Тотальные институты
Шрифт:
Рассмотренные выше система привилегий и процессы умерщвления Я представляют собой условия, к которым должен адаптироваться постоялец. Эти условия допускают разные индивидуальные способы взаимодействия с ними, помимо попыток подрывного коллективного действия. Один и тот же постоялец будет выбирать разные личные пути адаптации в разные фазы своей моральной карьеры и может даже переключаться между разными тактиками на одном и том же этапе.
Во-первых, применяется тактика «отстранения от ситуации». Постоялец перестает обращать явное внимание на все, кроме событий, непосредственно касающихся его тела, и рассматривает их с точки зрения, отличающейся от точки зрения окружающих. Такой радикальный отказ от вовлеченности в интеракционные события чаще всего встречается, конечно же, в психиатрических больницах, где его называют «регрессией». Аналогичная форма приспособления наблюдается в случае «тюремного психоза» или когда заключенный начинает «психовать» [158] , а также в случае некоторых разновидностей «острой деперсонализации», зафиксированных в концентрационных лагерях, и «танкерита» [159] , встречающегося среди моряков на торговых судах [160] . Не думаю, что можно однозначно сказать, представляет ли этот способ адаптации собой единый континуум различных степеней отстранения или же существуют стандартные плато невовлеченности. В силу давления, очевидно необходимого, чтобы вывести постояльца из этого состояния, и ограниченности существующих средств для этого, данный способ адаптации часто оказывается необратимым.
158
Описание лечения на ранних стадиях см.
159
Танкерит (англ. tankeritis) — термин, на жаргоне корабельных врачей обозначающий состояние полной фрустрации из-за долгого пребывания на корабле и невозможности выйти за его пределы. Название указывает на то, что это состояние возникает особенно часто на танкерах, которые долго ходят по морю, редко останавливаясь в портах.
160
Richardson. Op. cit. P. 41.
Во-вторых, возможна «непреклонность»: постоялец намеренно бросает вызов институту, грубо отказываясь сотрудничать с персоналом [161] . В результате постоялец непрерывно сообщает о своей непреклонности и иногда демонстрирует высокий боевой дух. Этот дух, например, царит в отдельных палатах многих больших психиатрических больниц. Постоянное неподчинение тотальному институту часто требует постоянной ориентации на его формальную организацию, а значит, как ни парадоксально, глубокой вовлеченности в жизнь учреждения. Аналогичным образом, когда персонал пытается сломить непреклонность постояльца (как иногда делают психиатры, прописывая электрошок [162] , или военные трибуналы, отправляя на гауптвахту), институт проявляет к бунтарю столь же большой интерес, который тот проявил к институту. Наконец, хотя некоторые военнопленные, как известно, занимали принципиально непреклонную позицию на протяжении всего срока своего заключения, непреклонность представляет собой, как правило, начальную фазу, которая в дальнейшем сменяется отстранением от ситуации или какой-либо другой формой адаптации.
161
См., например, обсуждение «повстанцев» в: Schein. Op. cit. P. 166–167.
162
Belknap. Op. cit. P. 191.
Третий стандартный способ приспособления к институциональному миру — «колонизация»: фрагменты внешнего мира, к которым предоставляет доступ учреждение, принимаются постояльцем за целое, и вокруг максимального удовлетворения, достижимого внутри института, выстраивается стабильное, относительно спокойное существование [163] . Опыт внешнего мира используется как точка отсчета для демонстрации целесообразности жизни внутри, а обычное напряжение между двумя мирами значительно снижается, что мешает формированию мотивационной схемы, основывающейся на ощущении несоответствия между мирами, которое я описывал как специфическую черту тотальных институтов. Характерно, что индивида, слишком очевидно придерживающегося этой линии, другие постояльцы могут обвинять в том, что он «нашел себе дом» или «никогда еще не чувствовал себя так хорошо». Такое отношение к институту может слегка смущать даже персонал, полагающий, что благоприятные возможности, предоставляемые ситуацией, используются неправильно. Колонизаторы могут считать необходимым скрывать свою удовлетворенность институтом, хотя бы для того, чтобы поддерживать контрмораль, обеспечивающую солидарность постояльцев. Они могут принять решение накосячить прямо перед своим запланированным освобождением, чтобы остаться в заточении по якобы не зависящим от них причинам. Важно отметить, что персонал, который пытается сделать жизнь в тотальных институтах более сносной, вынужден сталкиваться с тем, что их усилия могут усиливать привлекательность и вероятность колонизации.
