Триумф графа Соколова

— И Государь прав. Доложу вам, Евгений Вячеславович, что московское начальство близко к сердцу приняло это загадочное происшествие. За ходом розысков внимательно следит градоначальник Москвы генерал-майор Шебеко. Генерал вчера наставлял меня: «О качестве нашей работы Государь будет судить по настоящему делу. Приказываю: отыскать преступников и предать их военному суду, который к бандитам будет беспощаден. Дважды в день — утром и вечером — жду докладов о ходе розыска».

Соколов невозмутимо отвечал:

— Чтобы решить задачу, надо знать ее условия. Мне известно лишь только то, что пишут газеты.

Сахаров строгим взглядом смерил Мартынова:

— Так что я должен докладывать Государю? Что Шебеко взволнован?

Мартынов вздохнул:

— Идут необходимые оперативные разработки. Изучаем частную жизнь прокурора. — Он открыл сейф, вытащил книги, бумаги. — Внимательно просматриваем записные книжки Александрова, его личный дневник, записи на полях «Списка абонентов Московской телефонной сети» и адресной книги «Вся Москва». Допрашиваем прислугу и сослуживцев. Увы, пока мы стоим перед глухой стеной. Молчат и наши осведомители — сказать нечего.

Версии, версии…

Сахаров поднял палец:

— Главный вопрос: кому понадобилось похищать прокурора?

Соколов возразил:

— Похищать? Почему, Евгений Вячеславович, ты так уверенно это заявляешь? Это лишь одна из версий. Не ты ли сам много раз говорил, что должно быть восемь рабочих версий. Хотя, правду сказать, я не понимаю магии сей цифры. Может, прокурор сам решил исчезнуть? Надоело все: служба, жена, за которой увиваются десятки поклонников, угрозы и проклятия осужденных, вид конвойных и преступников. А тут, к примеру, громадный карточный долг, который отдавать нечем. Взял да враз со старой жизнью покончил. Уехал в какой-нибудь Алатырь с пароходной пристанью, двумя монастырями, винокуренным производством, с мужской прогимназией и милыми провинциальными барышнями. А прокурор еще не старый…

— Сбежал от семейного очага, как Лев Толстой?

В разговор вмешался Мартынов:

— Я согласен с Аполлинарием Николаевичем. Супруга прокурора тоже высказала такую точку зрения: «Сбежал!» Таких случаев нынче много, пример яснополянского старца на многих сильно подействовал. Кстати, супруга Александрова утверждает: «Муж — большой почитатель религиозно-философских воззрений Толстого». Она показала нам библиотеку прокурора. Там целая полка с творениями Толстого: «Исповедь», «В чем моя вера», «Как читать Евангелие», «Христианское учение», «Что такое религия и в чем сущность ее» и другое.

— Может, с фальшивым паспортом уже налаживает новую жизнь? Ведь прокурору достать подложный паспорт труда не составляет, — продолжил Соколов.

Сахаров оторопело посмотрел на приятеля:

— О таком я даже не думал!

— Я тоже не думал. Просто назвал первое, на ум пришедшее. А мог сбежать с молодой любовницей. Или гулял по Москве-реке да под лед в прорубь провалился. А может, грабители затащили в подворотню, убили, раздели, а труп в канализационный люк сбросили.

Мартынов, проявляя первый признак умного человека — умение слушать, согласно покачал головой:

— Да, версий много. Ведь мог какой-нибудь полоумный поклонник жены прокурора убить его из-за ревности, а труп в снег закопать. Весна придет, снег растает, мы и найдем пропажу. Или, напротив — муж соблазненной прокурором женщины свел с ним счеты.

— А что, Александров охоч до женской плоти? — спросил Соколов.

— Еще как! — ответил Мартынов. — Мы сейчас проверяем одну из версий.

— Следует наступать широким фронтом! — начальническим тоном заметил Сахаров. Генеральские погоны придали ему важности.

Мартынов согласно кивнул головой:

— Мы установили постоянное наблюдение за домом прокурора, допросили соседей, а также дворника и городового, дежуривших в тот день. Весьма деликатно беседовали с супругой прокурора. Увы, ничего интересного они не рассказали. Но я все же надеюсь, что прокурор найдется живым.

Соколов усмехнулся:

— Какие бы розовые мечты ни ласкали ваши души, но если мы и увидим Александрова, то, вероятней всего, в гробу. Из восьми увлекательных версий самая печальная и правдоподобная именно эта.

Сахаров вздохнул:

— Граф, боюсь, что ты, как всегда, прав — нынешняя жизнь приучила ждать только плохое. И все же пока будем надеяться на лучшее.

Мартынов закурил папиросу, выпустил носом затейливое колечко и проговорил:

— Я, признаться, рассчитываю на счастливый исход дела!

Соколов, удобно сидя в мягком кресле, по привычке поиграл носками ботинок, с ленцой проговорил:

— Вы, любезные начальники, вызвали меня на этот разговор, я высказал свое скромное мнение. Ясно одно: дело необычное.

— И сложное, — вставил Мартынов.

Соколов отрицательно мотнул головой:

— Сложными все дела кажутся поначалу, а потом каждый раз удивляешься: до чего все просто оказалось. Всякий сыщик должен начинать с самых простых версий.

Сахаров положил руку на плечо приятеля, особенным, неожиданно просящим тоном сказал:

— Я очень тебя прошу, милый мой граф! Сделай все возможное, чтобы… — Не докончил фразу. — Коли не ты, то кто?

Соколов вскочил с кресла, вытянулся в струнку, отчего едва ли не на голову вознесся над приятелем. Отчеканил:

— Так точно, ваше превосходительство, рад стараться!

Сахаров махнул рукой:

— Сколько в тебе, граф, детского!

— Не обижайся, генерал! Давай сегодня по старой памяти сходим в Охотный ряд к Егорову, поговорим по душам. — Лукаво посмотрел на Мартынова. — И грозного начальника охранки с собой возьмем. Совместная выпивка сближает русских людей крепче родственных уз. А то ходит наш Мартынов как индюк важный!

Лицо Мартынова исказила гримаса. Но решил свести все на шутку:

— Перед таким орлом, как Соколов, кочету смешно хвост распускать!

— Вот это ты, Александр Павлович, в точку попал! — громово расхохотался Соколов, и от звуков его голоса задрожали хрустальные подвески люстры.

— Тогда до вечера! — подвел итог разговору Сахаров.

Соколов направился к Красным воротам — домой.

Близилось обеденное время.

Горящий факел

Громадный доходный дом на Садовой-Спасской был населен людьми разных чинов и званий. В каждом подъезде лестницы были застланы коврами, при входе висели зеркала и сидела консьержка.