Тотальные институты

Хотя, само собой, тренировки были нужны для поддержания физической формы, тем не менее, все были убеждены, что офицер, в хорошей он форме или плохой, всегда должен иметь гордость (или «стержень») и не признавать свою физическую неподготовленность, пока не упадет замертво или без сознания. Это крайне важное убеждение обладало прямо-таки мистическим характером и силой. В конце обучения во время изматывающего упражнения два или три офицера покинули строй, жалуясь на мозоли или другие мелкие проблемы. Главный инструктор, сам по себе цивилизованный и мягкий человек, заорал на них, не стесняясь в выражениях. Офицер, сказал он, просто не может выйти из строя. Если больше ничего не остается, он должен держаться на ногах силой воли. Все объяснялось «стержнем». Негласно предполагалось, что, поскольку прочие ранги могут выходить и выходят из строя, даже будучи зачастую более физически крепкими, Офицер принадлежит к высшей касте. Позже я обнаружил, что среди офицеров распространено убеждение в том, что они могут выполнять физические упражнения или терпеть физические неудобства, не тренируясь и не готовясь к ним так, как это делают рядовые. Офицеры, например, не делали зарядку, поскольку она им не нужна, ведь они Офицеры и смогут продержаться до конца, даже если отправятся на поле боя прямо из санатория или борделя [200] .

200

Simon Raven. Perish by the Sword: A Memoir of the Military Establishment // Encounter. 1959. Vol. 12. № 5. P. 38–39.

В тюрьмах сегодня наблюдается конфликт между психиатрической теорией преступления и теорией нравственной слабости преступника. В женских монастырях существуют теории насчет слабости и силы духа и способов борьбы с его изъянами. Но ничто не сравнится с психиатрическими больницами, поскольку их сотрудники открыто считают себя знатоками человеческой природы и ставят диагнозы и назначают лечение на основании своих знаний. Поэтому в стандартных учебниках по психиатрии есть главы по «психодинамике» и «психопатологии», содержащие очаровательные эксплицитные описания «сущности» человеческой природы [201] .

201

Всепроникающий характер принятой в институте теории человеческой природы сегодня наглядно виден в прогрессивных психиатрических учреждениях. Теории, изначально касавшиеся постояльцев, все чаще применяются в них и к персоналу, так что сотрудникам низшего звена приходится участвовать в групповой психотерапии, а сотрудникам высшего звена — в индивидуальном психоанализе. Высказывается даже идея привлекать в институт консультантов-социологов.

Важная составляющая теории человеческой природы во многих тотальных институтах — вера в то, что если сразу по прибытии заставить нового постояльца уважать персонал, то после он будет послушным; если изначально предъявить к нему соответствующие требования, можно сломить его «сопротивление» или «дух». (Это одно из обоснований церемоний лишения воли и практик приветствия, рассмотренных выше.) Разумеется, если постояльцы придерживаются такой же теории человеческой природы, взгляды персонала на человеческий характер получают подтверждение. Иллюстрации можно найти в недавних исследованиях поведения американских военных, попавших в плен в ходе Корейской войны. В Америке существует вера в то, что, если человека «сломить», он больше никогда не будет проявлять сопротивление. Это представление о человеческой природе, усиливаемое в тренировочных лагерях запретом на какое-либо проявление слабости, приводило к тому, что некоторые военнопленные переставали сопротивляться допросам после небольшого признания [202] .

202

См. информативную статью: Albert Biderman. Social-Psychological Needs and «Involuntary» Behavior as Illustrated by Compliance in Interrogation // Sociometry. 1960. Vol. 2.3. № 2. P. 120–147.

