Тотем

— Почему они бьются друг с другом? — удивлённо спросил Миттэ, дёргая Визэра за край кафтана.

— У лисов так принято, — ответил за него Баэд, — чтобы вдова не оставалась одна и её дети не росли без отца. Поединок за право быть её защитником. Это честь для каждого из моих братьев — стать для неё щитом и опорой.

— Похоронив мужа, она станет женой победителя? — удивилась Лаогера.

— Если она сама того пожелает.

— А если не пожелает? — с вызовом бросила Шайле, смотря на лиса.

Баэд усмехнулся.

— Значит, он будет для неё старшим братом.

Визэр задумчиво наблюдал за поединком лисов, и невольно вспоминал, как некогда сам сражался за девушку, желая взять её в жёны, освободить и защитить, если она того пожелает.

— Они убьют его? — испуганно спросил Миттэ, заискивающе смотря на мать.

— Чтобы победить — не нужно проливать кровь и отнимать чью-то жизнь.

Визэр помнил, как чудом и милостью Сэта не умер после поединка, который требовал от него не просто крови, а жизни. Он задумался: была ли эта традиция у лисов всегда или же её изменили по желанию Кайры?

Прошлое и настоящее смешались. Визэру казалось, что старая рана вновь саднит и кровоточит. Он снова посмотрел в сторону шатра, но так и не увидел Кайры. Ни рядом, ни среди других лисов в толпе.

Песня мечей прервалась, и медведь оглянулся. Проигравший воин — живой и невредимы — уже поднимался на ноги, принимая помощь от товарищей и братьев. Те хлопали его по плечу, шутили и приободряли, не журя за поражение. Победивший воин, тяжело дыша, принимал от шаманки такие же благословенные знаки на тело — лоб, плечи и грудь, но его взгляд неотрывно смотрел на невесту. Её голова всё ещё была покрыта, и никто не мог узнать, что она чувствует на самом деле. Девушка поднялась, прошла к воину, встала напротив него. Легко сняла с шеи те самые красные бусины, которые надела на неё шаманка, резко дёрнув их с шеи. Нить разорвалась, и бусины с грохотом посыпались на землю к ним под ноги.

— Она ему отказала? — удивилась Шайле.

Баэд ничего не ответ. Он усмехнулся и показал на пару.

Визэр присмотрелся и не сразу заметил, что невеста что-то сжимает в кулаке. С её раскрытой ладони победитель что-то взял, несколько секунд он со страхом всматривался в предмет, и Визэр мог поклясться, что это пугает его намного больше поединка, где по неосторожности или вспыльчивости противника он мог пострадать или умереть. Воин резко вскинул руку вверх, крутясь на одном месте, чтобы все видели красную бусину. Толпа ответила ему радостным хором.

Невеста приняла его победу.

— Старший брат! — закричала девочка, кинувшись к нему из толпы.

Воин ловко подхватил её на руки, не выпустив драгоценную бусину из руки, и вскружил, радостно смеясь.

— Лейтар был младшим братом её покойного мужа, и Зверь был благосклонен к нему, — пояснил Баэд. — Тот, кто ступает тропою Зверя, всегда под его защитой.

Визэр перевёл взгляд с лиса на воина и его новую семью. Невеста сняла покров с головы и мягко поцеловала дочь в рыжую макушку. Девочка льнула к груди воина и крепко обнимала его. Выбегая к ним из толпы, мальчишка-лис радостно размахивал парой мягких сапожек. Заметив его, воин мягко опустил девочку на землю, сунул за пазуху бусину — ближе к сердцу, — чтоб не потерять, и взял сапожки из рук мальчишки.

Он опустился на одно колено перед лисицей, помогая новообретённой сестре их надеть. Визэр видел, с какой заботой и осторожностью лис отряхивал девичьи ноги от ступни от снега и грел их в собственных ладонях.

Баэд улыбнулся.

— Из всех бусин он выбрал ту, что сулила им счастье.

***

— Хороши «добрые намерения» — в клетке сидеть.

