Твое… величество - 2!
Шрифт:
Если сама и виновата, то сама и переделает! А пока…
— Эрр Феликс, сделайте. Нарвите мне большой букет гортензий, мне нравятся эти цветы…
Эрр улыбнулся так, словно она сказала что-то важное.
— Сейчас, ваше величество. Надеюсь, ваше величество, что сирень Вам тоже понравилась.
Марию спасла только долгая жизнь бухгалтера и большой опыт. Только это позволило ей не ляпнуть: это — вы?!
Хотя чего тут думать, ясно же, кто прислал ей вазу с сиренью. Оказывается, у эльфа хороший вкус? Осталось вычислить автора янтарного гарнитура… или наплевать?
Она
Наплевать и позабыть, однозначно. Но гарнитур она с собой возьмет. Пригодится.
Рэн мрачно греб. Сейчас была его очередь, потом будет работать Изао. Они с Джиро сейчас лежат на дне лодки, накрылись парусом и спят, стараются сохранить воду и силы. А он работает.
Шторм, который четыре дня бушевал по всему проливу, не пощадил и их лодочку. Схватил, завертел, потащил… мачта переломилась в первые несколько минут, они и мяукнуть не успели. Потом и лодочка перевернулась… никому не пожелаешь такого — цепляться за хлипкую скорлупку, ночью, в темноте, привязаться к ней веревками и молиться. И надеяться на лучшее.
Хорошо еще — тепло.
В зиму они бы и дня в воде не продержались, а тут… просто повезло.
Но вымокли все, устали, едва не утонули, и это еще повезло, что акул рядом не было, а то Джиро так по ноге досталось мачтой, просто ногу до кости рассекло. Лежит теперь, бредит.
А чего удивительного?
Так-то ногу соленой водой промыло, это хорошо, но там же и кровопотеря, и может, дерево какое в ране осталось, и себя Джиро не пожалел во время шторма… есть предел и силе чернозубых.
Вот и свалился. То бредил, сейчас уже и на это сил не хватает, они с Изао кое-какую рыбу поймали, но что те шесть рыбешек на троих здоровых мужиков? Да и не напьешься так… Рэн сильно подозревал, что его история тут и закончится. Но греб упорно, не сдаваться же?
Даже если плохо, если больно, если судьба тебя в дугу сгибает, все равно надо драться.
До последнего вздоха и взгляда. И если уйдешь непобежденным, тебя примет Многоликий. Твое имя и твоя семья не будут покрыты позором, это главное.
Ах, никто не увидит? Среди голого моря можно бы и сесть, и повыть всласть, и сломаться?
Рэн стиснул зубы, и принялся грести вдвое сильнее.
Он увидит. И предки увидят, и Многоликий…
Он не сдастся. Пока он жив, он не сдастся! Он помнил наставления прадеда: судьба ведет идущего и тащит отстающего. Если ты делаешь шаги, хоть маленькие, хоть куда, если ты двигаешься, рано или поздно судьба протянет тебе руку. И обязательно расстелится под ноги дорога, и найдутся попутчики, которые поделятся с тобой лепешкой и разожгут огонь. Но тому, кто сидит и жалуется, не стоит рассчитывать на милости от судьбы, имя его исчезнет из памяти людской, и кости его растащат шакалы.
Рэн деду верил свято, и даже не сильно удивился, когда на горизонте замаячил парус.
Глава 8
— ЛОДКА!!! ЛОДКА!!!
Бертран сидел в «люльке» и ничему не удивлялся.
Вот как так получается? Во время шторма
он чуть не сдох, а сейчас отлично себя чувствует, и смотрит по сторонам, и его ни капельки не тошнит?Наверное, после того, что он узнал, тошнота — это как-то уже и смешно. Нелепо даже. Когда такой лютый ужас рядом ходит… море — это ерунда! Оно мирное и спокойное, а когда налетит шторм, он пойдет вниз, в трюм, и тошнить его больше не будет.
И по вантам он лазить не боится, и матросы его хвалят. Не то, чтобы Бертрану это было так важно, но с некоторых пор ему было спокойнее в море.
Здесь ИХ нет.
А там, на суше, кто знает? Он ведь и не догадывался, ЧТО живет совсем рядом, и по улицам столицы они бегали, разве что родители их и правда не выпускали ночью, ну так это и понятно.
А оказалось…
Ох, как же это страшно! Как жутко и кошмарно!
Бертран завертел по сторонам головой, и острый мальчишеский взгляд выцепил что-то неправильное, далеко на самом горизонте…
Лодка!
Маленькое темное пятнышко, но Бертран видел, там лодка!
И не удивился, когда «люльку» качнуло, корабль сменил курс. Морские законы он уже понял. Потерпевших кораблекрушение стараются не оставлять в беде. Ветер переменчив, завтра и ты можешь оказаться вот так, в море, и кто-то не пройдет мимо тебя. Так помоги сегодня! Не настраивай против себя Многоликого! И Бертран с интересом принялся вглядываться вдаль. Интересно же, кто там, в шлюпке?! Может, там придворная дама, которая спасается от пиратов? Или ребенок, которого злые родители решили отдать морю. Или…
Бертран знал много историй, но не догадывался, что жизнь намного интереснее сказок.
— Шагренцы!
— Тьфу, дрянь узкоглазая, — сплюнул боцман.
Не то, чтобы он очень был настроен против шагренцев, но… эрр Барна с ними торгует, ему с того выгода, вот пусть он им душу и распахивает! А боцману они поперек сердца стоЯт! Вечно смотрят высокомерно, щебечут что-то по-своему, не по-людски, а уж обычаи у них и вовсе дикие!
Но ведь и не бросать же их посреди моря?
Вон, старший… хотя какой он старший, мальчишка совсем, может, лет двадцать ему, по этим шагренцам и не поймешь, сколько им лет, стоит, кланяется, а сам так шатается, что сейчас башкой о палубу ляпнется, отмывай потом кровищу! Но ведь благодарит, и так витиевато! Мол, не надеялись выжить, если бы не они, и шагренцы готовы отслужить, помочь, отблагодарить…
Капитан, правда, оказался достойным соперником шагренцу, слушать всю эту глупость не стал, только рукой махнул.
— К лекарю! Юнга, помоги!
Эрр Барна на своих людях не экономил, так что лекарь на корабле был, и не самый худший. Рану почистить — зашить — перевязать, вывих вправить, перелом, зуб больной выдернуть, а больше на корабле особо ничего и не надо.
Бертран, недолго думая, подпер шатающегося шагренца, и поволок его в нужном направлении.
Рэн шатался, старался не наваливаться на мальчишку всем своим весом, получалось откровенно плохо, но хоть так.
— Благодарю… — он даже не сразу понял, что сказал это на родном языке. И получил такой же ответ.