Троя. Пепел над морем

2 Зелия — город в Троаде, подчиненный царю Приаму.

Глава 12

— Великая Мать, помоги мне! Какой позор! Это ради него я из Спарты сбежала? — шептала бледная как полотно Хеленэ, глядя со стены на поединок, в котором ее муженька едва не поразили в причинное место, а потом потаскали по земле, словно дохлого пса. А уж когда Парис с поля боя сбежал, она даже глаза прикрыла руками, чтобы не броситься со стены от невыносимого стыда. Все же Менелай, хоть и ненавистен ей, в трусости никогда замечен не был.

Царица резко развернулась и пошла в свой дом, что выстроили в ряду прочих, где жили сыновья Приама. Дома Гектора, Ликаона и Деифоба стояли по соседству. Хеленэ вошла в свои покои и, горя от гнева, села за ткацкий станок. Свора служанок, украденных Парисом в Сидоне, зная, чем могут закончиться вспышки гнева госпожи, опустили глаза вниз и прекратили досужую болтовню. Их всех внезапно заинтересовало натянутое на раме полотно, которое строчка за строчкой удлинялось после каждого прохода челнока. Хеленэ тоже села за работу, в которой с ней могли потягаться немногие. Платки и покрывала из-под ее руки выходили удивительной красоты. Вот и сейчас она смотрела на цветок, распустивший наполовину вытканные лепестки, и не видела ничего. Хеленэ едва сдерживала слезы отчаяния. Как ей теперь людям в глаза смотреть, если муж, которого она всей душой любит, так опозорился перед всем войском? Хеленэ встала, с грохотом опрокинув табурет, на котором сидела, и пошла в спальню, где увидела Париса, который улыбался как ни в чем ни бывало.

— С боя пришел? — презрительно спросила Хеленэ. — Да лучше бы тебя убили там, трус проклятый. Сколько хвастовства я слышала от тебя! Не ты ли говорил, что победишь Менелая на любом оружии? Так чего расселся? Иди, вызывай его снова на поединок! Или ты думаешь, я после того, что произошло, смогу теперь на улицу выйти? Да я сквозь землю готова провалиться!

— Слушай, жена, — поморщился Парис. — Мне и так скверно на душе. Чего ты начинаешь? Сегодня Менелай победил, завтра мне боги дадут победу.

— Менелай от тебя мокрого места не оставит, — криво усмехнулась Хеленэ, отбрасывая жадные руки Париса, которыми тот потянулся к ней. — Не лезь ко мне!

— Я еще никогда так тебя не хотел, — замурлыкал Парис, притянув ее к себе. — Я просто горю весь. Пойдем на кровать, моя милая. Прямо сейчас.

— Вот ведь горе ты мое, — Хеленэ выдохнула вдруг, отбросив горькие мысли, и покорно подставила губы для поцелуя.

Как бы ни опозорился сегодня Парис, а она все равно любила его пуще жизни. И потерять его в бою с Менелаем она не хотела точно, как не хотела вернуться к опостылевшему бывшему мужу. А люди… Да плевать на них! Пусть думают что хотят. И Хеленэ, забыв обо всем, жадно впилась в губы Париса поцелуем. Все равно она еще никогда не была счастлива так, как здесь, в Трое.(1)

Они едва закончили миловаться, как в их покои влетел разъяренный Гектор, который презрительно посмотрел на брата, потом на пунцовую от смущения царицу и процедил.

— Нашли время! — он ткнул рукой в Париса. — Быстро взял свой лук и пошел на поле. Иначе тебя не Менелай убьет. Я тебе сам голыми руками шею сверну.

— Ты иди, брат, — испуганно взглянул на Гектора Парис. — Я тебя догоню.

— Даже не думай за бабой отсидеться, — брезгливо посмотрел на него Гектор и вышел, хлопнув дверью что было сил.

* * *

Ох уж мне эти куртуазности! Благородные решили помериться силушкой прилюдно, чтобы все увидели их удаль. Троянцы выстроили свои колесницы, да и с противной стороны их было немало, хотя даже не все цари смогли привезти за море своих коней. Впрочем, некоторым это не помешало. Диомед из Аргоса вышел против колесницы пешим. Вот ведь отморозок. Я себе зарубку на память сделал: в ближний бой с этой машиной для убийств не вступать. Я о нем наслышан.

