Три Ярославны
Шрифт:
— А если ударят по орешнику топоры?..
— Значит, судьба. Но мои люди — не безответные деревья. Прощай, — шагнула она к выходу. — И ещё одно знай, Левента: люблю я только один раз в жизни.
Агнеш негромко свистнула, и в тот же миг возник в двери Ласло, словно всё время ждал у порога.
— Пусть Буйко и Любек, — приказала Агнеш, — отведут этого человека туда, где его Пишта нашёл, и коня ему пусть вернут. Он не враг нам. Идите. — Левента, бросив последний, печальный взгляд на Агнеш, двинулся за воином. — А потом, Ласло, — прибавила Агнеш, — немедля вернись ко мне.
Оставшись
Но не лицо Агнеш отразилось в нём, а её фигура во весь рост, и шла Агнеш, совсем молодая, в белом платье, по цветущему лугу, и два всадника шагом ехали на конях по обе стороны от неё. Все трое смеялись чему-то весело, потом один из всадников нашу лея, обхватил Агнеш крепко и посадил на коня перед собой. И они поскакали по лугу, а оставшийся всадник, грустно улыбаясь, глядел им вслед. А конь мчался всё резвее, и воздух туго бил в лицо и трепал волосы, и дух забирало от радостной скачки...
За спиной её раздались шага, дивное изображение исчезло, и теперь одно усталое лицо Агнеш глядело с мутной медной поверхности. Агнеш отложила зеркало, подобралась, обернулась. Ласло стоял перед ней.
— В Шароше храм разграбили. Чьих рук дело? — в упор глянула на него Агнеш.
— Не ведаю, — отвечал Ласло.
Агнеш поднялась. Взяв мешок у изголовья постели, кинула в него зеркало и пошла к двери.
— Собери людей, — приказала она на ходу.
Ласло побежал вперёд. Агнеш окружили несколько женщин, дожидавшихся её у входа.
— Кудесница добрая, — засеменила за Агнеш старуха. — Не откажи, исцели сыну ногу. Сбор винограда скоро, а он ступить не может.
— Вечером приводи, — ответила Агнеш, продолжая идти. — Все вечером приходите, сейчас недосуг мне, — сказала она, и женщины отстали.
Воины, собранные Ласло, уже ожидали предводительницу на вытоптанном посреди стана кругу, где торчал широкий пень. Агнеш ступила на него и оглядела своё воинство.
— Мне стало известно, братья, — сказала она, — что, несмотря на мой запрет, кем-то разграблено церковное имущество в Шароше и убит поп, тоже несмотря на запрет. Но попа не вернёшь, а имущество принадлежало всей общине города и вложено было такими же, как вы, бедняками. Не в наших законах, братья, грабить своих братьев!
Воины переглядывались. Ласло цепкими своими очами блуждал по их лицам.
— А поэтому, — сказала Агнеш, — велю всем до единого принести сюда свои вещи, и каждый начальник дюжины проверит их у каждого из своих. Начнём же с меня.
С этими словами Агнеш подняла свой мешок и вытряхнула его содержимое — гребёнка упала на землю, рубашка и платки, простой ножик... медное зеркало с ручкой...
Воины, Буйко и словен Любен, проводили Левенту до опушки леса. Дальше открывалась равнина и тропа спускалась по ней с холма к реке.
— Вот, господин, — сказал Любен. — Там внизу брод, а за бродом — прямая дорога до города.
— Прощай. — Буйко громко свистнул, конь под Левентой испуганно присел на задние ноги и понёс
всадника вниз по тропе.Они повернули коней обратно в лес.
— Зря ты назвал его господином, — сказал Буйко. — Нет у нас такого слова.
— Не привык ещё, — смущённо отвечал Любен. — Да и хозяйка сказала, что не враг он нам.
— И хозяев у нас нет, — сказал Буйко. — Может, ты и в Христа веруешь? — засмеялся Буйко.
— А как же, в Иисуса Христа, Божью матерь Марию. И в Дух Святой. А ты разве нет? — удивлённо спросил Любен.
— Нету их, — твёрдо отозвался Буйко.
— А кто же есть?
— Ише есть, бог-небо, — объяснил Буйко. — И богиня-земля Ноли — мать всего живого. И Луца...
— А это кто такая?
— Вида у неё нет, — сказал Буйко. — Зато она знает всё, что с нами будет, наперёд.
Любен смолк на время, обдумывая его ответ.
— Выходит, что они есть, — заключил он свои раздумья.
— Кто?
— И Христос, и Мария, и Дух Святой. Только зовутся у вас по-другому. Может, скажешь, и Сатаны нет? — ехидно спросил он.
— Нет. Ердог есть. Правитель подземного царства.
— Так он и есть Сатана! — в свою очередь засмеялся Любен, довольный, что побеждает в споре. — А ещё имя ему — дьявол, чёрт.
— Сам ты — чёрт, — рассердился Буйко, обратив в гнев свою досаду. — Погоди, вот выйдет указ короля Эндре о Боге вашем и попах, посмотрим, кто последним посмеётся.
— Про попов я и без Эндре знаю, — сказал Любен, — вон у меня на лбу от них метина. А о Боге — посмотрим, — согласился он, и спор угас, и снова мирно шагали их кони по лесной тропе.
В это время в лесном стане люди сидели группками на кругу, выложив перед собою мешки, корзины и берестяные короба. Начальники дюжин заканчивали проверку, и пока она была безуспешной.
Ласло, нетерпеливо играя нагайкой, прохаживался возле своей дюжины.
— Живей, живее, — приговаривал он. — Мы последние остались. Не медлили небось, когда крали. Ну! — подступился он к ближнему от себя воину.
Тот торопливо раскрыл свой короб и вывалил хозяйство. Деревянная ложка были там, деревянная миска, кружка из бересты.
Следующим был Дьюла, спасённый в Шароше на площади. Дьюла развёл пустыми руками.
— А мешок твой где? — огляделся Ласло.
— Разве в ад берут с собой мешок? — весело отвечал Дьюла. — Никогда не слышал. А я ведь там, если верить епископу, тоже был уже одной ногой. Этой... нет, вот этой! — показал ногу Дьюла, и воины засмеялись. — Да и не было у меня никогда никакого мешка, честно скажу. Свирель была, точно, пергамент был... Всё псы ишпана отняли. А мешок...
— Ладно, помолчи, — сказал Ласло и хмуро двинулся дальше.
У третьего, четвёртого воинов в мешках и коробах было почти то же, что у первого. Ласло поравнялся с молодым парнем, у которого мешок ещё не был развязан. Да, похоже, парень и не собирался его развязывать.
— Ну, в чём дело, Янчо? — спросил Ласло.
— Я ничего не брал, — сказал Янчо.
— А кто брал? Я?
— Может, и ты, — дерзко отозвался Янчо. — Я не видел.
Зрачки Ласло зло сверкнули и сузились.