Три подруги и все-все-все
Шрифт:
Попугай не издал ни звука, повернув голову, он внимательно и осознанно глядел на что-то за моей спиной.
Стало неуютно. Между лопаток пробежал холодок. И хотя умом я понимала, что здесь никого не могло быть, кроме нас с птичкой, всё равно захотелось вооружиться чем-нибудь тяжёлым.
На крайний случай вернуться к надёжному дуэту, который создавали я и швабра.
Тряхнув руками, я напомнила себе, что, вообще-то, сильная и бесстрашная, и спросила у попугая:
— Есть будешь?
Какаду коротко щёлкнул серым клювом, что
А когда вернулась, застыла на пороге.
Потому что упаковка вдруг переместилась на пол. Хотя я точно помнила, что оставляла её рядом с клеткой.
— Так, — попыталась успокоиться я. — Либо у меня шизофрения, либо… нет, невозможно. Он не может быть здесь. Просто не может. Я отозвала своё приглашение. А значит, оно больше не работает, — проговаривала я вслух, беседуя с самым лучшим собеседником в мире — с самой собой.
Птица вдруг громко и недовольно вскрикнула, и захлопала крыльями.
— Ладно, ладно, — поторопилась я накормить пернатого. — Только не голоси.
Когда подружкин питомец умолк ввиду того, что орать и есть одновременно невозможно, я взяла швабру.
И начала тыкать ею во все углы.
За этим занятием меня и застала муза, без предупреждения вломившаяся в квартиру.
Ну, как к себе домой, честное слово.
— Чем занимаешься? — захлопала она длинными, изогнутыми ресницами.
— Тем же, чем и раньше. Пыль вытираю, — хмуро ответила я, присматриваясь к потолку.
— Шваброй? — не переставала изумляться подруга. И подняла голову. — На потолке?
— Угу, и, видимо, настолько увлеклась, что не услышала, как ты открыла замок.
— Я не открывала, — муза подошла, встала рядом и посмотрела туда же, куда и я — в угол над кухонными полками. — А что там? — она вопросительно кивнула.
— Пока не знаю, — вздохнула я, склонив голову к плечу. И тут до меня дошло: — Что значит «не открывала»?
— То и значит, — пожала плечами муза, держа на согнутой в локте руке чехол для одежды с вешалкой внутри. — Она была открыта.
— Не может быть, — запротестовала я и опустила швабру, которую держала на изготовку, намереваясь в нужный момент метнуть в тот самый угол как копьё. — Я точно помню, что закрывала дверь.
— Ну, не знаю, что ты там закрывала, но когда я пришла, створка была даже не притворена, — муза присмотрелась к моему орудию, потом покосилась на пустую клетку, где не было попугая, и вскрикнула, роняя чехол: — Ты что, убила попугая?!
— Не выспалась? — поинтересовалась я скептично. — Попугай в спальне, мародёрствует, обдирая клювом обивку моего дивана. С тебя, кстати, новый.
— Счет Нисе выставишь, её активная живность, — муза подняла чехол и деловито прошествовала в соседнюю комнату.
А я оторвалась от угла, который мне категорически не нравился, и крикнула:
— А ты зачем пришла?
— В смысле,
зачем? — выглянула подруга из комнаты. — Ты забыла, что мы идём в клуб? Швабру, кстати, дома оставь, там не поймут.— Я не хочу в клуб, — но помывочно-уборочное средство действительно отставила в сторону. — У меня тут новый коммунальный сосед образовался. Хочу напомнить ему, что занимать чужую жилплощадь невежливо.
— Какой сосед? — засмеялась муза. — Ты что, начала отмечать девичник без меня и успела наклюкаться?
— Нет, без тебя я начала…, - мои последние слова заглушил глухой звук падения в квартире наверху.
Я задрала голову, как будто бы могла видеть через перекрытия и прислушалась.
Звук повторился. Снова и снова. А потом ещё раз с перерывом в полминуты.
— Что это? — муза вернулась на кухню.
— Не знаю.
— Разве ты не говорила, что квартира этажом выше выставлена на продажу?
— Говорила, — подтвердила я. — Семья оттуда выехала ещё две недели назад. И забрала все свои вещи вместе с мебелью. Я видела, как грузчики загружали все в машину.
— Им не понравился район?
— Им не понравились соседи, которые постоянно их заливали.
— То есть, они решили вернуться?
— Я не думаю, что это они.
— Забудь! — не выдержала муза. — Пойдём лучше платье мерить.
— Разве ты его не для себя принесла? — я не испытывала аналогичного энтузиазма и мерить ничего не хотела.
— Конечно, нет! — оскорблённо воскликнула подруга, указывая на свой наряд: из атласной белой ткани и короткий до неприличия. Длина юбки соответствовала той тонкой грани, когда вроде бы ещё ничего не видно, но и простора для фантазии уже не осталось. — Моё платье давно на мне! Второе принесла для тебя!
— Надеюсь, оно скромнее, чем это, — я глазами указала на её ноги. Ноги были шикарными, здесь не придерёшься. Проблема заключалась в том, что мои были не настолько шикарными.
— Не надейся, — разуверила меня подруга.
И потащила меня в комнату, одновременно комментируя, что намерена сделать с моими далеко не идеальными природными данными. Если верить словам музы, работы было непочатый край. Я сопротивлялась, но вяло, в чём-то даже признавая её правоту. В последние дни, а, точнее, недели, мне было совершенно наплевать, как я выгляжу, что привело к плачевному результату. Точнее, как сказала Руська, своим внешним видом я вызывала у окружающих сочувствие и сожаление.
— А это не те чувства, которые должна стимулировать женщина накануне собственной свадьбы, — решительно закончила подруга и направилась ко мне с расчёской.
— Кстати, ты так и не сказала, кого шваброй пугала? — припомнила подруга, проводя деревянным гребнем по моей шевелюре.
— А…, - покривилась я. — Барабашка завёлся.
— Разве они селятся в городах? — удивилась Фируса, делая пробор. — Вроде барабашки предпочитают сельскую местность. Так сказать, поближе к земле и к природе.