Фегес и Идей, сыновья богатого жреца из Трои выехали вперед и, горяча коней, поскакали прямо на Диомеда. Тот легко отскочил в сторону, увернувшись от брошенного копья, а потом достал Фегеса, метнув в ответ свое. Идей, младший брат, насмерть перепугавшись, бросил и тело брата, и колесницу, и побежал что есть мочи, скрывшись в пехотном строю. Один-ноль в пользу ахейцев. М-да… так себе начало.

— Парни, сюда! — заорал Диомед. — Коней гоните к моим кораблям!

Теперь-то все встало на свои места. Не пустое позерство эти поединки, а надежный способ выбить старший командный состав противника и заодно неплохо заработать. Из толпы воинов выскочили диомедовы слуги и, бережно взяв под уздцы лошадей, повели их в сторону лагеря. Тело же убитого Фегеста просто выбросили из колесницы за ненадобностью. Тут уже в поединки включились остальные. Отличился и Агамемнон, который сразил Одия, вождя племени гализонов. Бывший ванакс своего врага пронзил копьем насквозь. А потом и Менелай, которого оперативно подлатали, повторил подвиг брата. У него, помнится, стрела пояс пробила. И где-то тут воюет лекарь Махаон, который обработал его рану. Надо бы потолковать с ним, если получится. Сын самого Асклепия как никак.

На моих глазах погиб сын Антенора Педей. Его ударили копьем в затылок, да так, что острие вышло наружу, раскрошив зубы. Гипсенору, сына жреца реки Скамандр, отсекли руку мечом, а потом добили. Дело плохо. Ахейцы просто множат троянскую знать на ноль. Того и гляди разноязыкое войско разбежится кто куда, потеряв всех своих царей.

А на поле безумствовал раненый в плечо Диомед. Он уже убил Хромия и Эхемона, сыновей Приама, воевавших на одной колеснице. Он отрубил какому-то бедолаге руку вместе с плечом. Он сразил еще человек пять, защищая их тела, пока слуги торопливо раздевали всех, кого убил хозяин. Диомед сегодня изрядно разжился трофеями.

— А вот и Пандар свое получил, — сказал я, глядя, как копье Диомеда поразило лучника, начавшего эту идиотскую битву.

Царь Родоса Тлеполем схватился с ликийским вождем Сарпедоном и погиб. Они одновременно бросили копья, и оба попали в цель. Родосцу острие пронзило шею, а Сарпедона с поля боя унесли слуги. Копье пронзило его бедро так, что даже вытащить не смогли, и оно волочилось по земле, причиняя ликийцу немыслимые страдания.

После этого на поле началась форменная свалка, и лишь отряд Гектора смог остановить натиск микенской знати, которая едва не прорвала центр. Ахейцев было намного больше, и даже колесницы троянцев и их союзников уже ничего сделать не могли. Они просто вязли в этой сече, где со всех сторон летели копья, и где возницы, которые с трудом вели лошадей, спотыкающихся о тела павших, погибали первыми.

— Почему мы стоим, брат? — занервничал Элим, да и остальные дарданцы поддержали его удивленным гулом. — Они же побеждают!

— Не волнуйся, ахейцы сейчас побегут, — усмехнулся я. — Они должны были втянуться в бой, и они втянулись. Строя больше нет. Мы сейчас ударим им в спину. Ты! Ты! Ты и ты! Подожгите пока парочку кораблей. Тех, что самые дальние. Там стражи совсем немного, вы ее быстро перестреляете.

— А десяток сжечь можно? — жадно спросили пацаны.

— Нельзя! — покачал я головой. — Вас там перебьют, а вы мне живые нужны.

Конная сотня, стоявшая на правом фланге, пошла по широкой дуге и ударила в тыл черному облаку ахейского войска. Инструктаж был мной проведен, и за отступление от плана я пообещал карать изгнанием из конницы. Мы просто имитируем тактику кочевников, не ввязываясь в ближний бой.

Страшное это дело, когда в спину полуголого пешего войска, которое плотно увязло в сражении, бьют лучники, неуязвимые для всех, кроме других стрелков. Ленивая конная карусель, из которой жадным роем летят острые жала — штука для этого времени абсолютно бескомпромиссная. От нее нет противоядия, а биться с таким войском здесь не умеют вовсе. И Агамемнон тоже не сможет сделать ничего, он же рубится в первых рядах. Он ничего не успеет придумать, ведь не бывало еще такого, чтобы новая тактика родилась прямо на поле боя, когда твои воины падают на землю, словно скошенные снопы.