Троя. Пепел над морем

Внизу, до самого берега великой реки, расстилается целое море травы, нервно колышущейся под дыханием ветра. Где-то в ней, невидимый, трещит кузнечик, и его стрекот сливается с шепотом сухих стеблей. Пышная зелень, благоденствующая рядом с живительной влагой, дает пристанище множеству животных, пришедших к водопою.

Кулли идти туда не хотел, он поищет другое место, чтобы напоить своих ослов, и на то у него была весьма веская причина. Ведь прямо перед ним паслись слоны — исчезающие исполины этих земель. Их серые спины, покрытые редкой щетиной, напоминали ожившие холмы, медленно движущиеся среди тростников. Самый крупный самец, старый, с обломанным бивнем, поднял хобот и затрубил, разгоняя стадо онагров. Дикие ослы убежали и застыли в отдалении, ожидая, когда уйдут повелители степи. Они тоже хотят пить, но покорно ждут своей очереди. Их короткие гривы топорщатся, а уши нервно подрагивают. Они чуют запах льва — где-то в зарослях тамариска тот дремал, насытившись после ночной охоты. Около этих гигантов ослам гораздо спокойнее. Рядом, довольно фыркая, резвятся слонихи. Они обливают спины мутной водой, а их детеныши, неуклюжие, как глиняные кувшины на ножках, бегают рядом с матерями, путаясь у них под ногами.

Западнее, где равнина переходит в каменистую степь, мелькают страусы. Здесь огромное множество этих птиц. Их длинные ноги взбивают пыль, а черно-белые бока сливаются с цветами степи, совершенно теряясь в них. Страусы несутся стремительно, словно духи пустыни, и только редкие перья, выпавшие на бегу, оставались лежать в траве — немые свидетельства их сказочной быстроты.

В отдалении встали туры — могучие быки, с рогами, изогнутыми, как луки. Они стоят неподвижно, словно изваяния, и только их горячие ноздри подрагивают, улавливая запахи пустыни, принесенные ветром. Туры, стада которых бродят от этих земель и до моря Аззи — излюбленная дичь для хеттской знати, наравне со львом. Их бьют из луков, загоняя на колесницах.

— Бр-р! — Кулли, неизбалованный скудной природой родного Междуречья, даже плечами передернул. Такое буйство жизни пугало его не на шутку. Сколько раз он ходил с караванами, а привыкнуть все никак не мог.

— Хорошо, что хоть водяных лошадей тут нет(4), как в Египте, — бурчал он себе под нос. — Боюсь их до ужаса.

Кулли повеселел и даже затянул какую-то заунывную песенку. Отсюда до цели — всего день пути.

Царство Каркемиш. Эти земли пока не затронули ни войны, ни нашествия диких племен. Могучая крепость на высоком холме, со стенами толщиной в восемь шагов охраняла Нижний город, покорно обнявший крутые склоны. Здесь и раньше жило больше десяти тысяч человек, а теперь так и вовсе город принял беглецов из разоренных селений Заречья, сбежавшихся под его защиту. Каркемиш отбил все нападения вышедших из пустынь племен ахламу(5) и даже кое-как торговал с соседней Ассирией, которая сама едва выбралась из череды смут и мятежей. Каркемиш охранял брод через Евфрат, и нет лучшей переправы на недели пути вверх и вниз по течению.

Кулли бродил по городу, дома которого ничем не отличались от жилищ Угарита, Дамаска и Библа. Желто-серый кирпич, обожженный на солнце, плоские кровли домов и кривые, узкие улочки, ведущие к рынкам и городским воротам. Кулли бывал в Каркемише раньше, а потому, оставив караван на постоялом дворе, лишь с двумя слугами, пошел прямо к дому господина Татиа, носившего громкий титул Гал-дубсар, начальник над писцами. Именно этот человек ведал торговыми делами и пошлинами.

Кулли поднялся в цитадель и направился к кварталу, центром которого был царский дворец. Он нашел нужный дом, подошел к резной, потемневшей от времени двери, и решительно постучал. Он уже бывал здесь, но тогда этот человек всего лишь заведовал канцелярией областеначальника, а не всеми делами великого царя, истинного Солнца, Великого копьеносца и любимца богов.

— Посмотрим, вспомнит ли… — подумал Кулли, стоя между каменных колонн портика. — Должен вспомнить, он немало получал с моего отца.

— Ты кто? — слуга высунул на улицу всклокоченную голову и с подозрением уставился на купца. — И чего тебе надо?

— Скажи господину, купец из Аххиявы прибыл, — терпеливо ответил Кулли. — Я хотел бы припасть к его стопам и преподнести дары.

