Трон

Набу-шур-уцур заговорил с царем тише, чем другие:

— Кажется, у нас есть чем порадовать нашего скифского друга. Караульные только что схватили Хатраса, кровника Арпоксая.

— Хатрас? Кто это? — не сразу вспомнил царь.

— Тот, кто убил Шумуна.

— Как он здесь оказался?

— Два года назад ты отослал его в Русахинили к мар-шипри-ша-шарри, но к тому времени, когда Хатрас добрался до Урарту, место Мар-Зайи давно занял Мар-Априм… Скорее всего, скиф пришел за Арпоксаем, чью голову ты когда-то ему обещал.

— Приведи его. Только чуть позже.

А пока Арад-бел-ит вернулся к разговору со своими командирами:

— Царский полк выходит следом за скифами через главные ворота. Выстраиваетесь в боевой порядок. Тяжелая пехота впереди. Ашшур-ахи-кар, строй не растягивай: потери будут большими и мне надо, чтобы на смену убитым успели встать новые воины. Лучники присоединятся к вам, как только будет разбита вражеская конница. Аби-Рама, всем аконтистам оставить щиты в лагере, пусть берут только копья, как можно больше копий. Атакуем по центру, войдем в них как нож в масло, разделим их пополам, внесем панику… Санхиро будет прикрывать наши тылы, скифы — фланги…

О сне пришлось забыть. Всем, кто мог держать мотыгу, было приказано идти рыть ямы-ловушки. Исключение сделали только для конницы Санхиро, которая, выйдя из лагеря, растворилась в лесу на западном склоне.

В какой-то момент, уже под утро, Арад-бел-ит сказал Арпоксаю:

— Позволь мне, мой добрый друг, преподнести тебе подарок, в знак нашего прочного союза.

После этого два ассирийских воина подвели закованного в цепи Хатраса.

— Кто он? Скиф? — не узнал своего непримиримого врага номарх.

— Разве ты не узнаешь человека, который убил твоего сына?

Арпоксай по-стариковски степенно поднялся, вразвалочку подошел к пленнику вплотную, настолько близко, что они оба могли ощутить дыхание друг друга:

— Хатрас?! Неужели ты?! Бродячий пес… Я уж и не думал, что ты жив…

Потрепал его по загривку, как щенка… а тот вдруг кинулся на номарха, вцепился крепкими зубами ему в щеку. Ассирийцы, державшие пленника, потянули за цепи, и ими же стали бить его по голове. Только вмешательство старого скифа остановило это жестокое наказание.

— Нет, нет, не так быстро.

Арад-бел-ит предупредил:

— Будь с ним осторожнее. Однажды, чтобы выжить, ему пришлось питаться человечиной.

Арпоксай, прижимая руку к рваной ране на щеке, сказал с ухмылкой:

— Это потому, что ишкузы привыкли к такой пище. В голодные годы у нас принято поедать тех, кто болен или немощен.

Он обошел лежащего на земле Хатраса, словно выискивая его слабые стороны:

— Почему на тебе оковы? Снимите их! Скифы не должны быть в оковах. Что у тебя с рукой, пес? Она у тебя высохла. Тогда зачем она тебе?

Двое скифов по команде номарха повалили Хатраса на землю, лицом окунув в грязь. Затем Арпоксай оглядевшись, поднял к груди огромный валун, и вдруг обрушил его на руку своего кровника, так что хруст ломающихся костей заставил вздрогнуть даже Арад-бел-ита.

— Слышишь?! Слышишь этот звук?! Привыкай к нему! Я переломаю твои руки и ноги, перемелю их в порошок, потом переломаю тебе ребра… а когда ты превратишься в червя… к этому времени битва закончится, и здесь будут горы трупов — тогда тебя закопают среди них… чтобы у тебя было вдоволь мяса, человеческого мяса, которое ты так любишь… а еще — чтобы черви, поедающие плоть, съели тебя заживо.

Хатрас от боли потерял сознание. Его безуспешно пытались привести в чувство, потратили на это три бурдюка воды, но ничего не вышло, тогда Арпоксай приказал:

— Привалите камнем его руку и оставьте здесь до утра. У нас еще будет время развлечься.

