Трон Знания. Книга 4
Шрифт:
— Каким песком, Эльямин?
— Я в аду?
— Иди к своим людям! — повторил Иштар жёстко.
Малика сняла чаруш. Помяла ткань в руках, словно не понимая, откуда взялась эта тряпка и зачем она. Обратила взор на Иштара:
— Ты перепутал меня с наложницей? Занимайся своими делами, мужчина, и не мешайся под ногами!
Продолжение разговора на повышенных тонах могло привлечь внимание воинов. Иштар взмахом руки подозвал стражей и жестом приказал им следить за шабирой.
Воины складывали шатры, разбирали паланкин, готовили лошадей к тяжёлому переходу через цепь барханов. Барабанщики сваливали
— Передавишь грудную клетку, — предупредил Хёск, наблюдая за ним. И после недолгого молчания сказал: — Это самое провальное паломничество.
— Мы продолжим его после сезона штормов.
— Причина не в этом. Шабира нарушила главные законы.
Иштар повернулся к Хёску:
— Какие законы?
— Она заговорила в присутствии мужчин.
— Говорила Ракшада.
— Хорошая шутка. — Жрец попытался выдавить из себя улыбку, но получился оскал. — Она сняла перед мужчинами чаруш.
— Ракшада не прятала лицо.
— У меня нет чувства юмора, Иштар. Она разговаривала со своими людьми на слоте.
— Нет.
— Они отвечали ей жестами. Это все видели.
— Её люди всё время машут руками. На марше, на привалах, ночью и днём. Не приплетай сюда шабиру.
Хёск подошёл к Иштару вплотную:
— Тогда поговорим о тебе.
— Говори.
— Ты встал перед ней на колени.
— Когда?
— Вчера.
На лице Иштара заиграли желваки.
— Встать на колени, чтобы испить воды из родника — разве это покорность?
— Иштар! Какая вода?
— Встать на колени и посмотреть человеку в глаза — разве это смирение?
— Рядом с ней ты теряешь себя.
— Встать на колени, чтобы найти то, что потерял — разве это унижение? — произнёс Иштар и, устремив взгляд жрецу за спину, нахмурился.
Малика сидела на пятках, опустив голову и уперев ладони в землю. Драго и Мебо держали над ней одеяло; в нём, как в бассейне, собиралась дождевая вода. Стражи время от времени опускали край, и водопад на несколько секунд скрывал шабиру, принявшую позу плакальщицы.
Иштар приблизился к Малике:
— Эльямин! Возьми себя в руки!
— Человек! — прозвучал грудной голос, полный чувства собственного превосходства. — Я разговариваю с сыном. Не мешай мне!
— Дождались… — промолвил Хёск. — Свою власть над тобой она выставляет уже напоказ. А ты выставляешь на всеобщее обозрение свою зависимость от одержимой.
— Как ты её назвал?
— В неё вселился дьявол. Неужели не видишь?
Иштар жестом отозвал Лугу в сторону и прошептал на слоте:
— Я помню тебя. Ты присутствовал при наших встречах в замке Адэра.
Луга еле заметно кивнул.
— Она тогда болела, и мы говорили с ней о боли. Помнишь?
Страж кивнул.
— Может, ты слышал от врачей или сам видел, как она бредила?
Луга отрицательно качнул головой.
Иштар кивком указал на Драго:
— Давай его сюда.
Он испытывал жгучую ненависть к этому стражу и был приятно удивлён, увидев своего врага в Ракшаде. После спасения ориентов Малика принесла Иштару
вино и там же, в ванной, потеряла сознание. Драго избивал его — жестоко, с остервенением. Иштар знал, как накажет человека, посягнувшего на честь ракшадского воина, но сейчас был не тот случай.Разговор с Драго ничего не дал. Иштар посмотрел на Малику. Она стояла в полный рост, вытянув руки ладонями кверху и взирая в мглистое небо. Воины поглядывали на неё, смывая под дождём песок с кожаных штанов и сапог. Бросив одеяло, стражи с озадаченным видом обменивались жестами.
— Эльямин… — позвал Иштар.
— Мужчина! Я беседую с Богом. Не мешай мне.
Это слишком… Иштар чуть было не взвалил её на плечо, как вдруг с холма обрушился гребень и с гулким звуком рухнул к подножию. Лошади заржали, встали на дыбы. Иштар обхватил Малику за талию и оттащил от бархана. Воины отвели лошадей на безопасное расстояние, отогнали машины и, раскрыв рты, уставились на холм.
Склоны стекали, словно это был не песок, а вода. Из месива вылезали, будто ростки, каменные башни и зубцы. Остальные элементы сооружения ещё покоились в бархане, но людям стало ясно: перед ними древний город. И возможно, единственное, что в нём уцелело — эта крепостная стена.
Из бойниц хлынули потоки грязевой воды и вместе с ливнем омыли стену. Взору воинов предстали железные ворота. Перед искривлёнными створами на вытянутом постаменте находились статуи двух женщин, расположенных спиной друг к другу. Одна изображала плакальщицу, которая сидела на пятках и, упираясь ладонями в землю, склоняла голову перед городом. Точно так же сидела Малика полчаса назад.
Второе изваяние было обращено лицом к пустыне. Воины посмотрели на Малику — сейчас она стояла в той же позе: вытянув перед собой руки и взирая в небо. Люди вновь перевели взгляды на изваяния. Это была Ракшада. Она разговаривала с сыном, который, скорее всего, был захоронен под пьедесталом. Вела беседу с Богом и защищала ворота города, которые можно открыть, только сдвинув могильный камень под ногами великой женщины.
— Невероятно… — прозвучал голос Хёска.
— И сердце рвётся, и боли нет конца, — забормотала Малика. — И сердце рвётся…
Иштар взял её за плечи:
— Это не твоя боль, Эльямин. Эта боль умерла вместе с Ракшадой.
Но Малика продолжала бормотать.
Раздался треск. По каменной кладке пошли трещины. Месиво выдавило изнутри один фрагмент стены, другой… Обломки летели вниз и втыкались в песок, как надгробия. И вскоре от крепостной стены остались высокий фундамент и ворота, обрамлённые монолитными балками. Перед воротами возвышались нетронутые изваяния.
Оттеснив Хёска, воины окружили Малику и принялись бить кулаками себя в грудь: «Шабира! Шабира!»
Иштар никак не мог привести её в чувства: встряхивал за плечи, сжимал руки, похлопывал по щекам:
— Отпусти чужую боль.
Малика тряслась в ознобе и, стуча зубами, повторяла: «… и боли нет конца».
Иштар притянул её к себе и крепко обнял:
— Ты хотела меня обнять, а обнимаю я. — И закачался из стороны в сторону, словно баюкая ребёнка.
— И на этом закончится твоё бесславное правление, — прошептала Малика, устремив прояснившийся взгляд на Иштара.
Он посмотрел на скандирующих людей: