Троя. Пепел над морем

Да, в Угарите стало чище и безопасней, но богатства городу это не вернуло. Здесь осталась едва ли десятая часть от того населения, что жила когда-то. Многие из тех, кто не погиб при штурме, разбежались по окрестным деревням, пытаясь найти там кусок лепешки и горсть фиников. Ремесло в Угарите едва теплилось, а торговля умерла вовсе. Нечем здесь торговать, пока дорога на восток небезопасна. Угарит — это перевалочная база между Вавилоном и Великим морем, и он живет только с транзита товаров, которого теперь не стало.

Если караваны на восток не пойдут снова, город погаснет, словно прогоревшая лучина. И тогда пропадут напрасно целые горы серебра и зерна, что послал сюда господин. Нужно пробить дорогу хотя бы до Каркемиша, куда, по слухам, банды разбойников-арамеев еще не добрались. Именно поэтому сюда и пришел Кулли, наняв по дороге сотню мужей с луками и копьями. Они маялись без работы на Крите, ведь разбой в его водах понемногу затихал сам собой. Караваны царя Сифноса вобрали в себя купцов Аххиявы и Островов и стали так сильны, что на них и смотреть было страшно, не то что атаковать. Даже басилеи, думавшие, как бы половчее нарушить соглашение, призадумались. Они вдруг увидели, что почти все молодые и крепкие парни ушли служить на Сифнос и теперь либо сами охраняют караваны от таких, как они, либо записались в войско. Некем им стало воевать, ведь они продали своих воинов за звонкое серебро. Слухи с Золотого острова шли настолько обнадеживающие, что все молодое поколение бредило мечтой уехать туда за сытой и богатой жизнью. Даже самые никчемные и трусливые собирались на зов людей нового ванакса, чтобы заработать на лове рыбы. Те называли это непонятным словом «вахта». Парни отработают на путине, а потом вернутся домой с грузом соленой рыбы. Басилеи почесали затылки в растерянности, но сделать с этим ничего не могли. Они понимали, что их облапошили, только не понимали как. Серебро-то вот оно! Вот такую-то стражу Кулли и набрал, когда пошел в этот поход. Он будет весьма непрост.

Резиденция наместника Угарита располагалась в центре города, в доме одного из вельмож, убитого при штурме. И судя по состоянию его жилища, немало денег из присланных на восстановление города, потратили именно здесь. По крайней мере, оба этажа сверкали белой известью, а сам дом был по самую крышу набит драгоценной мебелью, которую стащили отовсюду. Тут даже бронзовые лампы из царского дворца стояли. Ну что же, сложно обвинять властителя в излишней скаредности. Как говорит господин, «у водицы нельзя не напиться». Наместник Угарита, находясь вдалеке от центра, пил так, что текло на землю, пока другие умирали от жажды.

— Почтенный Аддуну! — приветствовал Кулли бывшего царского писца, который исполнял здесь обязанности наместника. — Благоденствия твоему дому!

— А, это ты, купец! — брюзгливо ответил Аддуну. — Серебро привез? Давай его сюда! Когда будет мое зерно?

Кулли оторопел слегка, не ожидая столь нелюбезной встречи, но потом сообразил. Градоправитель! Бывший писец теперь — градоправитель! А значит, считает себя куда выше, чем он сам. Как хорошо, что господин предусмотрел это и дал ему свою грамоту с подтверждением полномочий. Но, с другой стороны… Дорога была такой утомительной. Почему бы не повеселиться?

Кулли со вздохом полез в суму и достал оттуда тисненый золотом кожаный футляр, который с самым серьезным видом приложил ко лбу и сердцу, поцеловал его, а потом передал его Аддуну. Тот взял футляр в руки, а потом сорвал свинцовую позолоченную печать с головой быка, что висела на нем, и развернул папирус, испещренный незнакомыми письменами. Кулли вскрикнул в притворном ужасе, картинно всплеснул руками и застыл, закрыв глаза, словно человек, ослепленный вспышкой молнии.

— Что с тобой, купец, — подозрительно спросил Аддуну. — Ты спятил?