— Жди! — бросил слуга и хлопнул дверью так, что с нее чуть было не отлетели бронзовые накладки. Впрочем, его впустили тут же. Видимо, заветное слово «дары» сработали как нужно. Оно всегда срабатывало, сработает и сейчас.

Дом был богат. Первый этаж сложен из камня, он снаружи украшен каменными плитами с высеченными на них узорами. Второй этаж — кирпичный, с балками из кедра, засыпанных сверху глиной, утрамбованной до состояния камня. Внутри — полумрак, который рассеивается лишь светом из небольших окошек, перекрытых каменными решетками, намертво вделанными в кладку. Бронзовые светильники чадят, разгоняя своими бликами душные потемки кирпичного мешка.

Мебель из Вавилонии, — тут же подметил Кулли. — Искуснейшая резьба. Тут не умеют так.

— Кто ты, купец? — в комнату вплыл толстяк, украшенный окладистой бородой, и с натужным кряхтением уселся в кресло, выставив вперед загнутые носки хеттских сапог.

Население здесь больше лувийское, но вся знать — из древних хеттских родов. Так повелось еще с тех пор, как великий Суппилулиума I завоевал эти земли. Царь Каркемиша Кузи-Тешуб — его далекий праправнук. И он смог удержать власть, когда столица пала, а последний царь страны Хатти пропал без следа, словно и не было его никогда.

— Семь раз и семь припадаю я к стопам господина! — низко склонился Кулли. — Господин должен помнить меня. Я был у него три года назад и подарил ткани и мешок фиников.

— Лицо знакомое, — напрягся вельможа.

— Кулли, — напомнил купец, доставая из дорожных мешков полотно, бронзовые кувшины и тирское стекло. — Меня зовут Кулли. Я теперь тамкар царя Энея, повелителя Сифноса, Наксоса, Пароса и иных островов Великого моря.

— Но как ты добрался сюда? — выпучил глаза Татиа. — Когда слуга сказал, что пришел человек из Аххиявы, я чуть было не приказал высечь его за наглую ложь.

— Царь Эней владеет городом Угарит, — пояснил Кулли, — Он взял его под свою руку сразу после того, как светлый царь Аммурапи был убит людьми, живущими на кораблях.

— Угарит принадлежит великому царю, — упрямо выпятил челюсть Татиа. — Тебе ли не знать, купец!

— Но великий царь пропал без следа! — с деланным удивлением посмотрел на него Кулли. — Хаттуса пала, а на землях страны Хатти беснуются кочевники мушки и каски. Мне ничего не известно ни про царя царей, ни про его священную супругу тавананну. Простите за дерзость, великий, но я прибыл из далеких земель.

— Старого царя больше нет, — наставительно ответил писец. — И теперь по праву великим царем стал Кузи-Тешуб, наместник Каркемиша. Вот, читай!

Кулли послушно взял в руки глиняную табличку и забубнил, водя пальцем по окаменевшим клинышкам.

— «Так говорит Солнце, Мурсили, великий царь, царь страны Хатти, любимец Могучего Бога Грозы, сын Суппилулиумы, великого царя, царя страны Хатти, героя. Я заключил этот договор, чтобы возвеличить Пияссили, моего дорогого брата, а в будущем — его сыновей и его внуков. Какой бы сын, внук или потомок Пияссили, ни встал на великое место в стране Каркемиш, только тот, кто будет тухкантисом(6) у Солнца, да будет один выше по рангу царя Каркемиша. Когда Пияссили, царь Каркемиша или его сыновья будут приходить в Хаттусу, его не должны заставлять вставать перед Солнцем со своего места. Слово Лабарны, великого царя, нельзя отбросить, нельзя разбить. Пусть всякий, кто его изменит, станет противником в суде для Могучего Бога Грозы, моего господина, Солнечной богини города Аринны, моей госпожи и для всех богов».

— Видишь! — самодовольно посмотрел на него писец. — Это копия старого указа. Мой господин был третьим вельможей в стране Хатти, а значит, теперь он великий царь по праву.

— А князья севера уже признали это? — прищурился Кулли.

— Пока нет, — скривился Татиа. — Они мятежники и будут наказаны за свою дерзость.

— Я здесь по торговым делам, великий, — вздохнул Кулли, в голове которого все улеглось на свои места. Государство Хатти, стоявшее незыблемо полтысячелетия, все-таки рассыпалось на куски. — А что касается Угарита… Этот народ подчиняется тому, кто его защищает, великий. А сейчас его защищает царь Эней. Я слышал, что мольбы о помощи последнего царя Аммурапи остались без ответа, а его колесницы в момент нападения находились в Лукке. Если бы не это, великий город не пал бы за один день.