Три лилии Бурбонов
Шрифт:
– Мы здесь питаем некоторую надежду, что королева беременна, у неё есть некоторые признаки этого, но должно пройти больше времени, тогда мы будем знать об этом наверняка.
Когда же осенью 1628 года о беременности Генриетты Марии было объявлено официально, Оксфордский университет и городской совет приказали от радости звонить в колокола и зажечь костры. Однако не все радовались. Были задержаны два неосторожных болтуна, первый из которых заявил:
– Я бы хотел видеть Её Величество на дне океана!
Другой же предложил:
– Давайте повесим ей на шею мельничный жёрнов!
В Париже блаженство Марии Медичи было омрачено только тем, что сразу две её дочери собрались рожать в одно и тоже время в Турине и Лондоне. Поразмыслив, к кому ей отправить известную акушерку Перонн, флорентийка решила в пользу младшей дочери, чей ребёнок
– Королеву напугали дерущиеся собаки, одна из которых вцепилась ей в платье!
– Она слишком много гуляла!
– А потом стала подниматься в гору!
Какова бы ни была причина, роды королевы начались примерно на десять недель раньше положенного срока. После того, как повитуху вынесли из спальни, прибыл хирург Чемберлен и Карл I приказал ему:
– Вы должны во чтобы-то ни стало спасти жизнь королевы!
Долгожданный наследник появился на свет только около трёх часов следующего утра, 13 мая 1629 года, но он был настолько крошечным и слабым, что решено было немедленно окрестить его. Как только её муки закончились, Генриетта Мария погрузилась в спасительный сон. Карл же в соседней комнате спорил с её духовником, в лоно какой Церкви следует принять ребёнка. В конце концов, принц был крещён капелланом короля как «Чарльз Джеймс» и через час скончался. Той же ночью его похоронили в Вестминстерском аббатстве рядом с его дедом Яковом I.
Прибывший слишком поздно королевский врач Теодор Майерн нашёл королеву «полной сил и мужества» как всегда в трудную минуту. Составив отчёт, он заметил:
– Нужно срочно отправить гонца во Францию, чтобы остановить мадам Перонн, которая теперь свободна и может навестить принцессу Пьемонтскую.
Обе сестры Генриетты Марии в том же году родили здоровых детей: Елизавета – сына, а Кристина – дочь.
Тогда же весной Карл I распустил свой третий парламент, заявив:
– В будущем я намерен править без парламента!
С тех пор Тайный совет стал главным органом, с помощью которого король управлял государством. Обычно он заседал в зале напротив королевской спальни в Уайтхолле, хотя, когда Карл посещал другие дворцы, его советники послушно следовали за своим господином. В состав Тайного совета входило сорок человек, в основном, чиновники и аристократы-землевладельцы. Хотя они обычно прислушивались к мнению короля, он тоже с радостью следовал их советам. Выполнение решений же возлагалось на двух государственных секретарей – Джона Кокса и лорда Рочестера, которого после его смерти в 1632 году заменил Фрэнсис Уиндебэнк. При жизни Бекингем выполнял функции первого министра, хотя такой должности тогда не существовало.
После смерти фаворита этот неофициальный пост перешёл к Чарльзу Ричарду Уэстону, будущему графу Портленду и лорду-казначею Англии. При дворе началось постепенное оформление двух противостоявших друг другу фракций. Главой французской фракции стала королева Генриетта Мария, тогда как группа, выступавшая за сближение с Испанией, оказалась представленной Уэстоном и его сторонниками.
Французский посол Шарль де л’Обеспин, маркиз Шатонеф, прибывший летом 1629 года в Англию с целью заключения мира и достижения возможного сотрудничества с англичанами против Мадрида, нашёл королеву окружённой самым пристальным вниманием короля и придворных. Согласно мирному договору, заключённому в августе, Карл I отказывался от вмешательства во внутренние дела Франции, касавшиеся её протестантских подданных, тогда как Людовик XIII, в свою очередь, снимал свои претензии к Карлу I, касавшиеся обязательства по содержанию свиты королевы и возращению прав английским католикам, как это подразумевалось статьями брачного договора. Шатонеф приложил все усилия, чтобы стать своим человеком при дворе и добился расположения короля и королевы, которую он посещал каждый день. С мастерством ловкого придворного маркиз стал политическим наставником королевы. Он приблизил к себе француза Франсуа Рошешуара, шевалье де Жара, партнёра короля по игре в мяч и бывшего компаньона Бекингема, находившегося при английском дворе со времени своего участия в заговоре против Ришельё в 1626 году. Два француза, ставшие «близкими друзьями», вместе планировали
создание придворной фракции, «состоящей из графа Холланда, Монтегю и прочих, при поддержке королевы». В число «прочих» входили маркиз Гамильтон, который был в очереди на шотландский трон после Стюартов, граф Нортумберленд, его брат Генри Перси, и, конечно, Джермин.Несмотря на все успехи Шатонефа при английском дворе, во Франции результаты его действий были признаны неудовлетворительными, так как посол нисколько не продвинулся в вопросе о союзном договоре. Поскольку Шатонеф оказался вовлечен в придворные интриги гораздо сильнее, чем это полагалось официальному представителю другой страны, в итоге Ришельё принял решение в апреле 1630 года отозвать маркиза домой. С его преемником Франсуа дю Валем, маркизом де Фонтенуа-Марей, отношения у Генриетты Марии не сложились с самого начала, так как он предпочёл поддержку Уэстона борьбе с ним, считая, что в противном случае вряд-ли чего-то добьётся от англичан. В связи с чем венецианский посол Соранцо иронично заметил:
– Что построил один, разрушает второй.
