Трон
Шрифт:
Когда царю сообщили об этом, он почернел от гнева.
— Как это могло случиться?!
— Конница Юханны могла уйти вперед, чтобы отсечь нас от перевала? — чувствуя свою вину, предположил Набу-шур-уцур.
— Или я оказался прав. Ашшур сносился с царем Русой и взял его в союзники.
Это был крах всех надежд.
***
Отправив гонца к Арад-бел-иту, царь Теушпа не торопился. Он, несмотря на данное союзнику обещание, все еще сомневался в необходимости вмешиваться в схватку между двумя братьями, где наградой был ассирийский трон. Больше всего смущала разница в силе армий. Киммериец понимал, что без его конницы Арад-бел-ит
Даже то, что раньше толкало вперед, — ожидание неминуемой войны с Ашшур-аха-иддином — теперь не казалось таким уж очевидным доводом. Киммерийцы уже били этого царя, побьют и снова. А может быть, лучше как раз выждать, пока две армии не обескровят друг друга, чтобы потом расправиться с победителем? Кто бы ни победил.
Все эти мысли и тревоги вызвали у Теушпы головную боль и бессонницу, и без того мучавшую его в последние время; царь стал мрачен, подолгу не покидал своего шатра, никого не допускал к себе, привалы растягивались на сутки и более, из-за чего киммерийская конница продвигалась вперед немногим быстрее пехоты.
Боги сами решили за Теушпу. Накануне того дня, когда послание киммерийского царя заставило Арад-бел-ита встать укрепленным лагерем в предгорьях Армянского Тавра, высоко в горах прошли дожди. Восточный Евфрат, о котором предостерегал Набу-шур-уцур, и без того вышедший из берегов из-за обильного таяния снегов, после этого разлился на равнине настолько широко, и настолько бурными и опасными стали его воды, что ни о какой переправе не могло быть и речи. Теушпа какое-то время шел вверх по течению вдоль правого берега, пока не уперся в скалы и там, понимая, что ничего уже не исправить, что битва состоится без его участия, повернул назад.
***
За два месяца армия Ашшур-аха-иддина разрослась до тридцати с лишним тысяч человек, и теперь на марше она растянулась, как мифическая змея. За нею стелился длинный, точно после бури, шлейф пыли, оставались опустошенные леса, иссохшие колодцы и полное разорение. Однако еды все равно не хватало, воды было мало, а ноги с каждым днем все больше и больше сбивались в кровь. О битве стали мечтать, как об избавлении от мук.
— Не отставать! Шире шаг! — покрикивал Шимшон на воинов своей сотни. — Хадар! Подтяни ремень! Сасон, подними голову, вперед смотри, не под ноги, ты пехотинец, а не баран!
Все так и было: Хадар и Сасон, его внуки, еще вчера сопливые юнцы, сегодня шли вместе с ним защищать своего царя… Какого — правильного, настоящего или, наоборот, самозванца — Шимшон даже не задумывался. Исправить он ничего не мог, а на чьей стороне сражаться, за него решили боги. А ведь и правда — не получи он два месяца назад немедленного приказа от Ишди-Харрана возвращаться на Табал, пришлось бы умирать не за Ашшур-аха-иддина, а за Арад-бел-ита. Но мысль о том, что в предстоящем сражении придется биться с Гиваргисом или со старым другом Хавшабой, и что им суждено погибнуть, обжигала сердце Шимшона каленым железом.
Вечером на привале внуки заговорили о том же.
— Дед, а отец — там? У цареубийцы? Вот если мы с ним на поле боя встретимся, что тогда делать? Как быть? — с набитым ртом спросил Хадар.
— Не встретишься, — ушел от ответа Шимшон. — Царский
полк будет стоять в резерве, мы даже в бой не вступим. Все закончится быстро: у царя Ашшур-аха-иддина втрое больше людей, конница, колесницы и лучшие полководцы.Про себя же подумал: «Хорошо бы так, но сеча будет жестокой. Ассирийцы против ассирийцев. Такого на моему веку еще не было».
Шестнадцатилетний Сасон, осторожно черпая ладошками из глиняной миски овсяную кашу, поинтересовался, в словах слышалась горечь:
— Может, они сдадутся? И живы останутся…
— Ашшур-ахи-кар не сдастся…
Ночью, после отбоя, натянув до самого подбородка верблюжье одеяло, Сасон зашептал:
— Вот бы пробраться в стан Арад-бел-ита, выкрасть отца.
— Ты хоть наши бы дозоры обошел стороной, не то что чужие, — насмешливо отвечал Хадар младшему брату.
Хадар в глубине души даже мечтал о том, чтобы сразиться с отцом в честном бою, чтобы и ему, и себе доказать, как он стал хорош в ратном деле. Размышлял: «Убивать его не стану, а вот в плен взять…»
В палатку вошел сотник Хадар. Среднего роста, все такой же лупоглазый, зато теперь с густой черной бородой, не то что три года назад. Принялся вполголоса расспрашивать полусонных воинов, где Шимшон, но стоило кому-то из ветеранов прикрикнуть, мол, дай поспать, тут же замолчал.
Сасон посмотрел на молодого сотника с завистью, прошептал:
— Глянь, как задается, а ведь я его легко в бараний рог скручу. И как его во главе сотни поставили? Он ведь немногим старше нас.
Его брат, хоть и засыпал уже, за своего тезку заступился:
— Да хватит тебе геройствовать! Он, между прочим, вместе с дедом со штурма Маркасу. Думаешь, ты станешь за три года сотником?
Сказал так — и уснул…
Шимшон сидел у костра в полном одиночестве, пил вино и думал о прожитой жизни. Сегодня ему было как никогда грустно. Он вдруг понял, что этот поход станет для него последним. Шутка ли, через месяц ему исполнится шестьдесят два. Хоть ищи, хоть не ищи, а никого в армии старше, чем он, нет. Усмехнулся с грустью: «Я и так уже лет двадцать лишних воюю».
В бою он еще мог с кем угодно драться на равных, но длительные переходы давно превратились в пытку. Нет ничего хуже, чем когда на тебя смотрят, не скрывая жалости, а командир кисира, выбирая слова помягче, чтобы не обидеть ветерана, приказывает сесть на повозку.
Хадар-сотник появился сзади бесшумно, однако старик все равно учуял его и молча протянул пиалу с вином.
— Будешь?
— Давай, — не стал отказываться тот. — И правда, зябко что-то.
— Чего надо?
— Дашь мне твоего Рабата? Мою сотню отправляют вперед. А все знают, что лучше лазутчика, чем он, не найти.
— Дам. Только уговор, верни, — проворчал. — А то не напасешься на вас…
А тем временем в шатре Ашшур-аха-иддина собрался военный совет.
— Если перевалят через хребет и переправятся через Восточный Евфрат, нам их уже не нагнать, — развел руками Гульят, отвечая на вопрос царя, как долго может продолжаться эта погоня. — Да и кто знает, как поведет себя царь Руса. Что если он решит объединиться с твоим братом.
Вмешался Скур-бел-дан:
— Урарту истощено набегами кочевников с востока и запада. Жаждет мира. И выжидает, кто победит в нашей войне. По сведениям моих лазутчиков, Руса скапливает силы севернее моря Наири, но, скорее, для того, чтобы не пустить Арад-бел-ита в свои земли, нежели чтобы помочь ему. Думаю, что достопочтимый Гульят напрасно беспокоится: Арад-бел-ит остановился у предгорий у входа вот в эту долину, — наместник показал на карте место, — и, судя по всему, он намерен дать нам бой.