Тот, кто должен

Выйдет из ванной и вытирается перед зеркалом в зале, а я сижу в кресле и смотрю на нее – совсем девчонка, словно и жизни не знала.

Страшно я ее хотела тогда. А, может, просто мужчин не хотела, но все мысли только о ней и были. И все меня тянуло дотронуться до нее – то за руку возьму, то за плечо, то по голове поглажу.

Лариска замечать стала, посмотрит на меня – посмеется. Но ничего не говорила и не запрещала вроде бы.

И тут ее Арсен вернулся. Блядовал где-то, а потом к Лариске пришел – с водкой и закуской. Сам смуглый, еще и загорелый, башка лысая, нос крючком, зубы сверкают. Не понравился он мне страшно, я и за стол с ними не села.

Потом они к Лариске в комнату пошли. Слышно было, что кровать скрипит, но чтобы она стонала – нет. Ничего такого. Он только фыркал как-то.

Когда ушел, она в душ пошла, потом к себе – так и затихло все. Мы с ней разговаривать практически перестали. Как-то неприятно мне было говорить с ней, больно.

Он стал к нам захаживать. Не жадный был мужик – еды всегда много приносил, водки. Лариска напивалась часто – с ним за компанию. Один раз они в ее комнату пошли, и вдруг он ко мне стучится.

– Пойдем, – говорит, – к нам, если тебе одиноко.

Я отказалась, конечно. А он настаивает:

– Пойдем, тебе хорошо будет. Лариса просила тебя позвать.

Но я все равно не пошла. Страшным мне это показалось. И я ж не пьяная была. И Арсен такой противный был.

Но когда он ушел, я даже пожалела, что не согласилась. Все к тому катилось. Катилось, как говорят, по наклонной. У меня голова только этим была забита: Лариской, сексом, порнухой всякой. Казалось, если бы она согласилась быть со мной, мы бы так и жили, и тогда оправдано было бы, что у меня ни детей нет, никого. Никого, кроме этой девушки.

Больше ничего не происходило, приходил Арсен, со мной почти не разговаривал. И мне казалось, что Лариске он должен надоесть – рано или поздно, и она сама его прогонит, но она не прогоняла. Со мной почти не общалась, но и не пряталась от меня, так же сушила при мне волосы, так же ходила в расстегнутом халате, так же сверкала коленками.

И я никак не могла объяснить себе, отчего меня к ней так тянет: просто потому что у меня давно никого не было, или потому что я лесбиянка, или потому что люблю именно ее. Я отворачиваться от нее стала, обходить, чтобы случайно не прикоснуться, и вообще взяла себя в руки. Не маньячка же я какая-то.

Лариска даже расстроилась как будто. Тоже стала на меня фыркать. И уже никогда мы с ней так не хохотали, и не обнимались, и не дурачились, как в то время, когда я спасалась от Петровича.

27. ШЛЮХА

Ивановка – самый престижный район города. Но Ивановка бесконечна, и ее окраины находятся на расстоянии пяти станций метро и двенадцати остановок троллейбуса от тех кварталов, которые считаются престижными. А Славкина квартира – где-то посредине. Взял он ее задешево – такие варианты попадаются только директорам рекламных агентств, но в ремонт вложился основательно. Запах его жилья – запах свежей древесины с примесью какого-то одеколона, тоже недешевого. И никакого корвалола.

Если человек хочет жить красиво, он готов приложить к этому массу усилий. Славка приложил – и зажил. Мих назвал бы его не бизнесменом, а, скорее, шоуменом в бизнесе, настолько Славка – человек-фейерверк. На работе у него шум и гвалт, Мих к нему заезжал только однажды, но запомнил надолго, с тех пор – не хочется.

Дома стильно. Тона красно-черные, яркие. Славка не из тех, что жаждет сумрака и покоя. У него музыка включается одновременно со светом.

И только если ему предельно захочется тишины, как после «Венского Дома», он может приглушить Араша-Таркана, налить холодного виски и взглянуть на Миха расслабленно.

Мих тоже налил себе.

– Ты Веронику хочешь? – спросил Славку.

– В смысле?

– Ну, вот когда она в глаза тебе смотрит и улыбается: «Хорошеешь, Славик»?

– Хочу. Но это не значит, что я все брошу и буду слюни пускать пузырями. Да и дура она.

– Шеф-редактор нашего журнала.

– Да-да, я именно это и хотел сказать, – кивнул Славка. – Она – такая же хня, как и ее журнал. Не понимаю вообще, как тебя туда занесло. Бизнес этот на соплях держится. Хоть бы спросил меня что ли, прежде чем работу менять. Нет, хорошо, что из социалки срулил, но не к Веронике же!

– Я вот все думаю, как блондинки это делают? Есть в них магия.

– Ты видал, Мухин весь город плакатами оклеил: «Любимая, я люблю»? Это мы ему рисовали. Редактор наша говорит ему: «Это, баран, тавтология». А он ей: «Я так хочу!» И вот как она это сделала? – Славка засмеялся. – А мне сейчас не до баб вообще. Галку помнишь? Еле расстались! Еле я ее вещи отсюда выгреб – расчески всякие! И когда успела только?! По одной, видно, приносила и по углам распихивала. Такой был скандалище! А у тебя что нового?

– Ленка беременна.

Сам собой включился Араш. То есть Славка точно знал, что через десять минут тишины ему обязательно захочется музыки – так все было запрограммировано в его квартире и в его жизни.

– От тебя? – спросил под заводную танцевальную мелодию.

Мих допил молча.

– Ого, ты встрял, – прокомментировал Славка. – И что будете делать?

– А что делать? Пусть рожает.

– А, ну правильно. Пусть рожает – это ее проблемы, в принципе. Галка мне тоже орала тут – я, мол, беременна, а я говорю: «Ты с расческами разберись сначала!» У всех баб один ход в запасе – беременность. Так сразу выяснилось, что она и не беременна вовсе. И вполне может быть, что Ленка…

– Да на пятом месяце она, – Мих пожал плечами.

– Как-то я от жизни отстал. Вы ж с ней вроде не того. Нужно будет к вам наведаться, маму твою расспросить.

– Ага, наведайся, – Мих засмеялся. – Только ни о каких убийствах ее не спрашивай.