Трансильвания: Воцарение Ночи

— Ну что же, мать. Дети голодны. Научи их охотиться. — Свободной рукой муж коснулся моего подбородка и посмотрел мне в глаза. — Спасибо за них. Я у тебя в неоплатном долгу.

— Рассчитаешься потом. Ночным дежурством, потому что одной мне за армией новорожденных не уследить.

Прямо с навесного моста я взмыла вверх, в долю секунды обратившись в бестию и вылетела через проем на крыше. В полете сделав двойное сальто, я расхохоталась, окликнув монстра по имени со словами о том, что он — ничто и зовут его никак, когда пытается противодействовать королю и королеве.

Следом за мной, повинуясь чувству импринтинга, через дыру в потолке вылетела стайка, постепенно окружившая меня со всех сторон. Мы полетели вперед, на запад, в поисках земель обетованных, способных нас прокормить. Малыши не отставали от меня ни на миллиметр, поминутно норовя вцепиться в мои большие крылья зубками и коготками, но это было не больно, а скорее, щекотно. Налет на одну из деревень на западе окончился полным фиаско для ее жителей. Считанные секунды оставались ей до насильного выдергивания из сна. Организовав атаку на самых слабых: женщин, стариков и детей, я разбивала деревянные двери одним ударом, летая то вслед за одной стайкой, то за другой, контролируя действия малышей и следя за их безопасностью. Когда все оказались сыты, в деревне не осталось ни единой живой души. Я изрядно утомилась и по пути домой летела гораздо медленнее. У моих детей же энергии было хоть отбавляй, тем не менее, они не пытались вырваться вперед, а радостно пищали, облепив меня со всех сторон, совершая сальто, пируэты и кульбиты в воздухе рядом со мной. Да. Они в отличии от меня понимали, что есть радость бессмертного существования уже сейчас. Я же чувствовала лишь усталость, наперед отдавая себе отчет в том, что в ближайшие полгода отдохнуть не удастся точно. Один за другим маленькие вампирята влетали в распахнутые окна замка. Я влетела последней, проследив, чтобы никто не остался на улице в ненастную грозовую ночь.

Около трех недель мы с Селеной обучали новорожденных всему, что знаем сами. Правильно летать и питаться, охотиться и убивать. Только укус взрослой особи был чреват обращением, поэтому моим детям не было необходимости соблюдать наши правила иссушения жертвы до последней капли крови. Моя экс-наставница, а ныне квалифицированный воспитатель наших детей, дала мне знать о том, что принимать человеческий облик малыши научатся к трем годам, но не ранее. А возраста в три года они достигнут примерно через месяц. Пока этого не произошло, за мной бегала, летала, прыгала, носилась и кувыркалась орава из семисот новорожденных вампиров в звериной фазе. День ото дня становилось труднее. Озорники любили поиграть, а их излюбленной игрой стала игра — ‘Вцепись маме в волосы. Да чем сильнее, тем лучше’. Надо ли добавлять, что эта игра мне пришлась немножечко не по душе? Ну прямо самую малость. Один раз, утомившись от абсолютного непослушания, я слишком громко топнула каблуком по полу. Маленькая зеленоглазая девочка серого цвета, которую и отец, и Селена называли принцессой или региной, объясняя это тем, что в каждом королевском вампирском выводке рождается регина или регис — единственный претендент на престол, оказавшись рядом и став случайной жертвой несанкционированной агрессии неуравновешенной матери, прижала ушки к голове, поджала хвост, попятилась и виновато посмотрела мне в глаза своими — огромными, размером с блюдца. В них блестели слезы абсолютного горя. Я не выдержала. Взяв чадо на руки и прижав к груди, я довела вампиреныша до такой радости, что она сочла необходимым взвизгнуть от счастья и вцепиться острыми когтями мне в шею и волосы. Я тяжело вздохнула. Три недели казались вечностью. Три месяца, пока они окончательно повзрослеют и застынут в возрасте двадцати двух лет, я переживу, только превратившись в иссушенную мумию. Труп жены и матери. Сил на исполнение государственных дел, разумеется, не оставалось, да и благо Владислав со всем справлялся сам и не требовал моей помощи. Я взяла с тумбочки трюмо бутылочку с соской, заполненную кровью, и поводила перед носом резвившейся малышки. За это время мы привлекли слишком много внимания. Был повод перейти на пакетированную диету, чтобы избежать скорейшего появления охотников на вампиров. С лязгом челюстей вцепившись в бутылочку зубами, вампирка заметно успокоилась. Я снова села с ней на кровать, держа ее на манер младенца. Она была уже триста двенадцатой за сегодня. Еще ровно столько же покормила Селена перед тем, как ушла домой.

Дверь неслышно отворилась, и Владислав вошел в комнату.

— Как дела у Мадонны с младенцем? — Улыбчиво произнес он. Я закатила глаза. Его эпитеты после сегодняшнего были излишни. — Твои нервы, наверное, выматывают тебя до невозможности из-за усталости.

— Помилуй. Какие нервы. — Я отерла пот со лба свободной рукой. — Мне выдохнуть некогда, не то, что задуматься о своем нервно-психическом состоянии. Я не сделаю, не сделает никто. Мне не до себя.

