Три года счастья
Шрифт:
Неужели Клаус Майклсон чувствует страх?
Клаус только может играть роль и не показывать виду, что чувствует.
У Клауса чувство, что земля уходит у него из под ног, и тиски сжимают сильнее сердце, намереваясь раздавить жалкий орган качающий кровь или разорвать его, ведь для Клаус Майклсон не использовал его для милосердия или любви.
— Готова? — глупый вопрос, к сестре, которая рядом с ним даже под проклятием и на гране того, чтобы сойти с ума.
Глупый, потому что он и сам не до конца понимает о чем спрашивает. Клаус Майклсон просто желает остаться самим собой, для тех кого он любил. Готова ли
Она бы запела и не радости, а от того, что пьяна.
Попала в этот кукольный фарс.
— Чтобы план Фреи сработал, мне нельзя сойти с ума, а тебе умирать. Каковы наши чертовы шансы? — скрывает за мрачным весельем страх Ребекка. Потому что для слабости не то место и время.
Потому что слова лишь пустой звук, отражающийся от стен, где собрались все те, кто ненавидит ее брата. Она смотрит на всех этих вампиров, которые разгромили место, которое она называла домом и могла быть счастливой. Ей плохо, но она должна посмотреть в глаза мужчине, которого любит всем сердцем, и который выбил власть, а не ее.
Разве это суд?
Справедливый суд?
Марсель судья, она – защитник обвиняемого, а все эти собравшиеся вампиры исцы?
Ей смешно.
Потому что время объятий прошло и теперь они должны быть сильными ради Элайджи, Кола, Фреи, Хейли и Хоуп.
Сильными ради семьи.
Их путь лежит во тьме.
И плакать нельзя, когда хочется.
Не спешить.
Клаус кажется расслабился, улыбается, а она не спешит выйти туда и сыграть ту роль.
Не стремится свести в могилу себя и брата.
— Разве не ты говорила, что я могу и Дьявола уговорить?
И вправду Дьявола.
Снова одни против всего мира, как было всегда, как будет вечно.
Ребекка заставляет себя улыбнутся в ответ, преодолевая ужас, сковавший каждую клеточку ее тела после разговора с Марселем. Но Ребекка улыбается: жалко, вымученно. Впереди их не ждет ничего хорошего. А на губах, как и тысячу лет назад, вкус пепла от белого дуба, вкус поражения, но Ребекка все равно улыбается — Майклсоны умеют проигрывать.
Глаза прикованные друг к другу.
В одних — обещание выдержать, в других — вернуться.
А ему хочется плакать.
А ей хочется упасть на землю и рыдать.
А их путь лежит во тьме.
— Возможно, пришло время сказать жестокую правду о моем дорогом брате - Клаусе Майклсоне. Да, он мой брат, и я любила его на протяжении веков. Но никто не чувствовал на себе всю тяжесть конца его гнева, кроме меня. Он утверждал, что своими действиями он защищал семью, но он лжет. Мой брат не хочет слышать жестокую истину. Что он уничтожает все, к чему прикасается.
А может он и вправду все обращает в пепел?
А может их путь лежит во тьме, наудачу?
А он видит, как она сходит с ума.
Главное выжить, не показывать, что тебе плохо, не завидовать свету в чужом окне.
А все остальное не важно, все остальное лишь пепел, что развеет ветер, ведь настоящий воин знает: война не закончена, пока есть хоть один боец готовый
продолжать сражаться.— А что касается вас. Да, я однажды убил ваших близких. Я убил твою шлюху. Я избавил мир от твоих трущоб. И я освободил тебя от твоей измученной матери. И что с того? Каждый из вас, кто стоит здесь сегодня, стоит из-за меня. Эта пародия на суд, возможна только из-за меня. А ты бессмертный, это подарок от меня. Долг, который вы никогда не погасите. То, что навсегда затмит мои прошлые преступления. Я ничего тебе, не должен.
А дальше Клаус Майклсон кричит от боли и это не велело, ведь Марсель придумал наказание пронзив его грудь ведьмовским клинком. Теперь только боль и разум, который будет терзать его день изо дня.
— За Давину, Диего, Тьерри, Джию, Ками и за юнца, которым я был. Того, кого ты когда-то звал сыном.
Теперь Ребекка может расслабиться, потому что он выжил и теперь может уйти вверяя их судьбу Хейли.
— Ник нашел способ остаться в живых. План сработал. Теперь твой черед, Хейли. Пусть его жертва будет не напрасной.
— Хорошо. Жди там. Я за тобой приду.
Больше ей не зачем плакать.
Больше ей не зачем жить.
Клаус Майклсон сыграл свою роль, был самим собой и предпочел остаться им в глазах тех кого любил, в глазах дочери.
Дорогая Хоуп! Я не знаю, когда ты найдешь это письмо. Тебе станет любопытно в детстве, или ты будешь подростком со своим мнением, или женщиной, у ног которой лежит весь мир. Я пишу, чтобы сказать, что люблю тебя, и объяснить, что в самый темный час для нашей семьи, я был призван, чтобы спасти моих братьев и сестер, и я так и сделал.
Пожалуйста, не оплакивайте меня, не терзайте себя за ту боль, что я терплю, я делаю так во имя тех, кого я люблю. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что буду далеко от тебя…
Будь хорошей для своей мамы. Я спокоен, потому что она защитит тебя. И я знаю, что она не успокоится, пока наша семья не будет вместе снова.
Моя жертва нужна, для того, чтобы ты могла спокойно жить. Чтобы ты смогла стать прекрасной дочерью. Пожалуйста, помни, что ты самое лучшее, что есть у нашей семьи. И мы сражались, чтобы защитить тебя. Ты есть и всегда будешь нашей Надеждой.
А дальше Майклсоны утратили, лишись способности дышать…
Утратили дыхание…
А дальше мир Фреи, где так тихо и нет боли, страданий…
Элайджа смотрит на свою руки и боль ушла вместе с укусом, вместе с жизнью. Он встает с деревянной скамейке, видит перед собой сестер, слышит голос младшего брата и тот вправду всегда был не сдержанным, но именно сейчас, Элайджа Майклсон счастлив видеть солнечный свет и слышать голос брата.
— Это не совсем то, чего я ожидал. Но, я полагаю, беднякам не приходится выбирать, - говорит Коул осматривая свой белый полувер.
— Я всегда мечтала о таком. Дом в далёкие от города,и только семья, - Фрея изо всех сил старается натянуть улыбку.
— Это творение принадлежит тебе или Никлаусу?-сказал Элайджа подойдя к Коулу и смотря на Фрею.
— Мы привязаны к нему заклинанием,которое Дания поддерживала во мне жизнь веками. Я погрузила нас в сон, пока Хейли ищет лекарство,- объясняет
— Ты создала палату охоты, -догадывается Элайджа.
— Немножко добавила к заклинанию-сказала Фрейя улыбаясь. — И мы сможем оставаться здесь до пробуждения.