Крут недовольно смотрел в узкую щелку между пологом шатра и деревянным столбом, поддерживающим крышу над входом. Лисы-стражники стерегли шатёр и пристально следили за росомахами. Боярин, не находя себе места, ходил взад и вперёд, меряя застенок шагами. В просторном шатре хватало места для дружины князя. Лисы не поскупились на лежанки для гостей, которых явно ждали, — там, не тесня друг друга, расположились росомахи. От костровой чаши в центре шатра шло приятное согревающее тепло. В свете пламени стены шатра казались белёсо-золотистыми. Причудливый рисунок лесов, зверей и птиц, лисьих следов и небесных светил поднимался от стен шатра к крыше. По кругу, нагоняя друг друга, бежали лисы, играя и забавляясь в вихре опадавших по осени листьев. Выше них, сходясь у вершины северных гор, — кружили орлы, а с самого центра, свисая над головами росомах, — грозный лик Зверя следил за каждым из них, из тонкой паутинки ловца снов, бусин и перьев. У Зверя не было единой формы — он — это каждый из них, а потому на стронгхолдцев одновременно грозно смотрели и лисы, и росомахи, и лоси, в очередной раз напоминая о том, что энайды — единый народ.

— Сядь, — ровным голосом приказал Сэт, когда в очередной раз, сея смуту и усиливая волнение, Крут прошёл мимо костра, разгоняя снопы искр.

В отличие от боярина, князь сидел на мягко и тёплом мехе в окружении своих боевых товарищей — всех, кого вместе с ним забрали с дороги. Алед оглянулся на него, ожидая, что скажет отец и утихомирится ли Крут, но тот и не думал.

— Здесь нет ни прутьев, ни колов, — всё тем же спокойным голосом, словно небо перед грозой, говорил князь. — Да и ты не связан. Ходишь, маешься, дела себе не находишь.

— Мы здесь как животные! — щетинился Крут. — И в эту клетку ты нас привёл. Добровольно, — обвинял он Сэта. — Из-за бабы!

Сэт, казалось, спокойно стерпел эту пощёчину от боярина.

— Отец не виноват, — попытался заступить за него Алед.

— А ты молчи, щенок!

Под криком Крута Алед притих, вжав голову в плечи.

— Посмотри туда, Крут, — Сэт кивнул головой в сторону полога. Тот частично закрывал им видимость, но всё же росомахи могли рассмотреть, что происходило снаружи. Они слышали бой барабанов и песни. Видели, как народ собирается в центре лагеря. — Мы в самом сердце их владений. Здесь воинов больше, чем нас, — он пытался воззвать к здравому смыслу, но, сколько бы ни пытался всмотреться в глаза боярина, видел в них лишь ненависть и… страх. — Какими бы бесстрашными мы не были, какими бы воинами славными… это верная смерть — пойти против них сейчас. И на что ты рассчитываешь? Что лисы испугаются и отпустят тебя?

— Я им не подчиняюсь, — хмыкнул Крут. — И их не боюсь.

— А я боюсь, — вмешался Алед, найдя в себе храбрость признаться.

Гришко рядом с ним улыбнулся и легко похлопал парня по плечу, поддерживая его.

— Князь дело говорит, — сказал он. — Даже если нам не по душе решение лисьей княжны, выбора у нас нет. Да и что мы теряем? Завтра вернёмся в Стронгхолд, объединим войска, дадим бой Волку.

Но слова Гришко не переубедили Крута. Казалось, что он видит врагов не только в лисах, но и в собственных братьях. Он смотрел на него волком, словно каждым своим несогласным словом Гришко лично одобрял действия лисов и шёл против него.

— Откуда тебе знать, что не убьют нас раньше, а? Прямо этой ночью, когда спать ляжем?

— Хотели бы убить — уже бы убили, — подхватил товарища Григор.

Тяжёлые шаги у шатра и странное движение привлекли их внимание. Росомахи оглянулись, забыл о ссоре. Воины Вейлих приподняли полог, давая пройти внутрь женщине — высокой, худой, с длинной косой медного цвета. Она несла в руках сбитенник, а вслед за ней, неся тяжёлый котелок, шёл парнишка, годившийся ей в сыновья, и удивительно — как две капли воды — на неё похожий. Он глянул на росомах с опасением и замешкался на пороге. От казана шёл приятный аромат трав и пищи, только что снятой с огня.

— Дехтир, — женщина оглянулась на него, окликнув.

Мальчик встрепенулся и прошёл внутрь. Он поставил котелок на огонь перед гостями и испуганно глянул на них, будто вживую увидел те странных чудовищ, о которых так много слышал с раннего детства. Заметив среди них своего ровесника, Дехтир удивился, и будто бы стал немного смелее.

— Набирайтесь сил, — сказала женщина, ставя рядом с очагом сбитенник с горячим отваром. В её словах или взгляде не было страха, но и не было ненависти к росомахам. Мальчик уже подавал росомахам деревянные расписные ложки, пока мать, принимая из рук молодой помощницы кружки, хозяйничала у очага. Лисицы захаживали в шатёр по одной, поднося утварь и пищу.