Тролли и легенды. Сборник

Затем тролль и его спутница двинулись вдоль фьорда. Хрунгниру довелось — к его великой радости — несколько раз окунуть ноги, при этом он едва не свалился в глубокую воду.

Силье должен был уже сморить сон, но ею владело чрезвычайное волнение. Она услышала шум воды, а затем увидела отражения света от семи водопадов, стекающих по обрыву. Тогда она спрыгнула с руки Хрунгнира на скалистый склон. Она довела тролля в целости и сохранности и уложилась во время: не виднелось никаких признаков наступления рассвета. Она воздала хвалу всем богам Асгарда, воскликнув от радости, словно сама увидела вновь свою мать после долгих веков разлуки. Несколько тюленей, устроившихся на ночлег на скале у подножия водопада, спрыгнули в воду, чтобы через несколько саженей снова высунуть свои возмущенные и любопытные мордочки. Силье рассмеялась, увидев их, и подошла поприветствовать. Она повернулась к Хрунгниру, чтобы научить его названию этих животных, когда заметила, что тролль так и оставался неподвижен в нескольких шагах позади. На мгновение ей показалось, что его сковала радость, что он ослеплен количеством горечавок вокруг. Она вернулась к нему, и свет лампы выхватил отразившийся на его искаженном лице ужас. Он смотрел на груду камней, за которой несколько недель назад прятался Кнут.

— Хрунгнир, что происходит? — обеспокоенно спросила она, придвигаясь к нему поближе, чтобы лучше его понять.

Когда же она подошла вплотную к троллю и посмотрела в ту же сторону, что и он, то все поняла. Она никогда не примечала, во что складываются эти камни. Обманутая красками дня, которые подчеркивали другие линии, она не осознавала смутно женственного облика их, собравшихся вместе. Она никогда в жизни не видела женщины-йотуна, пока не взяла в руки серебряный самородок Хрунгнира. По ее телу пробежала дрожь страха, когда она узнала стоящее перед ней окаменевшее существо: мать Хрунгнира. Безмерная радость, охватившая ее несколько мгновений назад, сменилась ощущением небытия, несправедливости и боли.

Она обратила свои испуганные синие глаза к Хрунгниру. Ей хотелось сказать ему, как все внутри нее рухнуло и как она опечалена за него, но слова не шли с языка. Ей вдруг стало страшно холодно. Она знала, через что ему пришлось пройти. Смерть бабушки встала перед ее глазами. Ее глаза затуманились. Она почувствовала, что боги ее предали.

Силье ожидала, что тролль закричит от боли, как вопила она сама, узнав о смерти Мормор. Она даже подумала, что он разнесет все вокруг, включая ее саму, но в его глазах не шевельнулся гнев, на щеках не показалось ни слезинки. Он лишь прошептал, будто маленький мальчик, потерянное «мама», которое разорвало сердце Силье на кусочки.

А потом тролль поднял лампу и свободной рукой провел по камням, осторожно убирая мох и лишайник, облепившие каменную статую. Он высвободил сноп волос, которые, как на куске руды, стояли длинной, мощной, разделяющейся на волокна стеной, затем тяжелую, асимметричную грудь, литые четырехпалые руки и гигантские бедра.

С каких же времен она сидела здесь, прижавшись к горе, и смотрела на восходящее солнце? Она говорила сыну, что тролли остаются снаружи, когда нет надежды. Непохоже, чтобы день застал ее врасплох. Неужели гномы, забрав сына, отняли у нее желание жить? Силье винила себя, что ни разу не замечала ее у водопада.

Хрунгнир провел не одну минуту, отскабливая камень. Поскольку его толстые пальцы не могли забраться в каждую трещину, девочка взобралась на соседние скалы и помогла ему очистить лицо от заполонивших его нахальных растений — пусть это стоило ей сорванных ногтей. Появились черты лица, о которых Силье никогда бы не догадалась: печальные, нежные и такие же перекошенные, как у ее сына.

