Три дня Илль
Шрифт:
– В столице. Я пил, конечно, но обычно это было дешевое вино. Или пиво.
– Тёмное?
– Тёмное. Нравится?
– Нет... Не люблю пиво. А брату оно нравилось до дрожи, гордился так, словно сам его придумал... Отец всегда ругал плебейский вкус...
Ингвар затаил дыхание, чтоб не спугнуть её, а Илль, погрузившись в себя, видела только прошлое.
– Муж тоже пиво предпочитал всем остальным напиткам. Говорил, что такого, как у нас, шипучего, с остринкой, больше нигде не отыскать.
– Ты была замужем?
– Да.
– Раковина захлопнулась.
Илль отхлебнула
– А я вот не был. Правда, думал о женитьбе, один раз почти до алтаря дошёл...
– И?
На её свадьбе гостей было так много, что в храме ей стало плохо от удушья. Муж подхватил, не дал упасть. После обряда ей пришлось лично поблагодарить каждого приглашенного, так что уже через час она хрипела и жаждала только одного - тишины.
– Она меня бросила. Сказала, что гарнизонный маг без связей и родичей - плохая партия.
– Ингвар давно пережил то ужасное потрясение, хотя тогда ему казалось, что жить дальше нет никакого смысла.
– Сначала я горевал, а потом решил, что она права.
Они помолчали. В доме было темно и уютно, тогда как на улице расшумелся ветер. Он бился о стекло, обдирал упругий бок, зацепившись за угол. Илль думала, что надо бы встать и зажечь свечу, но она так пригрелась в изножье кровати, так уютно устроилась, что не было никаких душевных сил заставить себя. Ингвар передвинул ногу, меняя положение, и только тогда она поняла, что тепло шло от него.
– Как твой кашель?
– спросила она, отвлекая себя от ощущения горячей плоти.
– Кх...
– кашлянул он.
– Значит, лучше. Повязка ещё держится?
Он завозился в темноте. Илль допила наливку и поставила стакан на пол. Потом унесет, позже.
– Да, она высохла на мне, - хмыкнул Ингвар.
– Кажется, трава сыплется прямо на постель. Завтра соберем её и заварим снова, и так до тех пор, пока я не выздоровею.
– Не на-адо, - Илль не удержала зевок - видела бы её няня, - если что, то я схожу к лекарке ещё раз.
– Да ты совсем сонная. Хочешь, я подвинусь?
Ингвар понял, что сказал лишнее сразу же - женщина напряглась всем телом, застыв статуей. Он выругался про себя. И ведь он и впрямь ничего такого не имел в виду, просто решил, что хозяйку негоже гнать из собственной кровати. Он бы потом ушёл на лавки, обязательно ушёл бы. Но объяснять все это не имело никакого смысла, потому Ингвар решил спасти ситуацию шуткой:
– Только если ты пообещаешь не приставать ко мне. А то я вас, таинственных незнакомок, насквозь вижу.
Илль фыркнула сердито, но расслабилась. Даже сползла немного вниз по спинке и теперь полулежала на его ногах.
– Да, я незнакомка. Ты же обо мне ничего не знаешь... Ни-че-го.
Ингвар подумал, что знает не так уж мало - она из столицы, у нее был строгий отец и брат-шалопай, муж, наверняка жила она в верхнем городе среди таких же богачей. А зная имя и внешность, он сможет найти её семью.
– Я могу быть преступницей. Допустим, воровкой.
– Кажется, она говорит глупости. Вряд ли наливка тому виной, не так много она выпила, всего-то один стаканчик.
– Не страшно,
у меня ничего нет.– А если я ведьма?
– Илль вспомнила лекарку и ухмыльнулась.
– Тогда мне пригодится требуха: печень, желчь, кровь, сердце... Ногти, волосы, слюна...
По крыше пробежал какой-то зверек. Ингвар отпил из стакана, зябко поёжился - наверное, стоило одеться.
– Ведьма... Приворожить хочешь?
– Да что с ним такое? Зачем он дразнит её, заставляя нервничать? Вот, снова застыла, то ли ответ подыскивая, то ли переживая оскорбление.
– Нет, - ответила Илль, решив, что маг не хотел её задеть. Приворот? Не настолько она плоха, чтоб пользоваться ловушками, а не собственной силой.
– На зелья пущу... Буду продавать старым развалинам, обещая молодость и красоту.
– А-а... Согласен, я удивительно хорош и относительно молод.
Илль не видела, но чувствовала его улыбку. В груди разлилось тепло. Как же давно она не кокетничала! Впрочем, и нормально говорить ни с кем не говорила, краткие переговоры строго по делу не в счёт.
– Вот-вот, потому я быстро разбогатею.
– И нисколько обо мне не пожалеешь?
– То, что не пригодится, я похороню в саду, а сверху высажу розы. Буду приходить к тебе каждый летний день, любоваться цветами и...
– Плакать?
– спросил Ингвар, представив Илль в траурном наряде, что скорбит над пышным кустом. По спине пробежал холодок.
– ...поливать. Я не плачу.
– Совсем?
– Да, - Илль кивнула.
– Слёзы не помогают.
– А что помогает?
– Злость...
Настроение Илль переменилось так же быстро, как и ветер. Иногда она напоминала себе флюгер - одинокая фигура, которая не управляет ничем, а лишь покоряется судьбе, принимая и снег, и дождь, и зной. Куда повернут, туда и смотрит. Тем и живёт.
– Нет, - продолжила она начатую мысль, - и злость не годится.
– А что тогда?
Повисла тишина. Из-за рваных облаков выглянула серебрушка месяца - Илль видела в окне краешек. В комнате стали видны контуры, очерченные тьмой - мебель, тени от невеликого скарба, силуэт Ингвара. Он допил наливку и теперь вертел в руках пустой стакан. Иногда между пальцами и стеклом пробегали искры.
Говорить ей не хотелось. Зря она сказала то, что сказала, лучше было бы и не начинать. Но как же тоскливо жить, не имея возможности приоткрыть душу хотя бы на миг! Молчать, таить в себе все важное, чувствовать, как оно - внутри - прорастает и требует свободы.
– В детстве я была очень близка с братом - год разницы, все время вместе. Мы сбегали от нянь и устраивали походы в дикие леса, - хмыкнула Илль.
– Конечно, у столицы не найдешь разбойников или зверья, но мы верили, что за каждым деревом прячется бандит, а светлячки, горящие в кроне, это глаза чудовища... Стеклышки у нас тоже были, прозрачные, из луп вынутые.
Ингвар рассмеялся. По кровати прошла дрожь от гортанных звуков.
– Мы костры ими разжигали. Собирали ветки, листья - все, что попадалось, не думая о том, что нужен сухостой, - сваливали в кучу и пускали через линзы лучи. Потом-то поняли, в чем ошибка, но поначалу возвращались домой закопченные, как куры.