После этого номарх стал больше пить. Пытался обнять царя, стал бросаться на друзей с мечом, но потом заснул прямо на земле, рядом с костром. Слуги бережно подхватили старика и отнесли в шатер.

***

Юханна слишком поздно понял, что подписал смертный приговор своим людям, когда погнался за Санхиро.

Лесная чаща пугала. Но еще больше пугала широкая долина, приглашающе раскинувшаяся перед ними: чутье бывалого воина подсказывало, что туда соваться нельзя. А решать следовало немедленно.

— К лесу! — скомандовал Юханна.

Сигнальщики передали приказ коннице, и она, как хорошо отлаженный механизм, тотчас пришла в движение, разворачиваясь правым боком к западному склону.

Но чуда не случилось — лес ожидаемо ощетинился градом стрел.

Теряя убитых десятками, отряд на полном скаку стал уходить на открытое пространство. Юханна видел, как вражеская конница наступает из своего лагеря тремя лавинами, как второй его отряд в две тысячи человек оказался между молотом и наковальней, как гибнут ассирийцы, стал корить себя за то, что совершил ошибку, ввязавшись в бесполезный бой без тщательной разведки, без поддержки тяжелой пехоты, колесниц и лучников. Взмолился о пощаде богу Ашшуру… Как вдруг земля под рабсарисом разверзлась; в падении он перелетел через голову жеребца и, грудью напоровшись на острый кол, мгновенно испустил дух, еще не зная, что следом за ним в такие же ямы-ловушки попало не меньше сотни его воинов…

Отряд после смерти командира рассыпался, и уже каждый спасал себя в одиночку.

Тем временем из укрепленного лагеря Арад-бел-ита выходил и строился на равнине царский полк Ашшур-ахи-кара, а из леса подтягивались лучники.

Скифы гнали врага до самой ставки Ашшур-аха-иддина.

Назад к своим прорвались всего несколько сотен конников, под тысячу — сдались в плен, больше двух тысяч погибли...

***

Ашшур-аха-иддин вместе с Гульятом и Скур-бел-даном покинули расположение войск сразу, как только армия остановилась после марша. Они собирались осмотреть поле боя с удобной возвышенности, находившейся в тылу, откуда горная долина, зажатая между двумя высокими горами, была как на ладони.

Еще до того, как Санхиро атаковал лесорубов, царь со своими военачальниками поднялись сюда и обсудили план предстоящей битвы.

Скур-бел-дан советовал не торопиться:

— Они загнаны в угол, мой господин. Эта армия обречена: у нас превосходство в пехоте и в коннице. Арад-бел-ит будет ждать киммерийцев, надеясь на их помощь, а мы в это время подготовимся к штурму его укрепленного лагеря. Атака с ходу ничего нам не даст, кроме многочисленных потерь.

Ашшур-аха-иддин, всматриваясь вдаль, на укрепления, за которыми спрятался его родной брат, сказал одобрительно:

— А ведь он прав, Гульят? Мы брали крепости и посильнее. Что мешает нам взять приступом эту?

— Мой господин, на войне происходит много случайных событий, а эта война пока не окончена, — сказал Гульят. — У Арад-бел-ита все еще достаточно сил для того, чтобы одержать над нами верх, особенно если мы будем его недооценивать. Не верю я, что он станет, как кролик, сидеть в норе и покорно ждать своей смерти.

— А что бы ты предпринял на его месте? — поинтересовался царь.

— Он поступает так, как единственно должен, если собирается дождаться Теушпы. Если мы пойдем на штурм сразу — у Арад-бел-ита будет перед нами серьезное преимущество: он лишает нас возможности использовать конницу и колесницы, уравнивает силы в пехоте. Если мы отложим штурм и тщательно к нему подготовимся, то потеряем дня три. Но к этому времени, оставшись без киммерийцев, он уже поймет, что подкреплений не будет. И тогда либо оставит в лагере небольшой заслон, чтобы нас задержать, пока основные силы отойдут в горы, либо… что маловероятно, попытается нас атаковать.