Творчество Лесной Мавки

Любисток

Только раз уснуть на твоем плече, а потом смотреть в лица палачей. Только раз с тобою зари дождусь, птицей раненой на снегу забьюсь. Не на торжище. Да за любовь отдала судьбу и живую кровь. Не искала зелья, чтоб сбить с пути. Это пламя-зелье — в моей груди. До рассвета счастье, любовь права. А потом обоих суди молва. Только раз уснуть на твоем плече, а потом смотреть в лица палачей. И одной за каменною стеной в горькой памяти говорить с тобой. …А потом очнуться — да все забыть… Снова повстречать — снова полюбить.

Повилика

Душа утекает в землю — как кровь в сухой песок. Напрасно искрилось зелье в изломах глухих дорог. Ночь будет — травы иссушит, не пересилить тьму. Я открываю душу, а вам она ни к чему. Слова обернутся криком и сгинут, как кровь в песок… Погаснет зря повилика в изломах глухих дорог.

Птичья слепота

А есть прокаженные травы, их надо жечь от корней. Вражда, недобрая слава огня больней. Припасть бы к земле с болью от людской убийственной лжи. Лишь горечь отравленной кровью по ломким стеблям бежит. Неправда, что слепнут птицы, неправда, что яд в цветах. За что ж на ваших лицах отчаянье, злоба и страх… Глядите — сама ослепла. А руку подаст ли кто. Простите… В ответ — горсть пепла сожженных клеветой цветов.

Золототысячник

Для униженья придумано злато. Потому и враждуют нищий с богатым. Но есть лишь одна высшая проба: когда за золото совесть не продал. Ни много ни скудно: паромщику — грош. А тыщи златые с собой не возьмешь.

Белена

Волчьим глазом горит, страшна, пересмешница-белена. Я пред нею падала ниц и просила убить убийц. Боже, смилуйся, отведи, чтоб не стала злобою боль в груди… Может, Бог простит палачей. Только быть священной земле — ничьей. Русь проказой алой больна. На полях ваших — белена. У порогов ваших домов не отцвесть во веки веков черной горечи белены, благодетели новой страны.

Зимовка [6]

Господи, дай не сорваться до срока, точно убитая ветром свеча… Вьюга сибирская будет жестоко беззащитные судьбы со снегом венчать. Светом душа изгорит — как пред Богом, как восковая свеча в алтаре. Пусть от моей молитвы-тревоги тают снега на заре. Люди ответили: свет твой не нужен, в землю ложись — ты живым не нужна. Колкая вьюга выстудит душу… А завтра утром наступит весна.

6

В Сибири зимовкой называют шалфей — за то, что остается зимой, в самый лютый снег

Мандрагора

Мандрагоры корень на ущербной луне приворотную силу дает… человек забудет судьбу свою, оставит отца и мать и пойдет за тобою что слепой…

Старинный травник

Не настигла б ночь — черный ястреб золотую лебедь зари. Что звезда упавшая наземь, ворожбиный цветок горит. Приклонись к земле, спрячься, приворотная ложь! Душу вольную не приворожишь, а приворожишь — убьешь. Нынче выйдет колдунья на разлом четырех дорог — не судите, люди, пусть судит один лишь Бог. Выйдет до свету да станет звать: «Забудь судьбу свою, оставь отца и мать, страстью гибельной приворожен, позабудь со мною свет Божий». Только страсть в ненависть обратится. На лжи, на крови дом не строй — станет темницей. Колдунья слышала голос Божий, оттого и взгляд у нее как нож: душу живую не приворожишь, а приворожишь — убьешь. Оттого приворотное зелье навеки ушло в землю. Слишком велик искус — над чужою душой власть. Сорок дней и ночей потешиться, а потом обоим пропасть.

Перекатиполе

Перекатиполе — гнев земли. Материнской болью корни сожжены. видно, отреклась земля — Ева от Каина. Убегаю по полям зверем неприкаянным. Мишенью на стрельбище стальных дождей. Одно прибежище — в костре у людей. Ни раскаянье, ни ангел не спасет. Перекатиполе. Стынет лед. Теплится душа живая подо льдом, мне в волчью полночь снится, что мать простит, и позабытый дом добрым светом озарится. Мне б упасть на ее порог покаянной белою птицей.

Лебеда

Лебеда на моей могиле — как седые лебеди — взмах крыла. Нераскаянною легла. Но на небе меня простили: никому не творила зла. Лебеда струится тревожным шелком, стылый ветер шепчет псалом. Лебединую песню слушаю горько. Лебедой прорастает — мое крыло.

Живокость

К тебе вернется сила прежняя, поломанное заживет. В горячий камень боль уйдет, в лесную нежиль. Светом боль заговорить — Божье чудо. Ночь разломы забери. У Иуды пусть болит, у Иуды. А к тебе вернется сила — в час зари. И жизнь, что брошена с небес в слякоть базарную, как переломленный хребет, срастить бы заново…

Девясил

Выжить рвусь — из последних жил! Да не девять — тридевять сил — боли лютые усмирить, гибель в жилушки не пустить. Есть на дальних лугах былинка, безымянной жизни кровинка — докажи, девяти сил трава, что не гибель, а жизнь права! Мне б не девять — тридевять сил…

Калина

Все заповеди покорны любви.

Алые капли наземь падут. Искры пожаров? Жгучая кровь?.. Ягод каленых горсть. Шепот калины в песню вплету. Помнишь — когда-то — в древнем скиту — вздрогнув, впервые встречаю странника пристальный взгляд… Милый! Не ты ли так ласково звал. В темень ушла — обещала: вернусь… В плаче калины — болящая Русь…

Мелисса

Мы успели израниться о свое одиночество — лишь тоска-лихоманница в сердце зверем ворочалась. Зачерпну полной горстью родниковую стынь — яко иней на солнце, боль горючая, сгинь. Рвется к небу мелисса, как святая молитва — от тоски лихорадной, от бессонницы жадной, от обиды жестокой освободит, сбережет…

Крапива глухая

Ненависть — алый цвет, Жгучий, болезный след — всю на себя возьму. Прощение — ясный свет — вам за то подарю. Отчаянье — черный цвет — всю тягость себе возьму. Пусть лучше вся боль — мне, весь гнев человечий — мне. Пусть будет родным светло: одной мне гореть в огне. Да будьте пред всеми правы, но не судите ближнего. Тоска глухой крапивы в стихах моих горьких выжжется. Ненависть — алый цвет, жгучий, болезный след — всю на себя возьму, отчаянье — черный цвет — всю тягость себе возьму. Прощение — ясный свет — вам за то подарю.