Трень - брень
Шрифт:
Старуха пошевелила Ольгины волосы.
– А что, город как город, как другие города. Одышка у меня от больного сердца.
– Я понимаю, от ответа уходите.
– Да куда же я ухожу? Вот я. Тут.
Аркашка высунулся из лестничного окна, прицелился в Ольгу зеркальцем. Солнечный зайчик вспыхнул в Ольгиных волосах, сполз ей на покрасневшую щеку.
– Я иногда все думаю, думаю. Кошки обижают воробьев, собаки обижают кошек. Это понятно. У них борьба видов - выживает сильнейший. Звери, что с них взять! Дальше думаю. Мальчишки обижают собак, кошкам крутят хвосты, пинают ногами. Зачем? С воробьями мальчишки поступают совсем
Солнечный зайчик обжег Ольгин глаз. Ольга вскочила, подняла кулаки. Дворничиха посадила ее обратно.
– Наплюй.
Аркашкино зеркало снова залепило Ольгин глаз солнцем. Ольга прикрыла лицо руками.
– Может быть, этот Аркашка в тебя влюбился, - осторожно сказала старуха.
– У нас ни единой девчонки во дворе нет.
Воробьи чирикнули все разом, словно сто смычков упали на струны.
– В меня не влюбятся. Я рыжая.
Солнечный зайчик резвился на Ольгиной голове.
– Ишь дурью мается, - вздохнула старая дворничиха.
– Бабка его занянчила. Маша, моя подруга. Она ему даже игрушек не покупала обыкновенных. Погремушек, грызушек - ни в коем случае. Всё со значением, всё викторины.
Аркашка захукал по-обезьяньи, заикал по-ослиному. Выстрелил в Ольгу из тонкой резинки бумажной пулей.
Старая дворничиха взяла Ольгу за руку.
– Наплюй. Он как улизнет из дома, сразу начинает по-ослиному кричать, с пистолетами бегать. Я иногда пугаюсь, думаю: прости господи, вот и свихнулся мальчик. Но он крепкий. Ему от бабки нервы крепкие перешли.
– Рыжая!
– заорал Аркашка.
– Рыжая!
Дворничиха сорвалась с места, побежала к парадной. Она держала метлу, как копье.
– Я же тебя, гений гнилой! Я тебе покажу рыжую!
Аркашка вывалил длинный язык:
– Рыжая кошка!
Ольга подняла из-под ног обломок вазы. Запустила им в Аркашку. Но он соскочил с подоконника. Звякнуло стекло. Осколки посыпались на брусчатку, вспыхнули на ней пронзительно.
Аркашка захохотал.
Дворничиха с укором посмотрела на Ольгу.
– Я ж тебе говорила - наплюй.
На чердаке паук муху поймал в тенета. Кот на крыше поскользнулся: хотел воробья схватить. В водосточную трубу провалился. Прочистил ее сверху донизу, вылез бурый от ржавчины, заорал благим матом.
Дворничиха попробовала поднять Ольгин рюкзак, да не смогла.
– Как же ты с такой тяжестью управляешься?
Ольга взяла портфель, ухватила мешок за лямку, и они поволокли его вместе с дворничихой к парадной.
– И наплюй, - сказала дворничиха.
– Наплюй, и все тут.
Двор опустел...
Ухнула подворотня, эхо поднялось по водосточным трубам, запуталось на чердаке в паутине.
Во двор из окна лестничного спрыгнул Аркашка.
– Рыжая!
– заорал он.
И когда его голос смешался с уличным шумом, стал незаметным звуком в общем грохоте улицы, на сцену вышел шут (дядя Шура). Он давно стоял где-то сбоку. Был он в обыкновенном костюме, какой все мужчины носят, в брюках и в пиджаке, и галстук на нем темно-красный.
Шут поиграл на своей
балалайке. Что-то грустное поиграл, словно холодным ветром по осеннему лесу. Потом позвал:– Аркадий, поди-ка сюда.
Аркашка приблизился к нему с опаской.
– Ну, чего?
– Ты отличник?
– Отличник.
– Изложи свое отношение к рыжим.
– Я же вам излагал, - пробурчал Аркашка, прикрыв уже упомянутое место ладонями.
– Изложи публике.
– Дядя Шура, бабушка считает, что в нашем доме спокойнее, когда вы на работе, особенно когда на гастролях.
– Передай ей привет. Излагай, публика ждет. Как ты относишься к рыжим?
– Дядя Шура, бабушка говорит - хорошо бы вам ожениться. Вы, наверно, питаетесь всухомятку.
– Передай ей спасибо. Что ж ты не излагаешь?
Аркашка засопел всеми дыхательными отверстиями, потупился, втянул голову в плечи.
– Дядя Шура, я знаю, куда вы ходите. Она крючками торгует.
– Что?!
– Я случайно узнал, дядя Шура.
– А ну, марш домой! Иди играй на рояле!
Трень-брень.
Шут струны подергал невесело, поиграл маленечко для себя. Потом голову поднял и заговорил:
– Я хочу извиниться. Может быть, некоторые особо высокочтимые зрители усомнятся в моем рассказе. Скажут, мол, рыжая девчонка - частный случай. И почему рыжая? Разве мало у нас блондинов, брюнетов, шатенов и прочих?.. Много. Они тверды и проворны...
– Шут легонько провел по струнам.
– Я извиняюсь. Нам придется продолжить о рыжей девочке, хотя, конечно, это есть частный случай.
Трень-брень.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Дворничиха отомкнула дверь бабушкиной квартиры. Ввела Ольгу в комнату.
– Тут твоей бабки дом. Сиди в уюте, дожидайся ее.
– Спасибо.
– Ольга села на стул у дверей, рюкзак положила к ногам.
– Клаше скажешь, что это я тебя запустила, Даша. Для твоего возраста - тетя Даша. Ну, сиди. Экая закусочка возбудительная!
– Дворничиха оглядела стол, уставленный едой, отщипнула виноградину и ушла.
Комната у бабушки мало сказать замечательная - чудесная комната. Солнце в ней - как в аквариуме. Воздух свежий, тополем пахнет. Слышно, как воробьи на дворе пищат, как на соседней улице трамвай ходит. Слышно, как этажом ниже шипят оладьи на сковородке.
Ольга встала осторожно, сняла шубу и положила ее рядом со стулом на пол. Стул в крахмальном халате. Он похож на больничную строгую няню.
Ольга прошлась по комнате - руки за спину, чтобы случайно не задеть чего, не нарушить порядка.
– Ой как, - сказала она.
– Не то что у нас. Будто собрались важные господа и все друг на друга не смотрят. Наверное, каждый считает себя красивее другого. Господа, помиритесь. Вы все ужасно красивые. Господин стол, можно вас потрогать немножко? Спасибо.
– Ольга провела по столешнице пальцем. Стол завизжал.
– У вас неприятный голос, господин стол, - сказала Ольга.
– Вы недотрога.
– Она отошла от стола к дивану.
– Доброе утро, господин диван. Как вы спали? Во сне вам, наверное, снятся окорока. Нет, нет, не свиные... Вы хотите, чтобы я попробовала, какой вы упругий?
– Ольга тихонько села. Покачалась. Диван издал вздох. Не любите, - сказала Ольга и сделала стойку на голове.
– А бабушка плачет, - послышался голос от двери.
Ольга упала на пол от неожиданности. В дверях стояла бабушка и в самом деле плакала.