Конечно, теория человеческой природы — лишь один из аспектов интерпретативной схемы, предлагаемой тотальным институтом. Другая область, охватываемая институциональной перспективой, — работа. Так как во внешнем мире работают обычно ради заработка, прибыли или престижа, аннулирование этих мотивов означает аннулирование определенных интерпретаций деятельности, что создает потребность в новых интерпретациях. В психиатрических больницах существует то, что официально называется «производственной терапией» и «трудовой терапией»; пациентам дают задания, как правило, неприглядные, например сгребать листву, подавать еду, стирать белье и мыть полы. Хотя содержание этих заданий определяется рабочими нуждами учреждения, пациенту говорят, что они помогут ему заново научиться жизни в обществе и что его способность и готовность их выполнять будут считаться диагностическим свидетельством его выздоровления [203] . Пациент может и сам воспринимать работу подобным образом. Аналогичное переопределение смысла работы происходит в религиозных институтах, как видно из рассказа монахини-клариссинки:

203

Было бы неправильно относиться к подобным формам «терапии» слишком цинично. Работа, например в прачечной или обувной мастерской, имеет собственный ритм и часто осуществляется индивидами, сильнее привязанными к своему ремеслу, чем к больнице; поэтому очень часто время, затрачиваемое на выполнение этих заданий, гораздо приятнее времени, проводимого в темной тихой палате. Кроме того, идея использования пациентов на «полезных» работах кажется в нашем обществе настолько заманчивой, что институты могут содержать, например, обувные мастерские или мастерские по изготовлению матрасов даже себе в убыток, по крайней мере, в течение некоторого времени.

Это еще одно из чудес послушания. Если ты делаешь все с послушанием, тебе кажется, что никто никогда не делал ничего более важного. Швабра, ручка, игла — для Господа нет разницы. Послушание руки, которая двигает ими, и любовь в сердце монахини, которая их держит, — вот что имеет вечное значение для Бога, для монахинь и для всего мира [204] .

В миру люди вынуждены подчиняться человеческим законам и повседневным ограничениям. Монахини, ведущие созерцательную жизнь, по своей воле подчиняются боговдохновенному уставу монастыря. Девушка, стучащая по пишущей машинке, может делать это лишь ради долларов и мечтать, чтобы это прекратилось. Клариссинка, подметающая монастырские покои, делает это во имя Господа и в этот самый миг предпочитает свою работу любому другому занятию на свете [205] .

204

Sister Mary Francis. A Right to be Merry (New York: Sheed & Ward, 1956). R 108.

205

Ibid. P. 99. Использование альтернативного понимания бедности является, конечно, базовой стратегией в религиозной жизни. Идеалы спартанской простоты также использовались радикальными политическими и военизированными группами; в наши дни показная бедность особенно ценится среди битников.

Хотя коммерческие учреждения могут быть одержимы такими высокоинституционализированными мотивами, как прибыль или экономия [206] , эти мотивы и связанные с ними системы координат могут, тем не менее, подавлять другие типы интерпретации. Однако, если использовать привычные обоснования, распространенные в окружающем обществе, нельзя, то поле становится опасно открытым для всевозможных форм интерпретативных искажений и крайностей и, следовательно, новых форм тирании.

206

Хороший пример этого интерпретативного размаха и насыщенности приводится в романе Бернарда Маламуда о проблемах, с которыми сопряжено управление мелкой продуктовой лавкой: Bernard Malamud. The Assistant (New York: New American Library, 1958).

В завершение обсуждения институциональной перспективы я хотел бы отметить следующее. Управление постояльцами обычно рационализируется в соответствии с идеальными целями или функциями учреждения, которые предполагают оказание гуманных технических услуг. Обычно для оказания этих услуг нанимают профессионалов, хотя бы для того, чтобы администрации не приходилось отправлять постояльцев для получения услуг за пределы института, ведь немудро «монахам… выходить за ограду и блуждать: ибо это совсем не полезно для их душ» [207] . Профессионалы, нанимающиеся на работу в учреждение на этом основании, чаще всего разочаровываются, осознавая, что здесь они не могут полностью реализоваться и их используют в качестве «заложников», подкрепляющих систему привилегий профессиональной аккредитацией. Это классическая жалоба [208] . Есть множество случаев, когда недовольные психиатры уходят из психиатрических больниц, чтобы, по их словам, иметь возможность заниматься психотерапией. Часто при сильной поддержке больничного руководства вводятся специальные психиатрические услуги, такие как групповая психотерапия, психодрама или арт-терапия, после чего основной интерес клиники медленно смещается в другую область и отвечающий за эти услуги профессионал обнаруживает, что постепенно его работа превратилась в разновидность связей с общественностью — его терапию поддерживают лишь номинально, назначая только в тех случаях, когда в институт приходят посетители и высшее руководство хочет показать, насколько современным и разносторонним является учреждение.

