Тридцать три удовольствия

— Почему же, я видел вчера, как вы купались, и не стал нарушать идиллию.

— Да? Видел? Понимаешь, Федя, я должен сказать тебе… В общем, я здесь не один…

— Я уже догадался. Вы вдвоем с Машей.

— Понимаешь, Федор, я должен сказать тебе, что… В общем, это не совсем Маша.

— Как то есть не совсем? Что, только часть ее?

— Вернее сказать, это вообще не Маша.

— Не Маша? А кто же?

— Это, как бы тебе сказать, одна наша общая знакомая… Гад, какого черта ты глумишься надо мной! — Наконец-то мужество вернулось к нему. — Если ты видел, значит, ты уже знаешь, с кем я.

— Знаю, Игорь. И хотел бы спросить, как это понимать?

— Понимать, понимать, понимать… Так вот и понимать. Я не собираюсь давать тебе никаких объяснений. Так получилось, и все тут.

— В таком случае я должен объявить тебе, что ты подлец.

— Называй меня как хочешь.

— Ты подлец и свинья. И если Коля находится сейчас в другом полушарии, то я обязан защитить его честь.

— Что же ты, на дуэль меня вызовешь?

— И вызову.

— На чем же мы будем сражаться? У меня даже скальпеля с собой нет. — Он робко улыбнулся.

— Зря улыбаешься. Будем драться на мороженом. Ну-ка, дай мне одну порцию.

Он протянул мне вафельный стаканчик, в котором весело таяли три шарика — сливочный, лимонный и малиновый.

— Так, оружие в превосходном состоянии, — оценил я мороженое, взвешивая его на ладони. — Защищайтесь, сударь. Игорь Петрович, защищайтесь, я вам говорю.

Он глуповато смотрел на меня, говоря взглядом: «Ну перестань, Федька, ну что ты в самом деле!»

— Так вы не желаете защищаться? Ну и получите!

Я сделал выпад и воткнул ему мороженое прямо в лоб. Бело-лимонно-малиновое пятно моментально расплылось по всему его лицу. Он схватился ладонью за лицо и размазал пятно еще больше.

— Вы убиты, сударь, — констатировал я, но убитый вдруг воспрянул и резким движением воткнул свое мороженое мне под нос, нанеся меньший ущерб, потому что только два шарика размазались по моим губам и подбородку, лимонный шмякнулся мне на большой палец ноги.

В эту минуту к нам подбежала Птичка.

— Хороши-и-и! — воскликнула она, не то смеясь, не то возмущаясь. — Немедленно прекратите это безобразие! Мое мороженое! Сейчас же идите и купите мне еще порцию!

— Сударыня, — сказал я, — здесь происходит дуэль, и присутствие женщины обременительно.

— Как интересно! Дуэль! На мороженом! Хороша же та дама, из-за которой дерутся не на шпагах, а на мороженом!

— Новые времена, новые нравы, — развел руками я. — И новые правила дуэлей.

— Вы хоть вытритесь как следует, а то на вас люди смотрят. Смешно и глупо! Как в дешевых американских комедиях.

— Элемент американизма очень силен в современном русском сознании, — вздохнул я, стирая с лица остатки мороженого. — Дуэль можно считать состоявшейся. Идемте купаться.

Я побрел к морю, они последовали за мной.

— Эх вы, — сказала Птичка. — Хоть бы уж по-настоящему подрались. Хоть бы кулаками помахали, как какие-нибудь забулдыги, а то на мороженом. Пижоны!

— Вы не понимаете, дорогая моя, — возразил я. — Чем изысканнее дама, из-за которой дерутся, тем изысканнее и способ проведения дуэли.

— Карикатурист несчастный! — воскликнула Лариса и стукнула меня кулаком по спине.

— Если вас не устраивает дуэль на мороженом, можем придумать что-нибудь еще, — сказал я. — Надеюсь, вы еще не собираетесь уезжать отсюда?