163
В психиатрических больницах о выбравших такую линию поведения иногда говорят, что они «институционально исцелились» или что они страдают от «больничницы».
Четвертый способ адаптации к обстановке тотального института — «обращение»: постоялец усваивает представление официальных лиц или персонала о самом себе и старается исполнять роль идеального постояльца. Если колонизатор создает для себя как можно более свободное сообщество, используя доступные ограниченные средства, то обращенный ведет себя более дисциплинированно, моралистично и монохромно, представая перед другими человеком, исполненным институционального энтузиазма и всегда готовым услужить персоналу. В китайских лагерях для военнопленных некоторые американцы становятся «за» и полностью принимают коммунистический взгляд на мир [164] . В армейских казармах встречаются индивиды, которые, кажется, всегда готовы «подлизать» и «пойти на все ради повышения». В тюрьмах есть «козлы» [165] . В немецких концентрационных лагерях узник, находившийся там длительное время, иногда усваивал язык, виды развлечения, позы, способы выражения агрессии и стиль одежды гестаповцев, исполняя роль надсмотрщика с военной строгостью [166] . Некоторые психиатрические больницы предлагают две сильно отличающиеся друг от друга возможности обращения: одну — для нового пациента, который после соответствующей внутренней борьбы может смириться и принять психиатрическую точку зрения на самого себя; другую — для хронического пациента, который перенимает манеры и форму одежды санитаров, помогая им управляться с другими пациентами с жесткостью, которую не проявляют даже сами санитары. И, конечно, в офицерских тренировочных лагерях встречаются курсанты, которые быстро становятся инструкторами по стрельбе, добровольно проходя через мучения, которым они скоро смогут подвергать других [167] .
164
Schein. Op. cit. P. 167–169.
165
На русском тюремном жаргоне козлами называют тех заключенных, которые активно сотрудничают с руководством тюрьмы. Гоффман использует термин «square Johns», имеющий сходное значение в английском сленге.
166
См.: Bruno Bettelheim. Individual and Mass Behavior in Extreme Situations //Journal of Abnormal and Social Psychology. 1943. Vol. 38. № 4. P. 447–451. Нужно добавить, что в концентрационных лагерях колонизация и обращение сопутствуют друг другу. См.: Cohen. Op. cit. P. 200–203, где рассматривается роль «капо».
167
Stouffer et al. Op. cit. P. 390.
Один из важных критериев различия между тотальными институтами заключается в следующем: во многих из них, например в прогрессивных психиатрических больницах, на торговых судах, в туберкулезных диспансерах и в политических лагерях, постояльцу разрешается жить в соответствии с моделью поведения, которая одновременно является идеальной и предлагается персоналом, — моделью, которая, с точки зрения ее поборников, лучше всего соответствует интересам людей, к которым она применяется; в других тотальных институтах, например в некоторых концентрационных лагерях и тюрьмах, никакого идеала, следование которому ожидается от постояльца, официально не предлагается.
