Три Ярославны

— Зачем?

Андрей приготовился в объяснение рассказать ей о другом вожде, князе Олеге, прибившем на те же ворота щит, но увидел, что Анастасия уже думает о чём-то своём и мысли её далеко.

— Не сердись, что ещё спрошу, — вдруг сказала она.

— Конечно, — кивнул Андрей.

— Женщина, которая первой прискакала поклониться нам... та ли это женщина, которую любили ты и Левента?

Андрей не ожидал этого вопроса, ибо не задан он был и при встрече, и медлил с ответом. Но взгляд Анастасии был чист и ясен, не было в нём тени подвоха. Он сказал:

— Та. Но откуда тебе известно, что было так давно?

— Я бы не спросила тебя, если бы мне Левента об этом не рассказал. И о том, как ездил к ней и виделся...

— Мне он этого не рассказал, — нахмурился Андрей.

— У тебя и без того много забот...

— Что же он увидел? — спросил Андрей.

— Он сказал, что увидел женщину, одолеваемую Сатаной...

— Увы, это так, — печально согласился Андрей.

— ...но ему показалось, — продолжала Анастасия, — что душа её всё же готова к раскаянию и только гордость не даёт ей этого сделать. Так мне сказал Левента.

Андрей с сомнением покачал головой:

— Ты многого не знаешь, да и не надо тебе знать.

— Почему? — возразила Анастасия с прелестной своей робостью, за которой, однако, мягко пряталось упорство. — Если я уже знаю что-то, не лучше ли будет, если я буду знать всё?..

Андрей не сумел на это возразить. Но говорить о мерзком, лёжа у чрева жены, ему показалось непристойным, и он поднялся.

— Сатана правит не одной ею, но всей этой страной, — сказал он. — Петер принёс слишком много горя, и оно выплеснулось бунтом. Вот сколь пагубно бессердечное правление! Чернь же не знает ни законов, ни милосердия. Как ни жаль, но эта женщина — плоть от плоти беззакония, её люди недавно убили епископа Веспремского и сожгли Божий храм... Но не слишком ли много мы говорим о ней? — посмотрел Андрей на жену с надеждой, что неприятный разговор этим кончится.

— Как скажешь, — покорно согласилась Анастасия. — Но я не верю, — спустя некоторое время вновь заговорила она, — что сердце твоё так ожесточилось с тех пор, как ты стал королём...

— Сердце правителя, — сказал Андрей, скрывая подступавшее раздражение, — должно быть справедливым к друзьям и суровым к врагам. Но скажи, голубица моя, — вновь присел Андрей к жене, — что тебе до этой женщины? Мало ли преступников в стране, судить их — дело власти...

— Этой женщине ты отдал свою первую любовь, — тихо возразила Анастасия, — значит, она и мне не чужая, а как сестра. Ведь мы с тобой — одно? — глянули на Андрея её глаза божественной небесной голубизны.

Сердце Андрея забилось в тоскливой душевной маете. Меньше всего он ждал, что речи именно жены вновь пробудят эту ненужную маету в нём.

— Да, одно, ненаглядная. И мы, и он — тоже... — Андрей провёл ладонью по животу Анастасии. — И что нам ещё, троим, нужно?

— Истинно, ничего, — согласилась Анастасия. Но, помолчав, прибавила: — Кроме милосердия в душе...

— Но как? Как? — воскликнул Андрей, теряя терпение.

— Разве ты сделал что-нибудь, чтобы её спасти? Обратить заблудшую душу на истинный путь?

— Я не монах и не проповедник... Я — король! А королям бывают недоступны и даже запретны вещи, которые доступны простым людям. Что я могу сделать?

— Я не знаю, — отвечала Анастасия. — Иначе бы сама мыслила как правитель. Но я знаю одно, милый Андрей, — что ты не простишь себе, если не попытаешься сделать хоть что-то...

Андрей вскочил и заходил по залу.

— Знаешь, что я думаю? — остановясь на минуту, сказал он жене. — Женщинам в беременности порой приходят самые странные желания, и это, по-моему, — одно из них. Вот о ком должны быть все твои мысли сейчас! — указал Андрей на живот Анастасии и заходил снова.

Его фигура в длинной рубахе на мгновение оказалась перед камином, в сквозном его свете под рубахой обозначилось длинное, худое и беззащитное тело, и сердце Анастасии защемило от пронзительной жалости.

— Я не хочу, чтобы он родился в день казней, — всё же сказала она и протянула к Андрею руку. — Но иди сюда... там холодно.

Глаза её глядели нежно, и свыше сил было не отозваться им. Андрей помедлил немного и, улыбнувшись, подошёл. Откинув мех, забрался в нагретое ложе, обнял жену, и она к нему крепко прижалась. Так они смолкли, слушая ровно гудящий огонь.

— Когда он родится, — сказал Андрей, — на этой земле снова будет мир и тишина. Я обещаю тебе.

В мире и тишине проспали они ночь, но с утра тревожная маета вновь вернулась к Андрею. Встретившись с Левентой, он сказал ему строго:

— Я недоволен тобой, брат.

— Чем недоволен мой король? — повинно склонил голову Левента.

— Я не шучу, Левента. Зачем своими рассказами тревожишь женщину, коей нужен покой?

— Прости, — Левента сделался серьёзным, — но она сама спросила.

— Об Агнеш?..

— Бог знает, как она о ней догадалась. А подданному не пристало лгать королеве. Но что? — спросил Левента. — Она разгневана?

— Она умоляет меня пощадить преступницу, называя её своей сестрой.

— Я тоже, — сказал Левента.

— Но, в отличие от неё, — ответил Андрей, — ты знаешь, что это невозможно.

— Нет невозможного, — сказал Левента.

Андрей усмехнулся:

— Возьмёшь её в жёны?

— Если бы она согласилась... — Левента вздохнул и глянул в глаза Андрею: — Но знаешь, что она сказала? Что любит только один раз в жизни.

Андрей отозвался растерянным взглядом.

— Кого?..

— Да не меня же, дурака.

Андрей продолжал растерянно глядеть на брата. Опомнившись, он стряхнул с лица не приличествующее титулу выражение, но всё равно было заметно, как сообщение Левенты поразило его.

— Войско уже выступает, — произнёс Андрей глухо. — И в числе городов ему назначено взять Шарош.

— Пошли меня с войском, брат. Я придумаю что-нибудь...

— Всё, что ты придумаешь, будет изменой.

Левента несогласно тряхнул кудрями:

— Бить разбойников — сотником или простым дружинником, — ты знаешь, у меня не дрогнет рука. Но я буду неподалёку от неё. Попробую как-то незаметно снова увидеться, поговорить. Склонить к раскаянию... А ты, как раньше, напишешь ей письмо...

Андрей посмотрел на брата удивлённо и гневно:

— Письмо — разбойнице?.. Вы все с ума сошли! Ты забываешь, что я — король, отвечающий перед Богом за всю эту землю! Король, слышишь, король!..

Левента переждал некоторое время, зная, как скоро остывает брат в несвойственном ему гневе.