Разбежавшись, я нырнул и быстро поплыл, ожидая, что Птичка не замедлит пуститься за мною вдогонку, но она не спеша плыла рядом с Мухиным. Они о чем-то разговаривали. Я заплыл очень далеко и все ждал, что снова сведет мышцу. Теперь мне хотелось утонуть, и пропади они все пропадом, неверные эти мужья и жены. Я снова лежал на спине и шептал: «Туда! Туда! Туда!» В голубом куполе двигался белый крестик самолета, и я подумал, что если мое желание исполнится, то не так, как я хочу, и то «Туда!» перенесет меня в салон самолета. Хорош же я там буду — мокрый и в одних плавках.

На сей раз я поплыл к берегу, загребая влево, чтобы вернуться на пляж пансионата «Восторг», где меня ждала Тамара. Но выбравшись на берег, я не нашел ее на пляже. Мои вещи лежали там, где я их и оставил, а ее вещей не было. В пансионате ее тоже не оказалось. Должно быть, обиделась и одна укатила на какую-нибудь экскурсию. А жаль, мне так не терпелось развеселить ее рассказом о дуэли на мороженом.

На обед она тоже не явилась, и после обеда, сколько я ни заходил и ни стучался в ее дверь, никто не отвечал. Перед ужином я поинтересовался у администраторши, не знает ли она, где сейчас можно найти Тамару Владимировну Коневу, и получил ответ, что она сдала ключи и уехала из пансионата с чемоданом, хотя ей еще оставалось четыре дня.

Ужасно расстроенный бегством Тамары, я купил в баре пансионата бутылку коньяка и выпил ее в полном одиночестве. Серебряный браслет с перламутром, который я взял у нее вчера, чтобы починить, остался у меня на память. Теперь у меня было два женских браслета — первый якобы от Бастшери, а на самом деле, от Ардалиона Ивановича, ведь это он купил его в Египте и заказал выгравировать надпись, а потом подсунул мне, как бы от таинственной египтянки. И вот теперь второй. Я решил подарить египетский браслет Птичке, а Тамарин оставить себе. Может быть, когда-нибудь встретимся, и я верну его. Адресов и телефонов мы друг другу не успели оставить. Хотя — вдруг дошло до меня — можно же узнать у той же администраторши!

На следующий день я сразу отправился туда, где вчера произошла моя дурацкая дуэль с Мухиным. Я решил подружиться с ними. Подарить ей браслет, а ему бутылку страшного старика. Но, проведя целый день на пляже, я так и не дождался их прихода. Неужели и они дали деру? Это было бы совсем подло.

Телевизор в холле пансионата без конца показывал московские события — гибель троих парней под мостом у Белого дома, которые пытались остановить бронетранспортеры, свержение ГКЧП, возвращение из Фороса Горбачева, торжество Ельцина, Хасбулатова, Руцкого и прочих августовских победителей, демонтаж памятников Дзержинскому, Свердлову, Калинину. Последнее почему-то возбуждало в обитателях пансионата «Восторг» наибольшие разногласия. Одни ратовали за то, чтобы уничтожить все монументы вождям революции, другие вдруг заговорили о вандализме и утверждали, что памятники — это свидетельства истории, и их нужно хранить, независимо от того, чью личность они возвеличивают. Один из отдыхающих имел неосторожность обронить фразу: «Большевики свергли коммунистов». На него тотчас написали коллективное письмо с требованием выселить из пансионата, а по возможности и проверить, не причастен ли он к ГКЧП. Я отказался подписываться под этим документом победившей демократии и ожидал, что и на меня составят донос.

— А не он ли сжег бильярдную? — услыхал я как-то за своей спиной и осознал, что сие подозрение пало на меня. Разумеется, от поджога бильярдной до такого тяжкого преступления, как неподписание доноса, один шаг.

Каждый день я обходил все пляжное побережье поселка, но двое любовников исчезли бесследно. Конечно, я мешал им, а берег Черного моря большой, нетрудно найти какой-нибудь другой уголок для счастливого уединения.

В последний день августа, отлично загорев и отдохнув, я покинул изумительный пансионат «Восторг» Министерства культуры Российской Федерации.