Указанные формы приспособления представляют собой последовательные линии поведения, но немногие постояльцы долго придерживаются какой-либо из них. В большинстве тотальных институтов постояльцы прибегают к тактике, которую некоторые из них называют «не высовываться». Она предполагает довольно оппортунистское комбинирование практик вторичного приспособления, обращения, колонизации и лояльности группе постояльцев так, чтобы у постояльца был максимальный шанс выйти из конкретной ситуации физически и психологически невредимым [168] . Как правило, в присутствии своих товарищей постоялец будет придерживаться контрморали и скрывать от них, насколько он сговорчив наедине с персоналом [169] . Постояльцы, которые не высовываются, в своих контактах
с товарищами руководствуются главным принципом: «не нарываться на неприятности»; они обычно берутся выполнять поручения задаром и могут разрывать свои связи с внешним миром в достаточной степени, чтобы наделять мир внутри института культурной реальностью, но не настолько, чтобы это приводило к колонизации.168
См. обсуждение «ладящих» в: Schein. Op. cit. P. 165–166; Robert J. Lifton. Home by Ship: Reaction Patterns of American Prisoners of War Repatriated from North Korea // American Journal of Psychiatry. 1954. Vol. 110. № 10. P. 734.
169
Эта двуличность очень распространена в тотальных институтах. В государственной психиатрической больнице, изучавшейся автором, даже члены небольшой группы элитных пациентов, проходивших курс индивидуальной психотерапии и находившихся поэтому в наилучшей позиции для усвоения психиатрического взгляда на Я, обычно высказывали одобряемые ими представления о психотерапии только в своем узком кругу. О том, как заключенные армейских тюрем скрывали от своих товарищей желание «вернуться» в армию, см. замечания Ричарда Кловарда в четвертом разделе в: Helen L. Witmer, Ruth Kotinsky (ed.). New Perspectives for Research on Juvenile Delinquency: A Report of a Conference on the Relevance and Inter-relations of Certain Concepts from Sociology and Psychiatry for Delinquency, Held May 6 and 7, 1955 (Washington: U.S. Government Printing Office, 1956). Особ. p. 90.
Я указал некоторые способы адаптации к давлению, с которым сталкиваются постояльцы в тотальном институте. Каждая тактика представляет собой способ справиться с напряжением между домашним миром и миром института. Но иногда домашний мир наделяет постояльца иммунитетом к безрадостному миру внутри института, и таким людям не нужно слишком долго придерживаться какой-либо схемы адаптации. Некоторые пациенты психиатрических больниц из низших классов, всю свою предыдущую жизнь проведшие в сиротских приютах, исправительных учреждениях и тюрьмах, склонны видеть в больнице лишь очередной тотальный институт, в котором они могут применять техники адаптации, усвоенные и доведенные до совершенства в похожих институтах. Для этих людей «не высовываться» — это не шаг в их моральной карьере, а способ приспособления, уже ставший второй натурой. Аналогичным образом, молодежь с Шетландских островов, служащая в британском торговом флоте, не особенно боится стесненной и тяжелой жизни на борту судна, потому что жизнь на острове еще более беспросветна; они становятся безропотными моряками, потому что, с их точки зрения, им не на что роптать.
Нечто похожее на иммунизацию наблюдается в случае постояльцев, которые получают специальные компенсации внутри института или обладают особыми средствами, делающими их невосприимчивыми к его атакам. В ранний период истории немецких концентрационных лагерей уголовники, судя по всему, получали компенсаторное удовлетворение от совместной жизни с политическими заключенными из среднего класса [170] . Сходным образом, словарь групповой психотерапии, приспособленный для среднего класса, и бесклассовая идеология «психодинамики» предоставляют некоторым социально амбициозным и социально обделенным пациентам психиатрических больниц из низшего класса возможность наиболее тесного контакта с приличным обществом, который у них когда-либо был. Истинно верующего от атак тотального института защищают стойкие религиозные и политические убеждения. Незнание постояльцем языка персонала может заставлять последний отказываться от попыток исправить постояльца, что несколько снижает давление на человека, не владеющего языком [171] .
170
Bettelheim. Op. cit. P. 425.
171
Так, Шейн (Schein. Op. cit. P. 165, сноска) пишет, что китайцы не трогали пуэрториканцев и других не говорящих по-английски военнопленных и поручали им несложную работу по хозяйству.
Теперь я хотел бы рассмотреть некоторые лейтмотивы культуры постояльцев.
