Туркестан
Шрифт:
Штаты наружной полиции насчитывают 76 человек, из которых 28 конных и 48 пеших городовых. Старшие пешие получают в год жалованья 300 рублей, младшие – 168; старшие конные – 264 рубля, младшие конные – 230 рублей 60 копеек. Особой платы на содержание лошадей не отпускается. Вот и все силы охраны правопорядка в городе с населением больше ста тысяч человек. Что они могут сделать? Кроме того, есть незримая черта между, например, капитаном Скобеевым и городовым Шалтай-Батыром. И обусловлена она отнюдь не разницей их служебного положения. В туземном Ташкенте 43 000 домов, 1262 улицы и переулка, а общая длина этих улиц составляет 1200
Глава 6. Бывшие лесопромышленники начинают
– Итак, господа, каков наш первый шаг? – спросил Скобеев, завершив свою лекцию.
– Допрос Абнизова, – тут же ответил Титус.
Полицмейстер довольно улыбнулся:
– Так я и знал! Он в соседней комнате. Позвать?
– Зовите.
Вошел белобрысый крепыш. Выглядел он неважно: на лице ссадины, вид подавленный.
– Садись, – кивнул на табурет Лыков. – Как тебя по метрике?
– Иван Макаров Абнизов.
– И где такие богатыри родятся?
– Да вы, ваше благородие…
Алексей остановил его жестом и поднял вверх указательный палец.
– Виноват, ваше высокоблагородие! Вы этих местов не знаете.
– А все-таки?
– На Кундале-реке.
– В Варнавинском уезде которая?
– Точно! Нешто слыхали?
– Не только слыхал, а у меня лесная дача в тех местах!
– Это где же?
– На том берегу Ветлуги, у впадения в нее Лапшанги.
– Нефедьевка, штоль?
– Она.
– Вот и земляка встретил… – растерянно сообщил арестант двум другим господам.
Но Лыков мгновенно сменил тон. Он нахмурился, сделал суровое лицо и процедил сквозь зубы:
– На кой черт нужен мне земляк-убийца? Неужто ты, Абнизов, такая сволочь? Туземцы русского человека режут, а ты на стреме стоишь. Тьфу!
– Так жизнь моя сложилась, ваше высокоблагородие… Знаю свой грех. Кисмет! Судьба. Разрешите, значитца, покаяться.
– Каяться перед батюшкой будешь, а я сыщик. Давай все по порядку: как стал дезертиром, как убежал, где шлялся, чем занимался. Подробно.
– Ага. Значитца, так. Призвали меня в Костроме, в восемьдесят девятом году. И попал я сюда, в Первый Туркестанский резервный батальон. Ну и… ружья мы с товарищами украли.
Лыков недоуменно покосился на капитана. Тот кивнул:
– Увы, Алексей Николаевич, это старая болезнь туркестанских войск. Солдаты крадут собственное оружие.
– Но зачем, Иван Осипович?
– Чтобы продать его на Кавказ. Есть целый промысел: горцы платят за винтовку двести рублей! И по рублю за каждый патрон. Приходится теперь делать так: сквозь скобы всех винтовок, что стоят в пирамиде, продевается цепь и запирается на замок. Ключ – у дежурного по роте.
– Вот я ту цепь и порвал, – пробормотал дезертир. – Хватило же ума…
– Да уж! – покачал головой Лыков. – Поди, начальство недолго думало, кто это у них такой сильный.
– Дурак был, – сокрушенно согласился Абнизов. – Попал под суд, приговорили мне шесть лет дисциплинарных рот. А я, пока сидел, таких ужасов об них наслушался… У меня, знамо, сила. Никто никогда меня
не бил! Кроме вот как вчерась попало от вашего высокоблагородия… А в дисциплинарке, сколь бы ни было у тебя силы, все одно сломают. Или станешь им сапоги лизать, или забьют в гроб. И решил я, значитца, туда не идти.– Сбежал?
– Выломал из окна решетку и убёг.
– Как же тебя не поймали?
– Я сразу далеко побёг. В Локай.
– В Локай? – аж подскочил на месте полицмейстер. – В какой? В Первый или во Второй?
– Во Второй.
– А здесь как снова оказался?
– Мы пришли сюда вроде как на заработки. К зиме обратно вернемся… кто не попался.
– Сколько вас тут?
– Двенадцать человек.
Полицмейстер был ошарашен.
– Вот те раз! Стало быть, у меня в городе взаправду сидит шайка из Второго Локая?
– Ага.
– Не врал, значит, мой агент! А я сомневался…
– Иван Осипович! – взмолились бывшие лесопромышленники. – Объясните, что у вас за Локаи такие? Да их еще и не один!
– Э-хе-хе… Локай – это горное общество в Восточной Бухаре. Проживает оно между реками Вахш и Кафирниган. Состоит из нескольких родов, главный называется исан-ходжа. Туземцы эти храбры и воинственны. Бухарский эмир дважды назначал им своих беков, и оба были убиты еще по пути в Локай. После этого эмир назначал бека только из самих локайцев, с их согласия. И те творили, что хотели. Проще говоря, никакой внешней власти над локайцами никогда не было.
– А русская власть?
– Ни один наш солдат не ступал на их землю.
– Как же это возможно? – удивился Алексей. – Ташкент тридцать лет, как русский. И еще находятся места, неподвластные нам?
Настала очередь Скобееву удивляться:
– Да ведь таких мест полно! Взять хоть тот же Кавказ! Разве там их нет?
– Одно имеется.
– Только одно? – не поверил капитан.
– Да. Общество богосцев. Они живут за хребтом, перевалы через который проходимы лишь в июле. Единственный месяц в году! И то, когда начальство приказало, я туда пробрался.
– Понятно. Здесь не так. Наши войска никогда не совались в Восточный Туркестан. Он весь покрыт труднодоступными горами. Армия стоит только на границе. Поэтому Локай как жил без русского царя, так и живет.
– Хм. А почему их оказалось два?
– Сейчас поясню. Тот Локай, о котором я сказал, был один. Узбеки рода исан-ходжа правили в нем столетиями. Там еще есть три рода: бадракли, карлюк и марка. Все они локайцы, и родоначальником своим считают чингисхановского полководца Локая. А прочих, значит, всех стригут и бреют. И остальные народности очень их боятся и всецело им подчиняются. Так было до семидесятых годов. Тогда в Кулябском вилайете образовался Второй Локай. И он хуже всех. Другого такого страшного места нет в целом Туркестане.
– Нашлись еще более воинственные племена, чем исан-ходжа?
– Точно так. За горами Сарсарьяк имеется долина. Совсем недоступная. И в ней стали собираться беглецы и изгои всех мастей. Нарушители законов эмира, барантачи, уголовные, попавшие под кровную месть туземцы, русские дезертиры… Получился большой самоуправляемый притон, республика негодяев. Туда боятся заходить даже локайцы, которые, напомню, не боятся никого. Люди во Втором Локае собрались такие, что с ними не связываются. Они воруют у соседей скот и женщин, а те терпят.