Тотем

— Никакие благие намерения не смоют моего греха, — заговорил Визэр, смотря в пол. — Я нарушил наши законы. Я взял чужое, и не пытаюсь оправдать себя. Я знаю, что навлёк беду на тебя и на народ Скогенбруна. Я разгневал Медведицу-Мать… Мне нет прощения, и я принимаю твоё наказание… наказание князя, — Он говорил быстро — всё то, что было на сердце, и эти слова, пусть и терзали его душу, но давались ему легче, чем то, что он собирался сказать после них. Сделав вдох, Визэр сказал на одном дыхании: — Но я не жалею.

Визэр замолчал, ожидая, что скажет или сделает отец. Князь медведей долго молчал, испытывая тишиной терпение сына. Пальцы Визэра сжались на коленях, впиваясь ногтями в ладони, но он не поднял головы и не встал с колен. Если сейчас отец решит уйти, оставив его здесь, значит, он заслужил это. Значит, он понесёт этот груз до самой смерти, и, если случится так, то смоет позор с тени отца в последнюю битву.

— Как князь, я всё ещё зол на тебя, — Хэвард заговорил спустя время; его слова были такими неожиданными, что Визэр невольно вздрогнул и всего на мгновение пожелал поднять взгляд и посмотреть на отца, но быстро отказался от этого желания. Он внимательно слушал всё, что собирался сказать ему отец, и каждое его слово отзывалось внутри него и теплом, и болью. — Ты ослушался меня… предал Мать… Ты взял в плен чужую жену…

Каждое слово отца, словно удар плети по голой спине.

— Но как отец… Я рад, что ты вернулся живым.

От этих слов Визэр встрепенулся. Он бросил взгляд на отца, желая убедиться, что не ослышался. Князь не обернулся, но смотрел на сына через плечо, и в карих тёмных глазах Визэр видел боль от разбитого сердца мужчины, который, прячась за маской князя, был всего лишь отцом, не желавшим наказывать своего ребёнка.

***

Чувство вины горькое на вкус. Визэр осознал, насколько легко и свободно дышится, когда он вновь свободен от ярма вины — оно отравляло его жизнь медленно, капля за каплей яда, что он сам вливал в себя каждый день, проведённый за стенами княжества, вдали от отца и семьи.

Выйдя на задний двор, княжич остановился на крыльце, глубоко вдохнул свежий вечерний воздух; ему казалось, что он чувствует вкус ветра на языке. Он не сразу заметил, что не один. Мягкие шаги по мёрзлой земле привлекли его внимание, и княжич-изгнанник посмотрел на двор.

«Вот уж диво», — усмехнулся про себя Визэр.

Князь Стронгхолда без своего воинства. Совершенно один. Сэт не заметил гостя. Меч в его руках пел, пока росомаха оттачивал навыки боя. Визэр задумался, кто пропустил Сэта с мечом во двор дома князя медведей, и не сразу заприметил пристальный взгляд Хэварда. Наставник наблюдал за северным гостем издалека — с высоты второго этажа перехода дворца. В его взгляде читалось лёгкое недоверие к князю росомах и долг перед князем Скогенбруна. Сэт не был по-настоящему один, но одному Зверю известно, что князь росомах забыл на заднем дворе дворца, почему не остаётся в кругу своим соплеменников, а тренируется здесь в полном одиночестве.

Визэр не мешал ему. Он наблюдал за князем издалека, смотря на него как на воина, и почему-то не узнавал того мужчину, что видел перед собой в последнюю встречу. Они сражались друг против друга, сражались бок о бок, когда пытались спасти Кайру из рук Полоза. Так почему же этот воин казался ему незнакомцем? Подобием того сильного воина, каким его помнил Визэр? Или же его воспоминания с годами обросли надуманными на эмоциях образами? Или сам он настолько возгордился, что уже не считал князя росомах достойным себя противником?

Визэр смотрел и не мог понять.

Сэт разил мечом невидимого противника. В каждом его шаге ощущалась угасающая сила великого воина, который некогда навевал страх на другие княжества. Навевал на самого Визэра, который проиграл князю в поединке ещё до его начала. Рана, давно ставшая грубым шрамом, заныла и заколола, словно на острие меча князь росомах вновь нёс ему смертельный удар. Но то был мужчина из его воспоминаний. Крепкий духом и телом воин, который никогда и никому не проигрывал. Тот воин не мог выпустить меч из руки, а этот — мог.

Меч выскользнул из руки князя, словно Сэт не знал, как правильно сжимать рукоять, и потонул в снегу. Визэр подождал, пока Сэт, отдышавшись, примет действительность, в которой сила его духа продолжает угасать, и поднимет меч. Он не хотел показывать князю, что видел его слабость и как тот выронил меч из руки. Это слишком унизительно для славного воина, каким он был. Шанс уязвить чужую гордость показался Визэру дурным.

— Может, вместо сотрясания воздуха попробуешь победить меня? — предложил Визэр, ступая на снег.

Сэт бросил на него взгляд через плечо, и княжич медведей усмехнулся ему.

— А не боишься, что в этот раз я тебя всё же убью? — в словах росомахи не было настоящей угрозы, и не было ни той злости, ни той обиды ущемлённой гордости, которые он носил бы годами в ожидании настоящего отмщения дерзнувшему ему мальчишке. Визэр подумал, что Сэт догадался, что он видел как выронил меч, и принял это как знак если не дружбы, то взаимного уважения и поступком чести.

— А ты попробуй, — с той же широкой улыбкой парировал Визэр, оголяя меч, и стал в боевую стойку напротив.

Сэт усмехнулся и обернулся, принимая вызов. Взревев, князь росомах кинулся в бой, и мечи запели, встречаясь друг с другом. Визэр чувствовал, что росомаха не так ловок и быстр, как раньше, но как каждым своим ударом испытывал его, пытаясь понять, что изменилось за прошедшие годы. В слабость из-за старости он не верил. Здесь было что-то иное, и княжич хотел докопаться до правды.

Воины, достойные друг друга, сходились в поединке снова и снова. Они забавлялись, не заметив, как в один момент желание победы и поединок превратился в едва ли не потасовку двух лучших друзей. Не заметили, как на лицах появились улыбки, как смех стал чем-то простым и естественным в тон взаимному подтруниванию. И уж точно не заметили, как вслед за одним наблюдателем прибавилось ещё любопытных глаз.

Кайра держалась в стороне от Визэра и Сэта с тех пор, как ступила на земли Скогенбруна. Все мысли княжны, как она себя убеждала, занимала грядущая битва и благополучие её народа. Но мысли то и дело возвращались к прошлому, и она не заметила как сама остановилась на балконе, и как стала наблюдать за поединком двух таких разных, но определённо сильных духом мужчин. Она неосознанно теребила янтарное ожерелье на шее, не помня даже как оно показалось из-под одежды, когда так долго и старательно прятала его у самого сердца.

В последний раз она наблюдала за поединком медведя и росомахи пять лет назад. Они бились насмерть за право обладать ей, и с каждым ударом сердце княжны на мгновение замирало. Она вновь чувствовала себя той беспомощной девчонкой, которая боялась за жизнь каждого из них, и чей крик едва не стоил одному из воинов жизни. Заметив их во дворе дворца князя, она испугалась, и сама шагнула к краю, собираясь уже крикнуть, как слова застряли в горле. Она ещё помнила, чем обернулось её вмешательство в прошлый раз, а то, что она видела сейчас, — это не бой за её честь и свободу. Скорей всего мужчины даже не думали о ней, так отчего же она думает о них? Отчего не может отвести взгляда и уйти?