— Так можно быстро сгореть. — Он присел на кровать рядом и положил руку мне на колено, постепенно заводя ее под подол платья кофейного цвета.

— Я тебе руку сломаю. Серьезно. У меня на руках дочь. Триста какая-то по счету. Я понимаю, что все мужчины думают исключительно нижней головой, но убери свои бледные пальцы. Если ты сейчас начнешь, и я к тебе полезу под ремень, мы же ни за что не остановимся, пока вся кровать не окрасится в красный от моей крови. Дела есть. Важнее игр самки и самца.

— Да ты стала убежденной матерью за несколько дней. Куда исчезла моя богиня секса, которая никогда мне не отказывала? — Огорченно присвистнул муж.

— У нее появилась ответственность. Но тебе никто не мешает. Становись убежденным отцом. — Я кивнула головой в сторону тумбочки. — За дело, папочка, вон бутылочка с соской. Иди хватай шестьсот последнего голодного и вперед.

— Ну уж нет, птичка. Я их зачал. Возиться теперь тебе. Подключай слуг. Я - пас. С бумажной волокитой ты мне не помогаешь, поэтому свои материнские обязанности ты будешь исполнять самостоятельно.

— Будто бы я чего-то другого ожидала. — Я фыркнула, кидая в мужа приготовленным ему мной еще днем, черным халатом. — В таком случае, в душ, кукушка. Минут через сорок я заканчиваю.

Поймав халат левой рукой, он склонился ко мне и прошептал на ухо. — Приходи ко мне, моя бабочка. Я знаю, что ты устала настолько, что твое тело уже готово к подчинению и грязному низменному использованию. А оно будет настолько медленным, что ты задохнешься. Я задену каждую струну твоего изнемогающего тела. И тогда просьбы о пощаде не сработают, потому что я грубый, жестокий и беспринципный. Настолько, что уже сказал все, что мог, чтобы ты пришла. Теперь у тебя не хватит сил отказаться.

С лукавой ухмылкой он закрыл за собой дверь.

— Ну еще чего, малышка! — Я возмущенно разговаривала с ребенком, адресовывая речь самой себе. — Что он себе вообще думает? Что я пойду к нему? Он только что сказал, что все дела, связанные с детьми, которых мы сделали вместе, касаются только меня одной! Ты представляешь? Когда вырастешь, знай. Твой отец — ужасный человек. Он — эгоист, Нарцисс до мозга костей, садист и… И… И… И у тебя будет счастливая жизнь, доченька. Потому что мама любит папу. И всегда будет любить. Во всех мирах, реинкарнациях и временах.

Уложив ее на кровать, я наблюдала настоящее чудо. Лапки медленно постепенно превращались в маленькие ручки и ножки. Исчезли крылья и хвост, исчезла демоническая физиономия. На кровати, свернувшись калачиком, лежала маленькая темноволосая и зеленоглазая девочка на вид трех годиков отроду. Создание было настолько неимоверно прекрасным, что я засмотрелась. Гладкая бледная кожа, шелковистые черные волосы и большие зеленые глаза. Девочка напоминала ангела. Плод неразбавленной истинной, пусть и сумасшедшей любви. Острые скулы, тонкие губы и иссиня-черный цвет волос делали ее настолько похожей на Владислава, что я даже забыла, как дышать. Но глаза были моими. И пусть только лишь глазами напоминая мать, девочка унаследовала лучшие черты и от меня, и от него. Посмотрев на меня осмысленным взглядом, она с запинкой по слогам произнесла.

— Ма-ма, а что та-ко-е са-дист?

Наверное, я покраснела до корней волос. Наскоро склонившись и поцеловав принцессу в лоб, я произнесла. — У тебя впереди все время мира, чтобы узнать и это, и много других нехороших слов.

Я вытащила из гардероба одну из своих кофт. Для маленькой регины она стала аж целым платьем, едва была накинута на ее худенькие плечики. — Спокойной ночи, принцесса.

— По-ка, мам.

Напоследок я зашла в лабораторию и проверила остальных. Все семьсот и один висели под потолком и спали, зацепившись когтями за выступы. Регина стала первой, опередив братьев и сестер на день в обретении человеческой формы. Но это значило, что за ней постепенно все станут называемыми условно людьми. Жизнь, определенно, налаживалась. Мои дети были готовы превратиться в людей, душевные боли улеглись и не поднимали голову, а муж забыл полотенце. Последнее оказалось не продолжением фразы, а случайно мелькнувшей мыслью в голове. И я снова закатила глаза. Я очень сильно сомневалась, что это было случайно…

Я спустилась на девятый этаж вприпрыжку, держа в руках белое махровое полотенце, и приоткрыла дверь в ванную. Владислав стоял ко мне спиной. Идеально ровная, сильная и прямая спина Мастера. Я подошла вплотную и коснулась ее полотенцем. Это было сродни чему-то невыносимому. Поднявшись на пальчиках, я касалась полотенцем его спины, стирая мыло, чувствуя кости позвоночника руками наощупь.

— Лора. — Он обернулся ко мне лицом, улыбаясь в полуоскале. — Полотенце изобрели стирать не мыло с тела, а воду.