Три подруги и все-все-все
Шрифт:
— Я всегда бледная, — промямлила, почти не разлепляя губ и наблюдая за тем, как пузырьки минералки взлетают вверх, исчезая у поверхности.
— Обычно ты просто бледная, а сегодня ты похожа на общипанную синюшную курицу, скончавшуюся от старости и голода, — не поскупилась на прилагательные муза. — Мне не нравится.
— Кстати, о курицах, — я с трудом подняла голову, поглядела на попугая с разных сторон. Пернатый в этот момент был занят важным делом — чисткой перьев, а потому мы ему были неинтересны. Куда больше птицу занимала опрятность собственного хвоста. Но почему-то казалось, что он всё равно нас внимательно слушает. — Ты его кормила?
— Утром, — ответила Руська, вместе со мной наблюдая за имуществом
— Зачем так часто? — возмутилась я, даже энергии чуток прибавилось.
— Потому что он ещё птенец, — пояснила муза. — То есть, ребёнок, а их надо кормить часто.
И странно покосилась на меня.
— Чего?! — вытаращила я глаза на этого самого птенца. — Как-то он крупноват для ребёнка!
— Это порода называет какаду. Они могут достигать шестьдесят сантиметров в длину и веса в один килограмм.
Я закашлялась, представив, что рядом на постоянной основе будут обретаться не только две назойливые двуногие особы, но и ещё одна килограммовая птица. Это пугало. По опыту, то, что оказывалось в моей квартире, поселялось в ней навсегда. Одного волка-оборотня вон до сих пор отвадить так и не смогла.
— Кстати, — вспомнила муза. — Чирик должен летать каждый день минимум по двадцать минут, иначе заболеет. А ещё какаду очень общительные, любят привлекать внимание, громко кричать и имитировать услышанные звуки. Не ругай его за это, а то начнёт выдирать себе перья.
— А если он нагадит где-нибудь? — ещё чуть-чуть, и я сама у кого-нибудь что-нибудь выдирать. И попугай мне в этом деле не соперник.
— Уберёшь, — безразлично проронила муза. — Я же убирала.
— И зачем Нисе эта громкая головная боль? — недовольно поинтересовалась, и моя собственная сразу усилилась.
— Может быть, она чувствует себя одиноко? — тихо предположила муза отворачиваясь.
— Чтобы она не чувствовала себя одиноко, я отдала ей Лозовского. Можно сказать, преподнесла на блюдечке, разве что каёмочку не нарисовала. Прям на нём.
— Не надо было ей таскаться за ним, — как бы невзначай проговорила Фируса, постукивая ноготком по столу. — Даже в спортзал за ним попёрлась, а его там и так уже эта неудачливая певичка караулила. Забавно. Я бы посмотрела, как они караулили его наперегонки.
— Не будь такой злой, — попросила я. — Сама с ним спала и планы на него строила.
— Да, было дело, — не стала отпираться муза. — И хотя интрижку я завела вынужденно, но… он оказался прекрасным любовником, — Руська облизнула губы, прищуриваясь, словно лиса. — Опытный, нежный, заботливый, внимательный, нежадный. Всегда вспомнит про годовщину и заметит новый маникюр, — и она воззрилась на собственные ноготки, пытаясь скрыть что-то. — И не такой удушливый, как твой Князь.
— Чего? — изумилась я неожиданному заявлению. — Почему это он удушливый?
— Потому что давит своим авторитетом так, что дышать нечем. Слишком непреклонный, слишком строгий, слишком требовательный! Он не умеет договариваться, только диктовать всем свою волю!
— Не знаю, о каком вампире ты говоришь, но точно не о том, которого знаю я. Этот сумеет договориться даже с распорядителем ада.
— Только потому, что он и есть распорядитель ада! И потому что с тобой он другой, — Фируса загадочно улыбнулась. — Хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, — а после почти без перехода: — Знаешь, я бы была не прочь остаться с ним.
Я выпрямилась, забыв, как моргать. И дышать. И разговаривать.
— С Яном?! — вырвалось, когда удалось разлепить губы.
— Да ну! — и Руська рассерженно махнула на меня рукой. — С Димкой!
