю об этом.

— Считаешься отличной училкой, и дети от тебя без ума.

— Вижу, у тебя настроение хорошее.

— А почему оно должно быть плохим? Когда твой сын приезжает?

— А что? — насторожилась я.

— Ничего. Не скучаешь?

— Да я до смерти рада, что он так далеко.

— Тоже верно, — миролюбиво заметил он. Потом вдруг начал расспрашивать о моей жизни в Англии. Я отвечала с максимальными подробностями, так как ничего опасного с этой стороны не ожидала.

— Еще я была в Бразилии, во время карнавала. Если карнавал сам не увидишь, понять, что это такое, не сможешь. Это, я скажу тебе, зрелище, — примерно с полчаса я рассказывала о карнавале. Решив, что мы достигли взаимопонимания, я без нажима спросила:

— А ты, значит, из Грузии? А у меня тетка в Тбилиси.

— Ясно.

— Красивый город.

— Часто ездила?

— Каждое, лето. В детстве. Я любила у них гостить. У тетки своих детей нет, мне она всегда была рада. Муж у нее очень добрый, меня любил.

— Ну, это неудивительно.

— В каком смысле? — насторожилась я.

— В смысле, что в детстве ты была примерной девочкой. Не шалила, по деревьям не лазила, конфет из шкафа не таскала. Так?

— В общем, да, — согласилась я, хотя и имела другую версию моего детства, продолжила рассказ. — У них машина была, мы на ней к морю ездили, обычно в Батуми.

Я красочно рассказывала о своем детстве, воспевая солнечную Грузию и ее замечательный народ, ярким представителем которого был мой дядька-грузин. Гиви слушал с интересом, а я углубилась в воспоминания и рассказала, как давным-давно ходила на концерт ансамбля «Орера», я даже спела: «Тополя, тополя», правда, только припев. Покопавшись еще в памяти и больше ничего не обнаружив, я вздохнула и сказала:

— Да, чудесный город.

— Наверное, — пожал плечами Гиви, — я там никогда не был. Родился и вырос в Москве.

«Свинья», — хотелось сказать мне. Конечно, я и о Москве могла бы поговорить, но желания больше не было. В общем, мы пообщались вполне душевно. Потом я в гамаке прилегла с книжкой, но не читала, а за Гиви наблюдала, но, видимо, что-то проглядела. В какой-то момент, поймав на себе его взгляд, я вздрогнула, почуя опасность. Пожалуй, благодушествовала я зря. Вообще-то я самолюбива, и когда дам маху, всегда злюсь, и сейчас я разозлилась, но, напустив на себя некоторую придурковатость, продолжала листать книжку.

Утром мы с Мишкой отправились мне за платьем. Мишку я уже терпеть не могла за сальные шутки и непредсказуемое поведение. Мы разругались почти сразу, и он грозиться начал, только я его не больно боялась и совсем не слушала. Платье выбрали быстро. Оно мне совсем не шло, потому и устроило. Дрянь редкая, если честно. Спина голая, узкие тесемки на шее завязываются, в общем, хуже не бывает. Павлу должно понравиться. Но не понравилось. И правильно. Выглядела я в нем, как корова на коньках. На корову я вовсе не похожа, это я так, образно. Павел взглянул на мой торжественный выход на веранду и поморщился. Конечно, я не ожидала что-нибудь в духе известной сцены из «Красотки», но все-таки было обидно.

— Может, мне юбку с блузкой надеть? — предложила я.

Павел рукой махнул:

— Поезжай так, какая разница.

Это как посмотреть.

Платье длинное, я к такому не привыкла, в машине подол дверью прихлопнула, лучше он от этого не стал, а в казино (приехали мы, конечно, туда), при входе в ресторан, я на подол наступила и едва не упала, чем испортила эффект нашего торжественного появления. Впрочем, блистать особенно было не перед кем: никого из высших чинов не наблюдалось, о чем я не сожалела, поинтересовалась только:

— Мы здесь надолго, или начнем бродить туда-сюда?

— Павел, — влез Мишка, — давай я ей по зубам съезжу?

— За что это? — испугалась я. — Я вилок не роняю, скатертью руки не вытираю, за что же по зубам?

— Было бы за что, — философски заметил Мишка, — давно б убили.

Павла наша перепалка совершенно не интересовала, скорее всего он ее и не слышал. Тут в зале появился близкий друг и помощник Косого, об этом Гиви сообщил. Посмотрел на нас, стал суетливым и быстро исчез. Где-то через час пришел Афганец, на этот раз мужскую компанию разбавляли две женщины, мне они не понравились. Мотины ребята, человек десять, шумно пили за столом в углу и на нас косились. Зачем мы здесь — не понимают, а спрашивать — не ответят. Ходим, как на работу. Сидим, ждем чего-то. Есть мне совершенно не хотелось, да и вредно это на ночь глядя. Вот испортят мне желудок. Я вилкой узоры на скатерти чертила и публику разглядывала.