Трон Знания. Книга 4
Шрифт:
Молчание затянулось. Внимание женщин возросло.
— Сначала была мгла. И пустота. Потом появился свет. Но вокруг было пусто. И родилось слово. Оно заполнило пустоту, — произнесла Малика ровным тоном. Сомневаясь в правильности своих действий, сняла чаруш. — Я верю, что Всевышний смотрит на вас. Его глаза преисполнены бесконечной любовью и тоскливым сожалением. Он вдохнул в вас жизнь, мечтая наполнить её содержанием и сделать такой же значимой, как жизнь мужчин. Он мечтал, что вы будете любоваться закатами над морем, встречать рассветы в объятиях любимых, сидеть за столом с сыновьями, петь с дочерьми, смеяться
После паузы прозвучали тихие голоса: «Не всё равно, шабира». — «Нам не всё равно».
Малика поднялась на ноги и раскинула руки:
— Идите ко мне, я хочу обнять вас. Обнять так, как сейчас обнимает вас Всевышний.
Проводив ракшадок до выхода из дворца, вернулась в сад и не покидала террасу, пока сумерки не поглотили кроны деревьев.
***
Утром явился Иштар. С недовольным видом прошёлся по гостевой зале:
— Мы с тобой вроде бы договорились.
Если бы не чаруш, Малика с наивным видом взмахнула бы ресницами. После ночи, проведённой в тяжёлых раздумьях, как ни странно, остались силы на браваду. Близость опасной игры будоражила кровь.
Опустилась в кресло, расправила на коленях платье:
— О чём?
— Ты живёшь в моём дворце. А здесь принимаешь гостей.
— Здесь я чувствую себя свободной.
— Эльямин! Уговор есть уговор!
— Когда состоится заседание Хазирада?
— Зачем тебе это?
— Отвечать вопросом на вопрос, по крайней мере, неприлично.
— Ты будешь учить меня приличиям? — Иштар явно был не в духе.
— Неужели так тяжело ответить?
Усевшись в соседнее кресло, Иштар закинул ногу на ногу:
— В полдень.
— Я подготовила речь и хочу выступить перед советниками.
— Слушаю.
— Я выступлю перед советниками, — повторила Малика.
— Ты должна получить моё одобрение, а потом уж беседовать с Хазирадом.
— Ты хазир, рука Всевышнего. Я шабира, глас Всевышнего. Разве Всевышний спрашивает свою руку, можно ли ему говорить?
— Я думал, мы на одной стороне.
— Я тоже так думала.
Глядя в пол, Иштар свёл брови:
— Что изменилось?
— Прими закон о разводе и разведись с женой.
— Она рассказала, — проговорил Иштар с ехидцей.
— Она моя подруга.
— Не знал, что в Краеугольных Землях принято обсуждать постельные утехи мужа и жены.
— Видимо, ты не знаешь значение слова «утехи».
— Эльямин… Не позволяй ей влезать в наши отношения.
— Куда?! — спросила Малика и, запрокинув голову, рассмеялась.
На лице Иштара заиграли желваки.
— Она моя собственность, и я делаю с ней всё, что хочу.
Подавив смех, Малика погладила лакированные подлокотники кресла:
— А как же поправка к Закону «О кровной мести»? Если муж издевается над женой — он оскорбляет её отца и братьев.
— Вызовешь сюда её отца?
— Я опекун Галисии…
— Зальфи, — поправил Иштар.
— Для меня она была Галисией, Галисией останется, — сказала
Малика, рубанув воздух ребром ладони. — Ты нанёс мне оскорбление. Я жажду мести.— Прекрати, Эльямин. После всего, что между нами было…
— Всё ложь, Иштар, — перебила Малика. — Всё ложь. Ты заставил меня подумать, что ты именно тот человек, с которым я хотела бы провести свою жизнь, не будь в ней Адэра.
— Но он есть.
— Есть. А теперь думаю, что если бы Адэра не было, я бы всё равно с тобой не осталась. Так что дело не в нём, а в тебе.
Иштар покачал головой:
— Значит, ты хочешь вынести на повестку дня вопрос о моих сексуальных пристрастиях.
— Именно так. Ты разрешишь мне войти в зал Хазирада?
— Я не могу тебе разрешить, но и запретить не могу.
— Тогда увидимся на заседании.
— Думаешь, что приставила к моему горлу нож? Нет, Эльямин. Это всего лишь палец. Советники поднимут тебя на смех. Пораскинь мозгами и откажись от глупой затеи.
Малика встала:
— До встречи на Хазираде. — И указала Иштару на двери.
***
Витражный потолочный свод искрился в лучах солнца золотом и серебром, отбрасывая сверкающие блики на белый паркет. Вдоль стен высились мраморные изваяния хазиров и воинов-вестников, прославивших Ракшаду великими делами.
Из династии Гарпи только прадед Иштара увековечил своё имя в истории и оставил потомкам на память свой силуэт. Во времена его правления к «Лунному Единству» присоединились двенадцать государств, называемых Пустынями. Рекордное число. На сегодняшний день в «Единство» входят семьдесят три Пустыни из ста семидесяти.
Статуя прадеда Иштара возглавляла длинный ряд изваяний и взирала мёртвыми глазами на своего здравствующего правнука, восседавшего на золотом кресле, установленном на возвышении.
Зал Хазирада был единственным местом, где советники могли сидеть в присутствии хазира. Прижимая ягодицы к пяткам, мужи окружали низкий стол. Перед каждым советником стояли песочные часы. На выступления отводилось три минуты, и, произнося речь, мужи трижды переворачивали колбы, соединенные узкой горловиной. Если хазир задавал вопросы, отвечающий переворачивал часы один раз.
Заседание Хазирада подходило к концу. Потолочный свод тускнел. Мраморные изваяния погружались в полумрак.
Раздался стук в двери.
— Хазир Иштар! Здесь шабира, — объявил караульный и, посторонившись, пропустил Малику в зал.
— Шабира! — сказал Хёск. — Женщинам запрещено входить на мужскую часть дворца.
— Я имею право видеть хазира, когда захочу.
— Подожди его на террасе. Заседание скоро закончится.
Малика пересекла зал. Опустилась на пятки возле стола и придвинула к себе песочные часы.
— Ты понимаешь, что своим поступком подвергла караульных суровому наказанию? — спросил советник, сидевший рядом с верховным жрецом.
— Я беру их вину на себя, — ответила Малика и, перевернув часы, посмотрела на Иштара.
Невозмутимое выражение лица, величественная поза — он хорошо владеет собой, зная, о чём пойдёт разговор.
— Вопрос Хазираду, — сказала Малика, не отводя глаз от Иштара. — Вы выбираете воинов-вестников, чтобы держать хазира в узде?
— Ты шабира, и должна проявлять к нам уважение, — подал голос Хёск.