— П-ф-ф-ф-ф, — я обратно сгорбилась и улеглась головой на стол. — Хотела бы… Но не осталась.
— Да, потому что я ему неинтересна, — она признала
это легко, хотя я знала, что её гордость была поранена.Трудно жить, зная, что тот, кто нужен тебе, прекрасно проживёт в мире, где тебя вовсе не будет.
— И Ниса ему тоже неинтересна, — отрешённо заявила муза, — но ты всё равно отправила их вдвоём в эту бесполезную погоню за иллюзией.
Я бесцельно глядела на стакан с водой, всё глубже погружаясь в опустошение.
Глава 5
Надо же было такому случиться, что и Ниса, и Руська влюбились в одного мужчину. И не в какого-нибудь, а именно в Лозовского. Любить такого, как он, занятие паршивое, со вкусом мазохизма, заведомо обречённое на практически гарантированный провал. Фируса со временем прожевала и выплюнула это губительное чувство, а вот Ниса — нет. Банши влюбилась основательно и даже увлеклась преследованиями, о чём мне, конечно же, не сказала. Но когда в твоём распоряжении тень, способная прогуляться к любому зеркалу в городе, узнавать правду о знакомых не так уж и трудно. Я надеялась, что как-нибудь вся эта ситуация сама со временем рассосётся. Не рассосалась. Пришлось убедить Лозовского сопроводить Нису в её вояже за рубеж и побыть рядом, пока она выполняет моё поручение. Подруге нужен был кто-то, кто прикроет её спину. А ещё ей нужен был Димка. Разговор с последним, правда, свёлся к угрозам и обещаниям на грани умасливания, но в итоге парень согласился. Я надеялась, что эта их совместная поездка либо положит всему, что между ними, конец, либо станет импульсом для нового начала.
— Четверо, — вдруг безразлично проговорила муза.
Я вздрогнула.
— Что?
— В твоей жизни четверо мужчин. И каждый хочет быть единственным, — муза начала перечислять, рассуждая: — Макс красивый, сильный, но слишком самовлюблённый и эгоистичный. Напоминает наглого вспыльчивого подростка, который сперва делает, потом думает. Лозовский умный, харизматичный, целеустремлённый, с ним не нужно беспокоиться ни о чём, он решит любые проблемы — и свои, и своей женщины, но ценит последнюю только до тех пор, пока она ему удобна. От неудобных он избавляется легко. Просто захлопывает перед ними дверь и забывает сразу же. Гриша — сплошная мужественность и грубое физическое воздействие. Привык всё решать кулаками, посредством старой доброй драки. Предан своим волкам и знает, что они преданы ему в ответ, верит в высокие идеалы, хоть и скрывает это, а потому ищет ту единственную и не успокоится, пока не найдёт. И последний в списке, но не в рейтинге — Даниэль. Тёмная лошадка. Я почти ничего о нём не знаю, но…
— Но? — переспросила я с подтекстом.
— Знаешь, основа любого конфликта — секс, жажда власти и чувство голода. Так считал Фрейд.
— И? — не поняла я.
— И твой жених сочетает в себе все эти три фактора. Он просто секс в чистом виде, помноженный на желание иметь господство над другими и всегда быть сытым. По нему видно, что детство было паршивым, юность — ещё хуже, поэтому сейчас он рвётся к лучшей жизни, вцепляясь в каждую подвернувшуюся возможность зубами и когтями. Наверное, это похвально, вот только с потерями он не считается.
— Боишься, что я стану следующей потерей? — с весёлой улыбкой спросила я.
— Боюсь, что он с тобой, пока ему это выгодно, — погрустнела муза. — Если предать тебя принесёт больше пользы, чем защитить, он сделает это не задумываясь.
— Знаю, — после короткой заминки согласилась я, — но на данном этапе я ему нужна. И намерена воспользоваться этим.
— Думаешь, то, что сказал Гриша — правда? Его желание быть с тобой — это чисто физическое влечение, вызванное твоим ранением? И ты просто что-то вроде лани, выскользнувшей из его зубов в последний момент? Ты выжила. И он больше не хочет тебя добивать. Теперь он просто… хочет.