Три лилии Бурбонов
Шрифт:
4 августа ла Валетт, наконец, сумел вывести регентшу из Турина, которая присоединилась к своим детям в Шамбери. По дороге ей пришлось выслушать от савойцев, встречающих её карету, много нелестного о себе.
Перед отъездом Кристина снова возвала о помощи к Ришельё:
– Защитите вместе с королём меня, брат мой, чтобы я была избавлена от страданий, которым я подвергаюсь: взамен Вы приобретёте мою вечную благодарность и славу, что спасли принцессу королевской крови…
Но сердце гордого прелата было недоступно состраданию: наоборот, он удваивал свои требования, когда чувствовал слабость просителя.
В Шамбери, несмотря на критическую ситуацию, Филиппо д’Алье продолжал устраивать празднества для савойского двора. Кроме
Между тем Томас начал переговоры с Лонгвилем, попросив руку дочери герцога для своего старшего сына. Заподозрив его в предательстве, прежние союзники отвернулись от него. Презираемый в Милане, впавший в немилость в Мадриде и игнорируемый Веной, он был вынужден переплавить награбленое в Турине серебро и чеканить собственную монету. Та же судьба ожидала серебряные вазы его покойной матери-испанки и даже его собственную крестильную купель. Вдобавок, невзирая на протесты отцов города, он присвоил собранные налоги. Хотя это вряд ли облегчило положение принца.
Вскоре Людовик ХIII оправил герцога де Лонгвиля в Германию и ла Валет остался один.
– Чтобы спасти остатки кораблекрушения! – как выразился кардинал Ришельё.
Под ними подразумевались крепость Казале и города на западе Савойи. В противном случае вырисовывались мрачные перспективы утраты всех достижений войны за Мантуанское наследство, превращение Савойи во враждебное государство и плацдарм для атаки на Францию.
Способ, которым воспользовался ла Валетт, поначалу вызвал немалое удивление у кардинала Ришельё – с помощью нунция тот заключил в Валентино перемирие с испанцами с 14 августа по 24 октября. Обе стороны собирались использовать передышку с пользой для себя. Испанцы хотели укрепиться в захваченных крепостях, а ла Валетт просто ждал подкрепления. Но не дождался. 12 сентября у него произошёл первый приступ лихорадки, 16 сентября кардинал уже не мог ничего писать, дальше его состояние только ухудшалось, частично благодаря врачам, которые прописывали ему кто слабительное, кто кровопускание. Ослабленный как физически, так и морально, ла Валетт утром 27 сентября умер в полном сознании.
Тем временем Ришельё пришла в голову мысль, что в присутствии своего брата-короля Кристина будет более уступчивой. Ей предложили на выбор три города для встречи с братом: Лион, Гренобль и Пинероло. В то время как Людовик ХIII написал сестре:
– Хотя я не могу быть доволен Вашим поведением по отношению ко мне, поскольку у меня были отняты все средства, чтобы с лёгкостью помочь Вам, мой хороший характер не позволяет мне оставить Вас в том положении, в котором Вы находитесь…
Пока длилось перемирие, Кристина тихо, без всякой помпы, уехала в Гренобль на встречу со своим братом и Ришельё. Перед этим она отправила своего маленького сына в безопасное место в форт Монмелиан под охраной Феличе Савойского, губернатора Савойи. Комендантом же Монмелиана был назначен маркиз Сан-Дамиано, старший брат Филиппо д’Алье, которому Кристина дала следующие инструкции:
– Я доверила это место Вам, чтобы Вы берегли моего сына. Я запрещаю Вам передавать его любому человеку мира сего…и впускать войска… Я скорее потеряю свою жизнь, чем отдам кому-либо эту крепость…
Тем временем Ришельё внушал Людовику, как следует вести себя во время встречи с сестрой:
– Король должен сказать Мадам, что он преодолел 200 лье, чтобы показатье ей, как сильно он её любит. Затем он должен предложить забыть прежние обиды и добавить, что ему не нравится, как ведёт себя с ней кардинал, но она заслужила это из-за своего отдаления от Франции. А потом в конце сказать: «Моя цель состоит в том, чтобы спасти Вас, если смогу, если нет, то умою руки в отношении Ваших дел».