Во-первых, во многих тотальных институтах возникает особый тип и уровень внимания к себе. Низкое положение постояльцев по сравнению с их статусом во внешнем мире, утверждаемое с самого начала посредством процессов лишения, создает среду личного поражения, в которой постоялец вновь и вновь терпит неудачу. В ответ на это постоялец обычно придумывает историю, легенду, печальный рассказ — своеобразную жалобу и апологию, которую он постоянно рассказывает своим товарищам, чтобы объяснить свое нынешнее низкое положение. В результате Я постояльца может становиться темой его разговоров и объектом внимания даже в большей степени, чем во внешнем мире, что оборачивается глубокой жалостью к самому себе [172] . Хотя персонал постоянно дискредитирует эти истории, аудитории постояльцев обычно чутки и подавляют, по крайней мере частично, недоверие и скуку, вызываемые этими рассказами. Так, бывший заключенный пишет: «Еще больше впечатляют почти повсеместная деликатность, с которой расспрашивают о чужих проступках, и отказ выстраивать свои отношения с другим заключенным исходя из того, что тот натворил в прошлом» [173] . Точно так же в американских государственных психиатрических больницах этикет постояльцев разрешает одному пациенту спрашивать другого, в какой палате и в каком отделении тот лежит и как долго он уже находится в больнице, но вопросы о том, почему он здесь оказался, задают не сразу и, когда задают, обычно довольствуются почти всегда предвзятой версией.
172
Примеры из тюрем см. в: Hassler. Op. cit. P. 18; Heckstall-Smith. Op. cit. P. 29–30.
173
Hassler. Op. cit. P. 116.
Во-вторых, во многих тотальных институтах у постояльцев возникает сильное чувство, что время, проводимое в учреждении, тратится впустую, убивается или отбирается у жизни; это вычеркнутое время, которое надо «коротать», «считать», «занимать» или «тянуть». В тюрьмах и психиатрических больницах то, насколько хорошо постоялец адаптируется к институту, может описываться с точки зрения того, коротает ли он время легко или с трудом [174] . Постояльцы, коротающие это время, выносят его за скобки, переставая постоянно и осознанно следить за ним, что редко встречается во внешнем мире. В результате постоялец склонен считать, что на протяжении своего вынужденного пребывания — своего срока заточения — он был полностью исключен из жизни [175] . Этот контекст позволяет понять деморализующее влияние, оказываемое неопределенным или очень долгим сроком заключения [176] .
174
Богатый материал относительно концепции времени в тотальных институтах можно найти в: Maurice L. Farber. Suffering and Time Perspective of the Prisoner // Kurt Lewin, Charles E. Meyers, Joan Kalhorn, Maurice L. Farber, John R. P. French. Authority and Frustration (Iowa City: University of Iowa Press, 1944). P. 153–227.
175
Лучшее известное мне описание этого чувства исключенности из жизни можно найти в статье Фрейда «Печаль и меланхолия», в которой данное состояние связывается с утратой объекта любви. См.: Зигмунд Фрейд. Печаль и меланхолия (1917 [1915]) // Зигмунд Фрейд. Психика: структура и функционирование (Москва: Академический проект, 2007). с. 208–223.
176
См., например: Cohen. Op. cit. P. 128.
Какими бы суровыми ни были условия жизни в тотальных институтах, сама по себе их суровость не может объяснить возникновение чувства растрачиваемой впустую жизни; объяснение следует искать, скорее, в разрыве социальных связей вследствие попадания в институт и в том, что в институте нельзя (как правило) приобрести ничего, что можно было бы перенести во внешнюю жизнь, например заработать денег, заключить брак или получить сертификат об обучении. Одно из достоинств представления о том, что сумасшедшие дома — это больницы, где лечат больных людей, состоит в том, что постояльцы, проведшие три или четыре года своей жизни в подобного рода изгнании, могут пытаться убедить самих себя, что они усиленно работали над своим исцелением и что, когда они исцелятся, время, потраченное на исцеление, окажется целесообразной и выгодной инвестицией.