— Ты совершил святотатство! — прошептал Кулли. — Ты сорвал священную печать самого Солнца(1), не сотворив должного ритуала! Как жаль! Господин так ценит своего слугу Аддуну, а теперь придется кликнуть стражу и распять его как беглого раба! Великие боги, дайте мне сил!

— К-ка-кого ритуала? — выпучил глаза Аддуну. — Это надо было как ты, свиток целовать? Так я же не знал! Не губи, почтенный! Не зови стражу!

— Да как же! — заговорщицким шепотом сказал Кулли. — Ты же преступление страшное совершил! Господин наш Солнце одну землю за другой покоряет, храм великому богу строит. Нельзя вот так с его посланием обращаться, почтенный. Измена это!

— Не губи! — заскулил Аддуну и упал в ноги купцу, уставившись на него умоляющим взглядом. — Я же не знал. Богами тебя заклинаю! Пощади, почтенный!

— Ну… не знаю… — задумчиво протянул Кулли. — Не сообщить об измене — это ведь тоже измена. А зачем мне это?

— Пурпурных тканей дам! — затараторил Аддуну. — Пять платьев! И браслеты из серебра! И два золотых скарабея! И льна десять штук. Отличный лен! Египетский. Не губи, любезный Кулли. У меня ведь семья!

— Ладно, — воровато оглянулся Кулли. — Неси свои подарки и не вздумай никому даже слова об этом сказать. А то на соседних крестах с тобой повиснем.

— Спасибо! Спасибо! — униженно лопотал Аддуну. — Все сейчас принесут. А что в том свитке-то? Там закорючки какие-то. Я и не понял ничего.

— Он священные письмена закорючками обозвал! — закатил глаза Кулли. — Видят боги, я не желал твоей смерти. Да что же ты, друг дорогой, так торопишься в мир мертвых попасть?

— Смилуйся! — губы бывшего писца мелко-мелко задрожали, а на глаза навернулись слезы. — Я еще три кувшинчика благовоний добавлю и горшок ароматного масла.

— И вот эту лампу! — Кулли важно ткнул в светильник в виде утки, изготовленный с необыкновенным изяществом и мастерством. Сделал он это исключительно из вредности.

— И эту лампу, — покорно кивнул Аддуну.

— А в послании этом написано, что отправляюсь я в дальний поход, — начал Кулли свой рассказ. — И что ты должен оказывать мне всю помощь, которая потребна. Господин наш Солнце приказал проторить караванный путь отсюда и до самого Каркемиша.

— Тяжело будет, — почесал бороду Аддуну, — который почти уже пришел в себя. Только за грудиной тянуло что-то, сжимая сердце ледяной рукой недавнего ужаса.

— Банды арамеев повсюду, — продолжил он. — Лютуют так, что все окрестные деревни волком воют.

— Знаю, — кивнул Кулли. — Найди мне надежного проводника. Я отправлюсь сразу же. Кстати, ты кое-что обещал мне. Я жду, почтенный, обещанные дары. Не умножай ожиданием мою скорбь по поводу твоего святотатства.

* * *

Две недели спустя. Каркемиш.

Страна Эбер-Нари(2), так называют эти земли вавилоняне. И сам Кулли тоже всегда называл ее так, не один раз пройдя с покойным батюшкой из конца в конец. Тут когда-то железной рукой держали власть цари хеттов, но теперь у купца сердце разрывалось от того, что он видел.

Каркар, стоявший на реке Оронт, в дне пути от Угарита, уцелел, и там еще теплилась какая-то жизнь, а вот дальше все было гораздо хуже. Богатейший город Эмар разграблен и сожжен дотла, древний Алалах постигла та же участь. И даже Халеб(3), крупнейший город на великой дороге, превратился в деревушку, которая пытается вновь подняться из руин. Халеб был западной границей царства Каркемиш, одного из немногих, что еще уцелело.

Кулли приложил руку ко лбу, оглядев берег Евфрата, который лежал перед караваном. Ночь отступила, и равнина, покрытая клочковатым ковром выгоревшей на солнце зелени, уже просыпалась в золотистой дымке. На востоке, где небо сливалось с землей в дрожащем мареве, поднималось солнце — огромное, раскаленное, как щит Тархунта, брошенный рассерженным богом на лазурный свод.