Трон Знания. Книга 4

— Идём к роднику. Там вода пресная. Можешь искупаться.

— Ты ничего не слышал?

— Ничего. Нас звали?

Малика указала на кусты, похожие на растрёпанные клубки, из которых торчали иглы:

— Здесь плакал ребёнок.

— У нас дети не выходят из дома.

— Я слышала!

Подойдя к зарослям, Иштар похлопал в ладоши:

— Никого нет. Идём.

В гуще деревьев, обвитых лианами, как паутиной, из-под валуна бил родник. Струясь по сглаженным водой голышам, стекал в каменную чашу, созданную природой, и мирным водопадом летел в расщелину в земле.

— Раздевайся. Я отвернусь, — сказал Иштар и отошёл в сторону.

Обнажаться в пяти шагах от Иштара не очень-то хотелось. Малика встала на колени. Зачерпнула пригоршню ледяной воды и вдруг над своим плечом увидела отражение девочки — каштановые волосы, смуглое личико, карие глаза.

Малика резко обернулась и, не удержав равновесие, упала в чашу. Схватилась за острую кромку, закрутила головой. Никого. Только Иштар похлопывал ладонями по мокрым штанам.

С колотящимся сердцем Малика выбралась на камень. Она могла поклясться, что почувствовала на щеке дыхание ребёнка. Озираясь, приблизилась к Иштару:

— Я всё.

Он смерил её взглядом:

— Боишься меня или не доверяешь? Не отвечай. — И пошагал к озеру.

Безудержный страх гнал Малику в лагерь. Слыша за спиной детский смех, она боялась оглянуться и убедиться, что сошла с ума. Влетев в шатёр, выбросила за порог кувшин с благовониями. Это всё проделки Хёска…

Часть 17

***

Процессия кружила по пустыне, обходя города стороной. Когда вдали появлялись дома или крепостные стены — барабанный бой замедлял темп и машины устремлялись в селения, чтобы пополнить запасы воды и провизии.

Во время коротких дневных привалов, необходимых скорее лошадям, чем людям, возводился шатёр для хазира. В присутствии Иштара воины походили на каменные глыбы. Стоило ему скрыться в палатке, как воины превращались в обычных людей: перекидывались фразами, занимались лошадьми, чистили клинки.

Нередко привалы устраивали возле иссякших водоёмов; Живая Пустыня была живой благодаря цепи оазисов. Однако в это время года озёра походили на лужи, увядшая растительность вызывала чувство скорби. Природа замерла в ожидании сезона штормов. В Лунной Тверди скоро пройдут обильные дожди, они напитают водой подземные реки и оживят райские уголки.

Днём нещадно палило солнце. Покачиваясь в паланкине, Малика смотрела на покрытых испариной лошадей, блестящих от пота всадников и понурых стражей. Драго — полуветон — привык к прохладе лесов и гор. Мебо — полуклим — нуждался в живительной влаге земли. Тяжелее всех приходилось Луге — сыну ветона и ориентки, — его лёгкие требовали морского воздуха. Луга хрипло дышал, кашлял и с трудом переставлял ноги. Щёки ввалились, смуглое лицо приобрело землистый цвет.

Воду экономили, но это не касалось Малики. На стене паланкина висел кожаный бурдюк, напоминающий резиновую грелку. На привалах воины устанавливали за барханом или в скудных зарослях бочку с водой для купания шабиры. Выливая на себя ковш за ковшом, Малика думала о стражах. Она не могла поделиться с ними питьём, не могла смыть пот с их тел или попросить выделить Луге коня — этим она растоптала бы их достоинство.

Провиант так же экономили: завтракали и ужинали лепёшками, сыром и фруктами, перед ночными ритуалами не ели целый день. В такую жару от голода никто не страдал.

Экономия не касалась лошадей. Кроме бочек с водой, машины везли мешки с ячменём и кукурузой. Малика думала, что кони питаются овсом — Иштар объяснил, что овёс является чересчур горячительным кормом. Лошадей поили перед восходом солнца, кормили после заката и не выпускали пастись в оазисах: во время засухи там росли ядовитые кустарники и травы.

Знойные дни сменялись холодными ночами. Лёжа в шатре, Малика куталась в одеяла и не могла согреться. Выходила наружу и, запрокинув голову, смотрела в звёздное небо. В Грасс-Дэморе день только заканчивается. Сидя в кабинете, Адэр разбирает документы. Возле камина лежит Парень, ждёт, когда хозяин закончит возиться с бумагами и поведёт его на прогулку по заснеженному городу. Вот бы ей к камину…

Ритуалы проходили в местах, где произошло то или иное историческое событие, ставшее предпосылкой для принятия незыблемых законов. Святые места располагались в «чистом поле». Как их находил Хёск — одному Богу известно.

Перед ритуалами Малика выслушивала рассказы, похожие на жуткие легенды. Так она узнала о трагическом эпизоде из жизни Ракшады. Её пятнадцатилетняя дочь сбежала с любимым. Тот натешился и бросил девушку в пустыне. Ракшада нашла труп дочери, разодранный стервятниками.

В это верилось с трудом. Ракшада — дева-вестница, жена хазира, душа и сердце основателя государства. И какой-то сопляк посягнул на честь их рода?

После этого происшествия появился ряд законов. Одним из них был установлен возраст полового созревания девушек — тринадцать лет. Возраст, когда дочери ещё покорны, когда ещё не думают о побегах. Возраст, позволяющий ракшадам забирать девочек из семей и лепить из них жён и наложниц исходя из собственных предпочтений и потребностей.

Выслушав эту историю, Малика хотела отказаться от участия в ритуале. Такие законы мог придумать мужчина, но никак не мать, похоронившая дочь. Так к чему этот спектакль с взыванием к душе девушки? Если её душа и поселилась на месте смерти тела, то она не жалеет о любви. Она жалеет, что поспешила, поверила, доверилась и не дождалась родственной души. Теперь ракшадки вообще не знают, что такое любовь. И ракшады не знают. Обделённый Богом народ…

Малика не решилась унизить Иштара отказом. Всю ночь ходила с ним вокруг воткнутых в песок факелов, а на рассвете возненавидела пустыню. Пустыня такая же бескрайняя, такая же коварная внутри, а снаружи опрятная, как и людская ложь.

Следующее святое место выбило Малику из колеи. Придерживая полог шатра, она наблюдала, как воины стреноживают коней, как Хёск бродит взад-вперёд, выбирая «арену» для оргии, как стражи, стоя в тени машины, обмениваются жестами — единственный способ побеседовать, не зная шайдира.

Малика посмотрела в сторону палатки Иштара и обмерла. Там лежали люди: полуобнажённые тела покрыты язвами, пальцы на руках сведены судорогой, неестественно выгнутые шеи вот-вот переломятся у основания черепа.

— Сюда! — крикнула Малика и побежала к шатру.

Желая убедиться, что воины её услышали, оглянулась. Они услышали, но почему-то не сдвинулись с места. Малика повернула голову и споткнулась — люди исчезли. Она сходит с ума?

Сопровождаемая настороженными взглядами, вернулась в шатёр и просидела там до темноты. Неужели Хёск снова что-то подсыпал в воду? Когда он успел? Последний раз она пила утром, в паланкине. Потом Хёск сообщил об очередном ритуале, и воин забрал её бурдюк, чтобы избавить шабиру от соблазна сделать хотя бы глоток.