Ещё более осложнили положение де Фонтенуа-Марея действия Шатонефа на родине. По прибытии во Францию тот оказался вовлечённым в заговор против Ришельё, в котором также приняли участие Анна Австрийская, Мария Медичи и герцог Орлеанский, и попытался вовлечь в него своих английский сторонников. Второй мишенью заговорщиков стал Уэстон, который воспринимался как главное препятствие на пути сближения Англии и Франции. Планы заговорщиков были раскрыты в конце 1632 года благодаря энергичным действиям де Фонтенуа-Марея. Нанятые им грабители вскрыли дом шевалье де Жара и добыли секретную переписку шевалье с Шатонефом. Окончательный удар был нанесён кардиналом Ришельё, который великодушно передал Уэстону бумаги, полученные подручными де Фонтенуа-Марея в доме шевалье де Жара и подтверждающие участие Генриетты-Марии в интригах Шатонефа. Последний и шевалье де Жар были заключены в Бастилию, а доверие Карла I к Генриетте Марии оказалось серьёзно подорванным. В течение года фракция королевы оставалась не у дел. При дворе роль главного оппонента Уэстона перешла к архиепископу Лоду, хотя Холланд, претендовавший на роль королевского фаворита, продолжал делать попытки ослабить лорда-казначея.
В состав испанской фракции вошли представители новой знати, королевские министры, достигшие своего положения благодаря успешной службе Карлу I и его отцу. Тесно связанным с Уэстоном был барон Фрэнсис Коттингтон, канцлер казначейства в 1629–1642 годах. К ним примыкали Фрэнсис Уиндебэнк, государственный секретарь, и Томас Уэнтуорт, будущий граф Сраффорд, который в 1632 году был назначен лордом-лейтенантом Ирландии.
Почти одновременно с Шатонефом в Лондон для переговоров с Карлом I в качестве частного лица прибыл Питер Пауль Рубенс. Послам Франции, Голландии и Венеции не составило труда сделать вывод о настоящей цели его визита: задачей этого гениального живописца было убедить Карла I обменяться с испанской стороной дипломатическими представителями. Король выразил согласие с предложением Рубенса и решил послать в Испанию Фрэнсиса Коттингтона, который во время прощальной аудиенции поинтересовался у королевы:
– Какую услугу Вам было бы приятно оказать Вашей сестре?
– У меня нет никаких дел ни с Испанией, ни с каким-либо лицом там! – резко ответила Генриетта Мария.
В данном случае королевой двигала не только обида из-за того, что её сестра Елизавета с началом франко-испанской войны прекратила всякие отношения с родными, но и стремление повлиять на мужа в пользу своей родной страны. Когда же девять месяцев спустя Карл I всё-таки заключил договор с испанским королём, она отказалась одеть праздничный наряд на банкет, устроенный в честь его посла.
Но, хотя король уважал Уэстона, тому недоставало энергии и честолюбия Бекингема, чтобы править единолично, поэтому любой придворный, «благодаря доступу к королевским ушам», по словам писателя Энтони Адольфа, мог использовать это в своих интересах. Впрочем, ещё в конце 1628 года один придворный заметил, что король «настолько привязался к своей жене… что они вне опасности перед любым фаворитом».
Главной заботой короля теперь было полное выздоровление Генриетты Марии, которое было замедлено «приступами другого характера», вызванными памфлетами, в которых она обнаружила себя «поносимой, как дочь Хета, хананея, и идолопоклонницы». Перспектива, что королева-папистка подарит Англии наследника, вызвала возмущение у парламентских «болтунов».