Три Нити
Шрифт:
— Даже если ты умрешь, то что?.. Мир жил до тебя — будет жить и после! Или ты забыл о том, что ты не бог и это все — не взаправду?
— Нехбет, Нехбет, зачем ты волнуешься? Зачем говоришь о таких грустных вещах? — вдруг послышался громкий голос Шаи; он вынырнул будто из-под земли и стал подле Железного господина, нахально облокотившись о спинку его стула. — Уно никогда не умрет. А еще сегодня праздник! Значит, мы должны радоваться, пить, есть…
Он поднял со стола пустую тарелку и повертел перед собой, будто в задумчивости.
— Но, увы, что я вижу! Наша пища недостаточно хороша для тебя? Подожди, у меня есть кое-что… —
— Шаи…
Молодой лха отшатнулся, точно его ошпарили кипятком, и прижал ладонь к губам.
— Не говори со мной! У тебя на все есть ответы, но я не хочу их слышать. Вместо этого хочу спросить вас: тебя, Утпала, и тебя, Камала, и тебя, Падма! Каково вам участвовать во всем этом? Вы знаете, что происходит там, внизу. Знаете, что приносят в жертву вепвавет: самих себя! Каково забирать чужие жизни, чтобы… это продолжало существовать?
Трое вороноголовых переглянулись. Утпала встал — великан мог бы с легкостью вышвырнуть Шаи прочь, но тот опередил его:
— Оставь, я уйду и сам. А вы оставайтесь за одним столом с тем, для кого сами скоро станет обедом!
Боги, пожав плечами, вернулись к еде; а я соскочил со стула и побежал следом за Шаи.
[1] «М» в египетской скорописи и слог «ня» в тибетском алфавите действительно похожи на вид (напоминают кириллическую «з» прописью).
[2] Животные, считавшиеся «соперниками». Их сочетание — рыба с мехом — одно из «победоносных созданий гармонии».
[3] Нехат (др. — ег.) — сикомора.
[4] Якорцы — растение с колючими плодами.
[5] От «Кемет» (др. — ег.) — земля.
[6] От чтения иероглифа «наконечник стрелы» (sn).
[7] Хопеш — вид др. — ег. оружия с изогнутым клинком (отсюда название, буквально переводящееся как «нога животного»).
[8] Патала (Нагалока) — в индуистской космогонии нижний мир, населенный змеями — нагами.
[9] Древнеегипетская настольная игра.
Свиток VI. Царство и Основа
Первым делом я стал искать Шаи в его спальне в северной оконечности дворца. Внутри было тепло, почти душно, и пахло чем-то кислым. Лампы на потолке не горели, но темнота не была полной: через стеклянные стены просачивалось мерцание кристаллов, пышно разросшихся в полостях внутри Мизинца. Чуть привыкнув к скудному свету, я заметил скрючившуюся в углу тень и позвал молодого лха по имени — тот не ответил, но все же и не прогнал меня. Посчитав это хорошим знаком, я вытянул лапы, как слепой, и двинулся вперед. Но, когда мои пальцы коснулись предплечья Шаи, его тело вдруг опало, превратившись в черную кучу на полу! Мое сердце от ужаса едва не выскочило изо рта; взвизгнув, я запрыгнул на неубранную кровать лха и забился под одеяло.
Не меньше минуты понадобилось, чтобы я перестал трястись и высунул нос наружу — только для того, чтобы понять, что всего-то уронил ворох брошенной на стул одежды! Оставалось только шлепнуть ладонью по лбу, спуститься — и продолжать поиски… Но вместо этого я остался сидеть на кровать и даже поджал лапы повыше, совсем как обезьяна, загнанная на дерево пестрыми тиграми. Правда, меня окружали не звери, а ползучая мгла спальни; и чем дольше я вглядывался в нее, тем явственнее
мне чудились бесчисленные языки и зубы, готовые укусить и растерзать, стоит лишь ступить на пол. Шерсть на загривке поднялась дыбом; как же мне спастись с этого острова? Перепрыгнуть на стул, а потом на стол… но от него до двери все равно не добраться!Говорят, колдуны заклинают своих врагов, называя их тайные имена; может, и у меня выйдет? Конечно, к темноте надо обращаться на ее собственном языке — Шаи ведь учил меня… Я покусал язык для придания ему гибкости и, изо всех сил стараясь не коверкать звуки, выдохнул-прокашлял:
— Кеку[1].
— Слушаю тебя, господин Нуму, — отозвался дворец. Слова доносились откуда-то сверху, комариным звоном щекоча левое ухо.
— Ой! Извини, Кекуит! — пискнул я, снова переходя на родной язык. — Я не звал тебя, просто хотел сказать… что здесь нет света.
Невидимый собеседник поразмыслил над ответом и нашел его убедительным:
— Твоя ошибка понятна. Мне включить освещение?
Я помотал головой, вдруг устыдившись своей трусости. Не знаю, увидел ли дворец мой жест, но лампы так и не загорелись.
— Ты ждешь госпожу Меретсегер?
— Я хотел найти Шаи…
— Госпожа Меретсегер сейчас наверху. Ты можешь подняться к ней или остаться здесь, пока она не спустится.
— Почему ты зовешь его «Меретсегер»? Да еще и госпожой! Он ведь мужчина.
В ответ невидимка глухо пробормотал:
— Они могут менять тела, но не могут изменить рен, — а затем добавил по-прежнему звонко. — Пока ты ждешь, господин Нуму, не желаешь ли развлечься загадками? Раньше мне доводилось развлекать хозяев этой игрой. Кажется, она была им по вкусу. Вот, послушай:
Души несет лишенный души
Не по земли, не по небеси. Что я?
Увы, ответом было только невразумительное мычание: от усталости у меня уже лапы не шевелились, не то что мозги! Выждав некоторое время, дворец сказал:
— Это корабль. Загадка была довольно простой. Возможно, ты не слишком умен.
— Сам дурак, — буркнул я в сторону. Клянусь, мое дыхание едва колыхнуло воздух, — но невидимка услышал.
— Я не могу быть «дураком», Нуму, как не могу быть и «мудрецом». Эти свойства присущи животному уму, а Йиб, сердце месектет, — это совершенная пустота, которую никак нельзя взвесить и измерить. Не зря же моих сестер назвали Неисчислимой, Сокрытой и Бездонной! Наши хозяева не разбрасываются именами.
— Что-то я не понял… Как ты можещь быть пустотой, если мы сейчас разговариваем?
Дворец приутих. Прошло не меньше минуты, и я уже собирался выбраться из спальни и продолжить поиски Шаи, когда он снова заговорил:
— Я попытаюсь объяснить в словах, понятных тебе. Представь, что ум — это пустой, гулкий котел. Если множество мудрецов — или дураков — склонится над ним и выкрикнет все известные им тайны или глупости, эхо их голосов долго будет бродить внутри, отражаясь от стенок. Что-то со временем угаснет, что-то столкнется, производя новые созвучия. Если снять крышку, из котла польются речи. Со стороны покажется, что это он сам говорит. Но на самом деле ни один голос не будет принадлежать ему! И глупость дураков, и ум мудрецов останутся при них, а котел… Котел — это просто кусок железа. В сущности, это верно и для Йиб, и для животного ума. Отличие месектет от зверей в том, что последние не понимают этого.