Тот, кто должен
Шрифт:
Славка понятливо кивнул.
– Да, ясно. От такой работы, как у нее, трудно отвлечься. Мне от моей – и то трудно. Разве что выпить, и то не берет. Вот сегодня с обеда пью, и ни в одном глазу. Днюха была у партнера, потом эта ассоциация, ты с Вероникой. Все перепуталось. Или вчера был этот хеппибездей?
– Не берет, я вижу.
– Все, надоел ты мне! – отрезал Славка. – Спать пора.
Швырнул из шкафа свежие простыни. Мих поймал.
– Всегда, когда у тебя остаюсь, шлюхой себя чувствую. Хоть бы расческу нигде
Славка остолбенел. Протрезвел даже.
– Ты идиот? Какое сравнение?! Как вообще может такое прийти в голову? Ты – мой друг. Хочешь – переезжай и вообще тут живи. Хочешь, мою комнату займи, а я в гостиную свалю. Хочешь?
Мих покачал головой.
– Что тогда? От психов крыша поехала? Или что тебя мучит?
– Что люди никого не любят. Что смешно это – написать на плакате «Любимая, я люблю»…
– За себя говори. Если делаешь такие выводы – о себе их делай. Если я показуху не поддерживаю и еблю любовью не называю, значит, я никого не люблю? Значит, атрофировано у меня это?! – завелся Славка. – Что ты за меня расписываешься? Тебя же я люблю. По-дурацки это звучит, я знаю. Но я тебе все прощу. И родителей я люблю. Я им помогаю, дом им перестроил. И в девчонок я влюблялся – два раза. А Галку не любил – так я ей прямо сказал: «С тобой, подиумное создание, только секс». А к стенке меня припирать своими расческами – это херня. Ни одна баба у меня тут командовать не будет! Никакая магия не поможет! Но это не значит, что я любить не могу, товарищ психолог. Понял ты это?
– Понял, – кивнул Мих. – Я не о тебе говорил. О себе, наверное.
– О себе? Да? А чего ж я тогда подкинулся? Оправдываюсь тут перед тобой! – заржал Славка. – Вечно ты все с ног на голову. У тебя логика нелогичная. Бабская какая-то. Хорошо, что я эту психологию бросил. Иначе и меня бы испортили. Ты спать ложись лучше.
Мих лег. В гостиной у Славки пахло тем же одеколоном. Ничем и никем другим. Мих долго лежал без сна, и вдруг ему захотелось курить, он вспомнил, как Ольга бродила в темной комнате и искала сигареты, спотыкаясь о края ковров. Отчего-то сделалось пьяно-грустно, и он уснул.
28. ЗАРПЛАТА
Зарплату выдают два раза в месяц – в четырех конвертах. Первый конверт – официальный аванс, второй конверт – черный аванс, третий конверт – официальная получка, четвертый конверт – черная получка. Суммы очень разные, и при их сложении никак не получается оговоренная при поступлении на работу. Получив четвертый и последний конверт, Мих достал из стола все остальные и крепко задумался.
– С меня за что-то вычли, – сказала Оксана. – Но не пойму, за что. Может, и за тот сайт.
– А могут вычесть и не сказать, за что?
– Пантин все может. Тебе сколько недоплатили?
Мих молчал.
– Или ты вообще ничего понять не можешь? Или у тебя срок не полный?
–
Наверное, у меня срок.Идти к Пантину и требовать разъяснений? Требовать разъяснений, когда официально он должен получать вообще другую сумму? Добиваться законной выплаты теневой зарплаты? Ему – представителю «золотой молодежи»? Мих вдруг почувствовал себя зажатым в чей-то немытый кулак.
– Ну, хоть не уволили, – сказала Окс о себе. – А то этот борец с пороком так на меня таращился.
Мих собрал все конверты и пошел к Пантину.
– А, Михаил Александрович, заходи, заходи, – тот расплылся в благожелательной улыбке. – Вопросы ко мне?
– Да, – Мих бросил конверты на стол. – Что это?
Пантин достал толстый журнал учета. То есть учет был целиком на его совести, и бухгалтер к этому талмуду доступа не имел.
– Так, Мишенька…
И он стал рассказывать о количестве дней в месяце, о том, сколько часов в день работает каждый сотрудник редакции, о том, что Вероника Владимировна работает иногда и по выходным, встречаясь с клиентами, партнерами и потенциальными рекламодателями. Рассказ все продолжался и никак не доходил до фразы «Таким образом, мы имеем…»
– То есть меня за что-то оштрафовали? – помог ему Мих.
– Нет-нет, Михаил Александрович, как ты мог такое подумать?! – возмутился директор.
Рассказ ни о чем продолжился. Слушая мерную речь Пантина, Мих размышлял о том, как тяжело дается ему контакт с людьми. Василий Пантелеевич – опытный руководитель, с высшим образованием, пожилой и интеллигентный человек – произносит понятные и законченные предложения, смысл каждого из которых в отдельности Миху совершенно ясен, но смысл его речи в целом остается для него абсолютно недоступным, словно говорит Василий Пантелеевич на незнакомом иностранном языке. В конце концов, Мих устал его слушать.
– Вы, как мои нервнобольные на приеме, – оборвал резко. – Как будто на нос меня водите, чтобы я вас на лжи не поймал. А ведь я сейчас с вами не как психолог говорю, я не могу быть психологом двадцать четыре часа в сутки, со всеми людьми без исключения. Обманываете вы своих сотрудников – обманывайте. Я только об одном спрашиваю, почему вы прямо не сказали, что не сможете платить мне ту сумму, которую мы с вами согласовали? Я вам показался настолько деликатным, чтобы делать вид, что я этого не замечаю? Я не деликатный человек, это иллюзия.
Пантин замер.
– Если вы не будете соблюдать наши договоренности, мы просто попрощаемся. Я не нахожусь на попечении матушки, как вы думаете, мне нужна моя зарплата. Но если бы я и находился на чьем-то попечении, не позволил бы себя обманывать – даже такому интеллигентному и приятному человеку, как вы, – закончил Мих.
– Я пересчитаю, – сказал тот. – Может быть, бухгалтер допустила чисто техническую ошибку. У меня не было и мысли обманывать тебя, Миша.