По мнению Ришельё, спасение королевской мадам заключалось в следующем:
– Герцогиня должна передать остатки государства и сына королю,
чтобы он смог образумить своих зятьёв и продолжить войну против Испании, если только она хочет вернуть Пьемонт.Кроме того, в замках и фортах герцогства, чтобы не допустить восстания народа и принцев, должны быть размещены французские гарнизоны.
– Королевская мадам, - пишет очевидец, - не выказывая удивления такой странной речью, ответила коротко и со своим обычным величием: что король должен быть заинтересован в сохранении её положения. Что честь Франции заключалась в защите сестры короля и племянника короля; что она сделала со своей стороны всё, что обещала по договорам, и что она также убеждена, что он будет соблюдаться таким же образом королём.
На требование же отдать сына Кристина категорически заявила:
– Самой надёжной защитой герцогу всегда будет его мать!
Переговоры длились с сентября по октябрь и их атмосфера из семейной и сердечной в начале к концу превратилась во враждебную. Кардинал продолжал настаивать на своих требованиях: регентша должна передать герцогство Савойское под протекторат французов и отправить своего сына в Париж, где он воспитывался бы вместе с дофином. Однако Филиппо д’Алье, чьи убеждения в последнее время сильно изменились, советовал Кристине не делать этого и даже выступил в защиту отца Моно.
Королевская мадам сообщила брату, что её сын болен и попросила Феличе Савойского написать ей о том, что герцог не встаёт с постели, чтобы показать это письмо Людовику и Ришельё. После чего добавила, что французам нечего опасаться крепостей, где стоят верные ей гарнизоны.
Она даже предложила кардиналу взамен одного из фортов свои бриллианты, на что тот цинично ответил:
– Эти драгоценности не смогут защитить Ваше государство, поскольку даже Бог не в состоянии его спасти!
Желая убрать Филиппо д’Алье из Пьемонта, Ришельё снова предложил ему «высокое положение во Франции, королевскую благосклонность, а также безопасное и блестящее будущее». На что граф с достоинством ответил:
– Я присягнул на верность Савойскому дому, поэтому не могу предать и бросить мадам.
Потеряв терпение, Ришельё зашёл так далеко, что стал угрожать Кристине и Филиппо, обвинив их в аморальном поведении.
Однако ничто не помогло: поддерживаемая любовником, «эта несчастная женщина», как называл её Ришельё, держалась стойко, хотя ей пришлось впустить французские гарнизоны в Шамбери и Валь д'Аосту. С этого момента судьба Филиппо д’Алье, «дерзского молодого пьемонтца» (по словам кардинала), была решена.
В свой черёд, принцы, напуганные переговорами в Гренобле, отправили к Людовику ХIII, вернее, к Ришельё, графа Мессерати. Их требования был скромны: Кристина разделит с ними регентство, даст им обычные пенсии, 50 000 лир - старшему сыну Томаса и устроит его брак с дочерью герцога Лонгвиля, взамен же деверья королевской мадам обещали помочь французам отвоевать земли в Пьемонте, захваченные испанцами. Однако граф Мессерати вернулся ни с чем.
В октябре Ришельё приказал одному из своих лучших полководцев, Генриху Лотарингскому, графу д’Аркуру, принять командование французскими войсками в Пинероло. Тот привёл с собой в подкрепление 7 000 человек, по другим сведениям - 7 000 пехоты и 2 300 кавалерии, при том, что вся французская армия в Савойе на тот момент составляла 9 000 человек.
Когда истёк срок перемирия, д’Аркур атаковал Кьери, успешно отвлекая внимание от конвоя с припасами, отправленного в его гарнизон в Казале. Однако Леганес наступал на Кьери с юга, а Томас выступил из Турина. 20 ноября, находясь под угрозой с двух сторон, д’Аркур отступил в сторону Пинероло, но обнаружил, что дорога перекрыта испанцами. Несмотря на численное превосходство, Томас и Леганес не смогли скоординировать свои атаки, что позволило д’Аркуру разбить их по отдельности у замка Ла Ротта. После чего он вернулся в Казале, и до весны 1640 года ничего особенного не происходило.