Трон Знания. Книга 4

Сильная дрожь прокатилась по телу Галисии.

Малика сжала её руку:

— Успокойся.

Она отказывалась верить, хотя помнила рассказ Хатмы об интимных предпочтениях Иштара. Он и сам говорил, что любит брать женщину, как кобылу. Однако в истории бывшей кубары не было и намёка на его жестокость; томный вид Хатмы и возбуждённый голосок свидетельствовали о том, что Иштар был пылким и неутомимым любовником.

Выдернув руку, Галисия вскочила и заметалась по комнате:

— Я кричала, а он вдавливал меня лицом в подушку. Я задыхалась… я думала, что умру, а он не останавливался. Он мучил меня снова и снова. Мне казалось, что он дьявол, а я в аду. Это был настоящий ад, Малика!

— Он тебя бил?

— Нет. Был секс. Животный секс. Он животное! Он не сказал ни слова. За всю ночь ни слова. Я молила о пощаде, а он молчал. Попроси его больше так не делать.

— Что я должна ему сказать?

— Он насиловал меня! — вскричала Галисия и, рухнув на колени, сложила ладони перед грудью. — Умоляю тебя, забери меня отсюда.

— Не могу.

— Ты позволишь ему надо мной измываться?

— Он твой муж.

— Он насильник и извращенец.

— Пиши ему письма, как ты хотела.

— Уже не хочу.

— Всё в твоих руках, Галисия.

— Нет! В твоих. Он тебя послушает.

— Я не могу говорить мужчине, как надо совокупляться с женщиной. Тем более что я сама не знаю, как это делается. Не могу приказать ему быть с тобой нежным и ласковым. И не могу тебя забрать.

— Ради Самааш ты нарушила все законы. Ты поговорила с ним, и он удочерил ребёнка. Только ты забыла спросить: нужна ли мне чья-то дочь?

Малика растерялась:

— Ты сама хотела приютить Самааш.

— Приютить и стать мачехой — разные вещи.

— Я думала, ты будешь рада воспитывать племянницу любимого человека.

— Ехидничаешь, да?

— Нет, Галисия. Я всегда считала тебя доброй, открытой, искренней. И верю, что Иштар перебесится и простит тебя.

— Это он должен вымаливать у меня прощение.

— Этого не жди.

— У него уже семьдесят кубар!

— Вот и молись, чтобы он ходил к ним, а о тебе забыл.

— Забери меня или я с собой что-нибудь сделаю, — произнесла Галисия, сжав кулаки.

— Ты беременна.

Галисия вытаращила глаза:

— Что?

— Ты беременна.

— Нет. Нет! Прошло всего четыре дня.

— Я — знаю.

Тяжело дыша, Галисия опустилась на пятки и уронила голову на грудь:

— Бог мой… что я наделала… Почему ты меня не остановила?

— Я пыталась.

— В Грасс-Дэморе. Когда я решила порвать с Адэром. Всему виной моя ревность. Вот дура… — Галисия подняла голову. — Разозлилась из-за вашего танца на балу. Решила, что он завёл с тобой интрижку. Потом он сказал: «Я танцевал с ней, а представлял тебя». А я не поверила. Когда ты заболела, он сказал мне: «Малика тебе не соперница. Сходи к ней и убедись».

Малика вздёрнула подбородок:

— Так и сказал?

— Клянусь.

— Убедилась?

— Я увидела Иштара и забыла, зачем пришла. Он вёл себя ужасно, а я представляла, как приручаю этого зверя. Потом его письма. Мои письма. Я ошиблась, Малика. Что теперь делать?

— Не знаю.

— Хочу родить ему сына, чтобы он больше никогда ко мне не приходил.

— Передумала возвращаться на родину?

— Адэру не нужна фаворитка с ребёнком. — Галисия поднялась. Пошатываясь, подошла к окну. — Я точно беременна?

— Да.

— Когда я рожу, кто будет кормить ребёнка?

— Ты.

— Но это отвратительно и по-плебейски. Надо мной все будут смеяться.

— Ты не в Тезаре, Галисия.

— Во что превратится моя грудь… — Галисия провела пальцем по разноцветному стеклу. — Скажи честно: ты уводила чужих мужчин?

— Если плохо лежит — грех не взять, — ответила Малика и, не прощаясь, покинула комнату.

Под ногами шуршал горячий гравий, солнце слепило глаза сквозь чаруш, от духоты и жары першило в горле. Выйдя за калитку, Малика забралась в паланкин и приказала отнести её во дворец шабиров.

Солидное здание не дотягивало до дворца размерами. Горельефы на фасаде изображали подводный мир, к парадной двери вела лестница, выполненная в виде морской раковины. Колонны в залах походили на морских коньков. Овальная терраса выступала в сад и заканчивалась фонтаном. Мраморный мостик вёл к бассейну с морской водой.

Три дня Малика привыкала к новому жилищу. Знакомилась со слугами и служанками; те и другие обитали в комнатах, расположенных под дворцом шабиров. Там же, в полуподвальных помещениях, разместились носильщики: Луга, Драго, Охло и ещё один воин.

На четвёртый день Малика позвала к себе мать-хранительницу и жену Альхары. С их помощью составила список женщин, которых пригласила в гости на пятый день. В основном это были старухи-помощницы Фейхель и супруги друзей Альхары. После каждой вечерней посиделки список пополнялся новыми именами. И через месяц на дворцовой площади стояла уже сотня паланкинов.

Сначала Малике было тяжело найти с ракшадками общий язык: сказывалось отсутствие общих интересов и общих тем для разговоров. Гостьи не хотели говорить о детях, избегали бесед о политике. Угощения пробовали нехотя, отвернувшись от стола и приподнимая края чаруш.

Потом выяснилось, что женщины получили неплохое образование: изучали историю, астрономию, богословие, иностранные языки и много читали. Книги писателей Краеугольных Земель единодушно считали вымыслом. Малика расспрашивала ракшадок о традициях и ненавязчиво рассказывала свои истории. Информацию для размышлений подавала маленькими порциями, боясь прослыть фантазёркой.

К концу второго месяца паланкины теснились не только перед дворцом, но и на прилегающей к площади улице. Малика понимала, что прошло слишком мало времени, ракшадки ещё не прониклись серьёзностью её намерений, и порой их недоверие к её рассказам перевешивало разумные доводы. Но скоро вернётся из поездки Иштар. Увидится с Хёском (жрец наведывался во дворец шабиров каждую неделю), заподозрит неладное, запретит женские собрания, и ракшадки не успеют произнести важные слова. От этих слов зависело, осуществит Малика свою задумку или отправится на родину.

Последняя встреча проходила в саду. Солнце пряталось за деревьями, ветер доносил шум припортового рынка. Малика смотрела на женщин, сидевших на траве или на подушках, и осознавала, что при любом исходе этой встречи рискует исчезнуть из жизни ракшадок навсегда. Возможно, завтра они будут плеваться, услышав её имя. Кто-то затаит обиду. Некоторые никогда не признаются своим детям, что виделись с шабирой. И вряд ли кто-то вспомнит о ней с теплом.

Обсуждение очередной истории сошло на нет, голоса затихли, взгляды прилипли к Малике. Гостьи ждали, когда она с ними попрощается, а Малика, сидя на пятках, прокручивала в уме заключительные фразы.