Товарищ кот

– Взаимно, – ответил тот и откашлялся в кулак. – Так стало быть, у вас при себе есть какие-то необычно ценные сведения, которые вы готовы передать Советам?

– О, не то слово, – кивнул Распутин. – Последние полгода я работал в тайной лаборатории над чрезвычайно серьезным проектом, чье название помимо меня знают всего с десяток людей в Европе, включая верхушку Третьего Рейха. Благодаря собственной хитрости и благоволению фортуны мне удалось ускользнуть из лап нацистов целым и невредимым, прихватив с собой парочку папок с любопытными документами и занятными исследованиями – и теперь я полон желания полностью искупить все то зло что создал своими руками, пускай и не по собственной воле.

– Быть может, продолжим разговор в моем кабинете? – предложил Сталин и быстро-быстро огляделся, убеждаясь, что их разговор не подслушивают лишние уши.

– С радостью, – кивнул Распутин и деланно зевнул, прикрыв рот ладонью.– Однако я в дороге уже несколько дней и совсем не прочь чутка передохнуть. Вы не сочтете за оскорбление, если я сниму номер и хотя бы разложу чемоданы?

– Разумеется! – всплеснул руками Сталин. – Отдыхайте столько, сколько сочтете нужным. К слову, можете записать все расходы на мой счет и ни в чем в себе не отказывать.

– Весьма щедро с вашей стороны, – поклонился Распутин. – Но я человек простой и мне подойдет какой-нибудь захудалый трехкомнатный люкс с видом на парк. Ничего сверхвыдающегося – пуховые перины, трехразовое питание и безлимитный бар.

– Пару мгновений – сейчас я найду своего помощника, который организует все в наилучшем виде, – пообещал Сталин и направился прочь, ворча в усы и осматриваясь по сторонам: – Лаврентий Палыч, ну нашли вы, конечно, время в прятки играть…

Семен и Распутин проводили взглядами удаляющегося генсека.

– Джон Малкович, значит? – спросил Семен, когда они остались вдвоем. – Профессор биологии?

– Типичное чехословацкое имя, – пожал плечами Распутин, усаживаясь в ближайшее кресло. – Что же касается присвоенных мною регалий – между прочим, в свое время я закончил целых три класса церковно-приходской школы. Не думаю, что в этих ваших хваленых университетах я бы услышал хоть что-то новенькое.

– Знаешь, я тут подумал – это первый раз за все время, когда ты не пытаешься убить меня после того, как мы перекинемся парой слов, – сказал Семен. – Забавно, не так ли?

– А что если я пришел предложить мировую? – поинтересовался Распутин.

– Разве что войну, – ответил Семен. – Хотя она и без твоей помощи началась. Или с твоей?

– Предлагаю не копаться в делах давно минувших дней, – отмахнулся Распутин. – Война – она ведь никогда не меняется. Кстати, оглянись-ка вокруг. Не замечаешь ничего подозрительного?

Семен последовал его совету. И действительно – весь холл отеля был заполнен штурмовиками-клонами, которые усилено делали вид, что рассматривают картины, читают газеты, ведут беседы друг с другом или же попросту ходят туда-сюда, изображая простых зевак.

– Ты когда успел-то? – только и спросил Семен. – Не успел за порог ступить, а уже продыху от твоих терминаторов нет.

– Поживи с мое – и не такому научишься, – подмигнул ему Распутин. – Хотя то вряд ли даже без моих потуг – как никак, котам отмерен век недолгий.

– Сеня, по данным моих информаторов Распутин уже где-то в Варшаве. Будь бдителен, – раздался из ошейника голос Сэма. – Он невероятно зол и смертельно опасен.

– По моим данным он сидит напротив, сложив нога на ногу, и пускается в пространные рассуждения, – сказал Семен.

В ответ послышался какой-то невнятный звук, походивший на сдавленный писк, шум борьбы, рычание, ворчание, и вот наконец он услышал Альфонсо:

– Шмель Один, Шмель Один, это Гнездо. Цель прямо перед вами?

– Так точно, – ответил Семен. – На расстоянии вытянутой лапы.

– Запускайте протокол ликвидации, пускай даже ценой собственной жизни. Страна вас не забудет.

– Моя или твоя? – поинтересовался Семен.

– Обе! – гавкнул Альфонсо. – Приступайте к выполнению приказа немедленно. У вас все равно девять жизней, одно больше, одной меньше. Конец связи.

– Легко сказать, – буркнул Семен и обратился к Распутину: – У тебя случайно нет аллергии на кошачью шерсть?

– Только на купание в проруби, – развел руками тот.

– Столько времени у нас нет, – сказал Семен. – До первых заморозков в лучшем случае полгода. Ладно, давай без обиняков – я знаю, что ты не уйдешь без философского камня, ты знаешь, что мы его тебе просто так не отдадим, ну вот и объясни: к чему весь этот спектакль?

– С первым тезисом соглашусь, – кивнул Распутин и, загадочно улыбнувшись, добавил. – А вот со вторым вынужден поспорить. Кто знает, как карта ляжет? В буквальном смысл этого слова.

Его хитрющий взгляд и ехидный тон не нравились Семену еще больше расхаживающих вокруг штурмовиков, усиленно маскирующихся – пускай и довольно скверно – под простых смертных. Прошло каких-то пятнадцать минут – и Распутин уже восседал в кабинете товарища Сталина, довольно отхлебывая горячий чай из блюдечка, дуя и причмокивая. Сам же генсек в это время расчехлял по телефону несчастного Зайцева – Семен в душе не чаял, кто такой этот человек, но искренне сочувствовал ему до глубины души – за то, что тот до сих пор так и не отыскал Берию. Пригрозив, что кое-кто скоро может уснуть майором, а проснуться лейтенантом, Сталин положил трубку, забарабанил пальцами по столу и широко улыбнулся:

– Итак, мистер Малкович…

– Итак, товарищ Сталин, – ответил ему Распутин с максимально непринужденным видом.

– Вы, помнится, упоминали, что владеете некой невероятно важной информацией, касающейся секретных экспериментов Третьего Рейха…

– Истинно так, – кивнул Распутин.

– Однако вряд ли вы так жаждали встречи со мной, чтобы просто похвастаться сим занимательным фактом своей биографии, – сказал Сталин.

– И снова бинго! – подмигнул Распутин.

– Так сколько же вы за нее хотите? – сощурил глаза Сталин.

– А с чего вы решили, что меня волнуют деньги? – поджал губы Распутин, словно бы оскорбленным до глубины души тем, что собеседник посмел заподозрить в его несомненно благородных и бескорыстных намерениях шкурный интерес.

– Бросьте, мистер Малкович, – пыхнул трубкой Сталин. – Мы с вами взрослые люди и оба знаем, по каким законам работает этот мир. Уж простите, ни в жизнь не поверю, что вы поделитесь сведениями просто так.

– Не зря говорят – «Бог троицу любит», – цокнул языком Распутин. – Опять вы метите не в бровь, а в глаз. Однако предлагаю продолжить разговор после того, как к нам присоединятся все прочие. А это должно случиться уже через три, две, одну…