Творение. История искусства с самого начала

Утрехтская псалтирь. Иллюстрация к 103-му псалму Давида. Около 820–845. Чернила, пергамент. 33 x 25,5 см

Стиль рисунков неодинаков, он скорее демонстрирует манеру по меньшей мере пяти разных художников. Живость и в то же время точность деталей рисунка не имеет ничего общего с формальным классическим стилем манускриптов или резных изделий из кости, которые создавались при дворе Карла Великого, или с замысловатыми декоративными инициалами Евангелия из Линдисфарна, иллюминированного Эдфритом. Рисунки «Утрехтской псалтири» напоминают римскую живопись: иллюстраторы вдохнули в ушедшую традицию современную жизнь, создав книгу графики, которая станет ориентиром для будущих художников.

Художники каролингской эпохи в рукописных мастерских Реймса и Метца, а также в Туре, где Алкуин был настоятелем монастыря, открывали заново старое, и этот процесс стремительно продолжался и в последующие века, когда власть перешла к Саксонской династии, Оттонам, унаследовавшим двор Карла Великого, но обосновавшимся в Саксонии. Главные мастерские по изготовлению иллюминированных рукописей при Оттонах находились на острове Райхенау, в монастыре посреди Констанцского (Боденского) озера, а также в Трире и Лорше. Их образы проникнуты новым ощущением пространства, постепенно освобождающимся от нагромождения деталей, свойственного более ранним манускриптам — например, Евангелию из Линдисфарна, — как будто они перестали бояться пустоты и больше не стремились ее заполнить.

Одна из иллюстрированных страниц Кодекса святого Григория (около 983–985), содержащая послания папы Григория I Великого, изображает святого папу римского сидящим возле аналоя ^{12} и диктующим свой комментарий к Книге пророка Иезекииля писцу, скрытому за занавеской. Когда однажды внезапно папа замолчал, секретарь решил выглянуть из-за занавески и увидел белого голубя — птицу, воплощающую божественный дух христианства, Святой Дух, — сидящего на плече папы и нашептывающего ему слова. Читателей рукописи, привыкших к плоским фигурам и обилию орнаментов, эти четкие линии и тонкие переходы цвета, а также римские архитектурные формы, вероятно, поражали своей ясностью и пространственностью, в сравнении с которыми даже Евангелия из Лорша выглядели слегка устаревшими [180] .

180

Dodwell C. R. Painting in Europe, 800–1200. Harmondsworth, 1971. P. 141.

Иллюстрация «Кодекса святого Григория». Около 983

Художнику, чье имя не сохранилось, вовсе не требовалось совершать путешествие на юг, чтобы познакомиться с римскими зданиями: он видел их и в своем родном городе. Трир мог похвастаться самыми прекрасными в Северной Европе римскими строениями: амфитеатром, банями, эффектными городскими воротами и базиликой, построенной Константином во время его пребывания здесь [181] . Ориентируясь на них, а также на рисунки рукописей монастырской библиотеки, иллюстратор, вероятно, изображал арки и классические колонны с коринфскими капителями, украшенными листьями аканта, но при этом он воспринимал их в свете нового знания о христианском спасении.

181

Mayr-Harting H. Ottonian Book Illumination: An Historical Study. London, 1991. Vol. 2. P. 63.

Скульпторы также начали создавать более просторные композиции. После насыщенных переплетений англосаксонских орнаментов глаз отдыхает, глядя на фигуры Адама и Евы на бронзовых дверях церкви в Гильдесгейме, главном городе оттонского государства. Фигуры будто бы окружены воздухом, они разыгрывают сцену соблазнения в пространстве, заполненном лишь гигантскими растениями и разрозненными архитектурными деталями. Сцены сводятся исключительно к главному действию, что противоречит традиции римской рельефной скульптуры, которая столь же часто стремилась заполнить всё изобразительное поле, как англосаксонская иллюстрация. Бронзовые врата в Гильдесгейме были заказаны в начале XI века местным епископом Бернвардом, который увлеченно коллекционировал римскую скульптуру и нередко выступал заказчиком. В частности, он хотел создать в своем родном городе что-то не менее грандиозное, чем портал базилики Святой Сабины в Риме, сделанный пятью столетиями ранее и представляющий одно из первых изображений Распятия. Однако его неназванный скульптор пошел гораздо дальше Распятия Санта-Сабины: он показал Христа, висящего между двух солдат, на фоне каменной стены так, что тонкость изображенных фигур подчеркивала ощущение реальности пространства. Изобразительное повествование врат приобретает глубину благодаря визуальным сопоставлениям между сценами из Ветхого Завета на двери слева и Нового Завета справа. Дерево, с которого Ева срывает злополучный плод, перекликается с вертикальной формой креста на правой половине, напоминая также говорящее дерево и его историю в «Видении креста».