207

Устав святого Бенедикта. Гл. 66 [Указ. соч. с. 649].

208

См., например: Harvey Powelson, Reinhard В. Bendix. Psychiatry in Prison // Psychiatry. 1951. Vol. 14. № 1. P. 73–86; Waldo W. Burchard.Role Conflicts of Military Chaplains // American Sociological Review. 1954. Vol. 19. № 5. P. 528–535.

Профессионалы, конечно же, — не единственная группа сотрудников, состоящая в сложных отношениях с официальными целями учреждения. Те члены персонала, которые постоянно контактируют с постояльцами, могут полагать, что перед ними ставят противоречивые задачи: принуждать постояльцев к послушанию и одновременно создавать впечатление соблюдения стандартов гуманности и достижения рациональных целей института.

Институциональные церемонии

Я описал тотальные институты с точки зрения постояльцев и, кратко, с точки зрения сотрудников. Важным элементом каждой из этих точек зрения является представление о противоположной группе. Этот образ другого, тем не менее, редко приводит к симпатии и отождествлению — за исключением разве что тех постояльцев (описанных выше), которые демонстрируют преданность и всерьез «отождествляют себя с агрессором». Когда между персоналом и постояльцами возникают необычно близкие отношения, это часто может приводить, как мы знаем, к циклам вовлеченности и неловким моментам [209] , сопровождающимся подрывом авторитета и разрушением социальной дистанции, в силу чего опять складывается впечатление, что в тотальных институтах действуют инцестуальные табу.

209

См.: Ирвинг Гофман. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. Александра Ковалева (Москва: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2000). с. 241–245; McCorkle, Korn. Op. cit. P. 93–94. Главное исследование по этому вопросу: Alfred Н. Stanton, Morris S. Schwartz. The Management of a Type of Institutional Participation in Mental Illness // Psychiatry. 1949. Vol. 12. № 1. P. 12–26.

Помимо запретных или сомнительных «личных» связей, возникающих между персоналом и постояльцами, между ними также происходят нерегулярные контакты второго типа. Сотрудники, в отличие от постояльцев, ведут жизнь и за пределами института — даже если она протекает на территории института или рядом с ним. В то же время понятно, что рабочее время постояльцев не представляет для персонала особой ценности и находится в его распоряжении. В этих обстоятельствах оказывается сложно поддерживать сегрегацию ролей, и постояльцы начинают выполнять черновую работу для отдельных сотрудников — например, ухаживать за садом, красить дом, убираться в квартире и сидеть с детьми. Поскольку эти услуги не являются частью официальной системы координат института, персоналу приходится уделять внимание своей прислуге, что приводит к неспособности поддерживать обычную дистанцию по отношению к ним. В силу повседневных ограничений жизни в институте постояльцы обычно очень радуются, когда их отношения с персоналом ломаются подобным образом. Лоуренс приводит пример из армии:

Главный сержант преподнес урок эксплуатации, когда отправил и без того измученного парня домой к своей жене, приказав почернить каминную решетку и присмотреть за детьми, пока она сходит в магазин. «Она дала мне кусок пирога с вареньем», — похвастался Гарнер, который, как только набил пузо, легко позабыл о ревущем младенце [210] .

Помимо этих эпизодических случаев пересечения границы между персоналом и постояльцами в каждом тотальном институте складывается — спонтанно или в результате заимствования — множество институционализированных практик, при осуществлении которых сотрудники и постояльцы сближаются достаточно сильно, чтобы формировать более или менее положительное представление друг о друге и сочувственно идентифицироваться с ситуацией другого. Эти практики выражают скорее единство, солидарность и общую преданность институту, чем различия между двумя его уровнями.

210

Lawrence. Op. cit. P. 40. Пример из концентрационного лагеря: Kogon.Op. cit. P. 84–86. Следует добавить, что в некоторых тотальных институтах, особенно на кораблях, эти личные услуги могут легитимироваться в качестве обязанности одного из рангов; то же самое можно сказать о роли денщика в британской армии. Но в этих исключительных случаях персонал может не иметь почти никакой другой жизни, кроме официальной.