Девочка прикусила губу, чтобы больше не реветь, но ее слезы наконец привлекли внимание тролля. Он провел шершавым пальцем по щеке Силье и вытер ее.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Он ничего не ответил. Медленно отвернувшись, он сел рядом с матерью, прижался головой к ее груди, с таким же затуманенным, как у нее, взглядом. Повернув глаза в ту же сторону, Силье заметил, что небо проясняется, что на горизонте синева ночи понемногу тает. Рассвет не заставлял себя ждать. Она дала йотуну еще несколько минут на скорбные размышления, а затем соскользнула со своего камня и вернулась к нему.

— Хрунгнир, тебе следует скрыться в пещеру твоей матери, скоро начнется рассвет.

Тот закрыл глаза.

— Хрунгнир, скоро рассветет. Ты… сможешь вернуться и увидеть ее завтра вечером.

Он не пошевелился. Силье почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она чувствовала себя виноватой. Она должна была оставить его в своей горе со своими безумными надеждами.

— Хрунгнир, я тебя умоляю. Не оставляй меня в одиночестве.

Он наконец приоткрыл один глаз:

— Силье не одинока. У Силье есть отец, мать, братья и сестра. У Силье есть Кнут. У Хрунгнира больше нет надежды поговорить с мамой, поэтому Хрунгнир останется снаружи тоже. Я увижу дневной свет.

— Нет, я умоляю тебя, — не унималась она, стискивая руками огромный пыльный палец. — Я хотела, чтобы ты нашел свою мать, но я не…

Он повел головой, его глаза опять выстроились в горизонтальную линию:

— Хрунгнир ее нашел, благодаря Силье. Хрунгнир копал не в том направлении, Хрунгнир не искал ее снаружи. Хрунгнир никогда бы не нашел ее без Силье.

Да, все так. Только она отказывалась принять такой конец.

— Но ведь Хрунгнир может остаться в живых и по-прежнему дружить с Силье, — предложила девочка тоненьким голоском.

Он ничего не ответил, не найдя слов, чтобы объяснить ей, что им не место в одном мире, что его поиски окончены, что все эти годы он жил только для того, чтобы снова увидеть свою мать, что он не представляет себе жизни без нее.

Тролль без надежды — всего лишь камень.

Он достал из кожаной робы грязный матерчатый сверток и протянул его девушке:

— Хрунгниру это больше не нужно. Подарок для Силье Нильсен.

— Нет, нет, нет, — отвечала она, поняв, что это прощание.

Нехотя она подобрала выпущенную им ткань. Он не слушал ее, увлеченный небом, которого никогда не видел таким бледным. Горы, ограждающие фьорд, были далеко, преграда из них выходила неважная; солнце, должно быть, уже поднялось над горизонтом: длинные облака окрасились во все цвета рассвета.

— Розовый, сиреневый, желтый, — негромко сказал тролль. — А там, это какой цвет? — спросил он, указывая на гребень горы, где полыхали вечные снега.

Крепко прижимая к сердцу большой ком ткани и маленький кусок руды, что в нем содержался, девочка прошептала:

— Оранжевый.

— Оранжевый. Он тоже красивый… Тысяча благодарностей за этот миг, проведенный вместе. Хрунгниру было очень приятно познакомиться с Силье Нильсен. Береги себя.

Это были его последние слова. Учтивые фразы, как в сказках Мормор. Он вымолвил их, не дожидаясь даже, пока его коснется солнечный луч. От яркого дневного света кожа тролля превратилась в настоящий камень. Не было ни боли, ни крика. Он застыл, на его отвислых губах застыла улыбка с легким оттенком безмятежности, а сплющенная голова склонилась к столь же скособоченной матери.

Силье оставалась неподвижной, сжимая комок тролльей тряпки, чтобы придать себе сил стоять среди горечавок прямо. Смерть оледенила ее, хотя вокруг под оранжево-желтым светом дня просыпалась жизнь. Радостно перекрикивались птицы и тюлени. Водопады сверкали и переливались, соскальзывая по черному камню и зеленому мху. Девушке казалось, что она выпала из времени. Она все еще не могла принять жестокого и трагического конца своего приключения.

Звук шагов заставил ее повернуть голову. На мгновение она подумала о Кнуте. Но это был не он, а Сонья. С ней не было ни братьев, ни сестры девочки. Силье поняла, что та пришла за ней, и только за ней. По испуганным глазам матери она поняла, что та стала свидетельницей всей сцены прощания с троллем, а может быть, и всей этой короткой весенней ночи.