Иллюстрация «Ноев ковчег» из «Рукописи Кэдмона» (иначе «Рукописи Юния»). 32,4 x 20,3 см

Возрождение классического искусства, начавшееся во времена Карла Великого, за два столетия привело к появлению образов, которые своей непосредственностью и ясностью напоминают искусство Древнего Рима, в частности шрифт с фасада арки Тита или точеные линии римских скульптурных портретов. «Чистые» формы каролингского «возрождения» разительно отличаются от замысловатости кельтских орнаментов Евангелия из Линдисфарна и чарующей загадочности, отличающей все произведения древнесаксонской Англии.

Каролингскому renovatio, отчасти вдохновленному проповедями английского монаха Алкуина, суждено было вернуться в Британию, что довольно закономерно, в форме великолепного манускрипта. Примерно в 1000 году знаменитая Утрехтская псалтирь была привезена в Кентербери, где на ее основе была создана книга, известная как Кентерберийская псалтирь, довольно точный список с утрехтского оригинала. Англосаксонские писцы были очарованы простотой линейного рисунка, который старались как можно точнее скопировать, а также идеей расположения изображения непосредственно над или под текстом соответствующего псалма. По этому принципу был создан сборник древнеанглийских поэм, основанных на библейских сюжетах: «Бытие», «Исход», «Даниил», «Христос и Сатана», — иллюстрированный серией рисунков, отдельные из которых были списаны с Утрехтской псалтири [182] . Ноев ковчег в ней представлен как корабль викингов с церковью на борту: довольно шаткой конструкцией в классическом стиле — и непременным флюгером. Парящий Христос с благословляющим жестом закрывает дверь корабля. Жена Ноя не решается взойти на борт, вероятно раздумывая, стоит ли отправляться в путешествие со всем этим шумным зверинцем, но ее торопит один из сыновей. Эти иллюстрации, пусть менее искусные, чем рисунки Утрехтской псалтири, довольно живо представляют сцены, описываемые в стихах, которые одно время приписывались англосаксонскому поэту из Нортумбрии Кэдмону. Со времен Древнего Египта слово и образ не сочетались столь непосредственно, как будто текст и рисунок — всего лишь разные стороны единого акта творения.

182

Так называемая Рукопись Юния, названная по имени Франциска Юния, который впервые издал ее в Амстердаме в 1655 году. Broderick H. R. Observations on the method of illustration in MS Junius 11 and the relationship of the drawings to the text // Scriptorium. 37. 1983. P. 161–177.

Глава 11. Змеи, черепа и стоячие камни

Первым людям, пришедшим в Америку более десяти тысяч лет назад, пейзажи, окружавшие их в пути, могли показаться раем. По мере того как они продвигались по холодному северному сухопутному мосту и спускались к тропическим лесам и южным горам, это впечатление наверняка лишь усиливалось. Когда они начали осваивать оседлость и создавать резные орнаменты, чтобы придать смысл своей жизни, первые же созданные ими образы были вдохновлены изобилием и разнообразием окружавшей их природы.

Кетцаль

Природа таила множество чудес, но ничто не могло сравниться по красоте с лесной птицей, обладавшей великолепно длинными изумрудными перьями хвоста. Птица кетцаль — одно из самых редких и ослепительных зрелищ в лесах Центральной и Южной Америки. Для первых поселенцев это было весьма символическое создание, ассоциируемое с ветром, дующим с океана, и дождем, приходящим с гор. Эти ассоциации будили воображение первых поселенцев, которые соединили кетцаля с извивающейся змеей, и возникло устрашающее божество — Пернатая Змея, Кетцалькоатль. Кетцалькоатль повелевал сушей и стоял у истоков самого мироздания: согласно одному из местных мифов о сотворении мира, это был мерцающий свет в темной воде, скрытый под блестящими зелеными и голубыми перьями [183] .

183

См.: Пополь-Вух / Пер. Р. Кинжалова. М., 1959.

Кетцалькоатль — это, в той или иной форме, символ великой преемственности, которая проходит через все культуры, образующие общую цивилизацию Древней Америки, так называемой Мезоамерики, начиная с самого древнего ее народа — ольмеков — и до последнего великого расцвета ацтеков спустя более двух тысячелетий. Эта преемственность основана на общих богах, а также на приверженности скульптурным и живописным образам, остававшимся практически неизменными, как и в ранних культурах Древнего Египта.

Первое свое путешествие Кетцалькоатль совершил из глубин тропических лесов в первый великий город Мезоамерики, построенный на горном плато к северу от страны ольмеков. Теотихуакан, как он был впоследствии назван, был одним из крупнейших городов на Земле: около 450 года нашей эры он насчитывал более ста тысяч жителей [184] . В обеих Америках такого города еще не было, и те, кто его строили, те, кто возводили в его центре усеченную пирамиду из камня, подобную горе, ориентировались на окружающую величественную природу [185] .

184

Teotihuacan: Art from the City of the Gods. Exh. cat., Fine Arts Museum, San Francisco / eds. K. Berrin, E. Pasztory. San Francisco, CA, 1993.

185

Pasztory E. Teotihuacan unmasked: a view through art // Teotihuacan: Art from the City of the Gods. Op. cit. P. 46.